МЕССИЯ
он лежал, выраженьем необщим уткнувшись в канаву
под липким кустом боярышника
над которым лилово гудели тяжелые пчелы
над которыми солнце садилось орлом на железную крышу
и бежали к нему отовсюду махая кривыми руками
валютные снегурочки и стоеросовые евреи
апельсиново жмурилась на солнцепеке какашка
и укоризненно плыли по небу кудрявые брюки
тут он встал потянулся и пернул и взором окинул
и народам тупым объяснил как им следует жить теперь дальше
и народы попадали ниц исступленно икая
и предались инцесту и негрофилии и ныне
и присно и во веки веков
1993 г.
* * *
самый великий в мире народ это мы который
живет как хотит невзирая на упанишады и торы
в нашей братсой семье нет ни урода ни идиота
ни тем паче поэта, ни предателя нет и ни труса
каждый из нас как когда-то Павлик Матросов
телом отца готов закрыть амбразуру дота
1992 г.
* * *
я не буду падать духом я не буду падать телом
я не буду быть уродом без которого в семье
не бейте дети подземелья в барабаны перестройки
дуйте в трубы и гондоны! я не буду быть поэтом
1990
* * *
Мне взрыднулось, выйдя в чисто поле –
все вокруг знакомое до боли в животе, суставах и паху:
рыльца тополинные в пуху,
выстрелы из ружей журавлиных
и урчанье мраморных хрущей;
крепостная девка Кулеврина,
кладущая доску через ручей
(клев на том ручье на редкость клев);
щиплющие травку, хитро блея,
овцы — кои суть грядущий плов в ознаменованье юбилея;
облако, с которого упал –
роз благоуханней, слаще меда –
теплый перламутровый опал
ангельского свежего помета…
Я теперь у ангелов в опале
посему — лежу среди стихий
рыльцем перламутровым в опале
и рыдаю хриплые стихи.
1989-1990 гг.