Н.МЕЙНЕРТ: «ВООБРАЖАЕМОЕ, ЖЕЛАЕМОЕ И ОСЯЗАЕМОЕ»

КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО?
Где критерии нормальности или ненормальности нашей жизни? Как определить, в чем заключается счастье человека? Польский эстетик Татаркевич в оккупированной немцами стране в период второй мировой войны писал трактат «О счастье и совершенстве человека». Но был ли при этом счастлив сам? Т.е. знал ли по сути предмет разговора?
Впрочем, в поисках компетентности в столь сомнительной сфере придется, вероятно, перебрать множество кандидатов, и в конечном итоге результат все равно останется сомнительно удовлетворительным. Оглядываясь вокруг себя, замечаешь огромное количество людей, явно не восторженно относящихся к жизни. Начиная с кухонных перебранок, через недавно столь популярное критически-винное застолье до вагонных споров со случайными попутчиками — всюду настроении здравого (а то и не здравого) пессимизма то и дело берут верх над верой во всеобщее счастье всех и каждого…

А так ли уж скверно мы живем? Выпавшая мне великая доля жить в Советском Союзе избавила от необходимости сравнивать происходящее вокруг меня с иными системами и вариантами образа жизни, ибо представление о «потустороннем* ми ре имеется лишь весьма смутное, фрагментарное, случайное. Потому речь в данном эссе пойдет только о той шестой части суши, которая волею судеб оказалась в пределах видимости и доступности. Любые попытки найти за высказываемыми суждениями противопоставление типа «у нас — у них» не обоснованы. Ибо знание ограничено конкретными рамками — «у нас».

Вряд ли каша жизнь может быть описана краткими и сжатыми определениями. Она противоречива, неоднозначна и далеко не для всех одинакова. Но в своих наиболее универсальных проявлениях, этаком массовом стереотипе — хороша она или плоха?
Вероятно, ответ на этот вопрос (как и на множество подобных вопросов) не имеет смысла, но сама постановка его приобретает определенное значение в понимании происходящих вокруг нас процессов. Ибо мне кажется, что ключ ко многим частным вопросам лежит в глобально-философских абстракциях.
Попытаемся перенести сие суждение на человеческий язык.

Нас окружает масса вещей, мы что-то покупаем в магазинах, надеваем на себя, смотрим телевизор, оцениваем поступки других людей. У каждого есть свои критерии, как правило, разделяемые окружающими его людьми, по которым человек од но называет плохим, другое — хорошим, считает нормальным или ненормальным. Все это вместе складывается в образ жизни, формируется и этику и эстетику. Хо-
или этика повседневного бытия может очень существенно отличаться от различных декларируемых, пропагандируемых или просто желаемых той или иной от дельно взятой группой из донного общества. В конечном итоге образ жизни и прочие этические параметры определяются, судя по всему одной простой биологической формулой, они складываются таким образом, чтобы помочь человеку ВЫЖИТЬ.

На практике это означает примерно следующее: если деликатно пропускать спутника вперед (а такой этической нормы придерживались вежливые люди определенных кругов а периодом времени), то. при наличии больною непрерывного потока идущих рядом людей, постоянно пропуская их вперед, рискуешь в означенную дверь не войти вовсе. Следовательно, на ступает момент, когда необходимо протолкаться и отстоять свое право на вход. Нежелающие толкаться отходят в сторону и образуют отдельную группу «никуда не попавших». Для остальных же сложилась новая этическая формула: «Хочешь жить умей толкаться».

Человек, лузгающий семечки, например, в автобусе и тут же сплевывающий шелуху, вполне возможно а совершает, с точки зрения негодующего эстета, хамский поступок, но до тех пор, пока основная масса окружающих не приходит в видимое возмущение. если этим окружающим кровь от осознания нанесенного им — окружающим
оскорбления не бросается я голову, — все остается в рамках приличий, и поступок «нарушителя» представляется вполне НОРМАЛЬНЫМ. Нормальным, разумеется. с позиций господствующих норм общественного мнения.

Именно такие «нормальные» (т.е. прием лемые. способствующие удобству жизни в конкретной ситуации каждого конкретно го индивида) взаимоотношения склады в» ют с я в РЕАЛЬНУЮ этику нашего поведения. То же самое относится к одежде. Например, сколько бы ни «извращался» Зайцев и компания его французских подражателей в театре якобы повседневной моды, люди носят то, в чем они. во-первых, могут передвигаться по улицам, ездить в транспорте, не застревая при этом в дверях и не вызывая недоуменных взглядов прохожих, в моде, по тем или иным причинам. не приобщенных; во-вторых, пользуются одеждой, до которой они, посредством магазина, блата или других вспомогательных средств, способны дотянуться. Аналогичные вещи происходит с едой, мебелью. жилплощадью.

Все это слагается в КУЛЬТУРУ в самом широком смысле этого слова. Поскольку степень нашей воспитанности и наши возможности чего-либо добиться и материальном плане не всегда находятся на одинаковом уровне, — в рамках подобной культуры в целом возможна некоторая стратификация (т.е. расчленение ее на разные уровни). В то же время наличие целого ряда общих черт позволяет давать некоторые обобщающие характеристики, так или иначе присущие большинству ее представите лей. Таким образом, человек с семечками (в рамках данной культуры) является вполне культурным.

Пошли дальше. Коль скоро сложилась искам культура пашей повседневной жизни, она нуждается в некотором отражении в сфере духовной. Т.е. должно существовать и связанное с таким миром искусство. Опять-таки, не искусство в высоком смысле, не абстрактные эстетические эталоны и образцы красоты, а реальное отражение, запечатление сложившихся норм поведения, повседневной этики и эстетики. И в этом случае, видимо, прикладной характер подобных произведений искусства оказывается весьма важным, ибо они помогают выполнить все ту же биологическую задачу: выжить.

Произведения современною искусства могут быть разделены на разные уровни потребления и созидания (аналогично стратификация в сфере самой культуры). В зависимости от поставленных задач от такого искусства требуется помочь разобраться в происходящем, приобщить человека к тем взаимоотношениям, которые сложились в обществе (т.е. познакомить с существующими эти четкими и эстетическим», канонами); стать трибуной для обкатки новых идей и соображений, созревших в той или иной группе современного общее тан: в некоторых случаях выполнять роль «красивой мечты», позволяющей уйти от грубых реалий повседневности в мир абстрактных гармоний и красоты или просто в мир иллюзий.*

Я прошу простить меня да несколько вульгарное философствование и сознательную примитивизацию процессов далеко не столь однозначно простых, но подобная грубая схема, может быть, выполнит свою функцию наглядной иллюстрации для понимании всей весьма не простой картины.

Во всяком случае, из предлагаемой ситуации (так, как я ее понимаю) следует одни очень существенный вывод: не искусство определяет уровень сознательности, разумности и деликатности наших сограждан, а наоборот, все, существующее в на шей обыденной жизни — хорошее и плохое, воплощается в соответствующем искусстве. Оно, являясь своего родя социальным барометром, отражает степень болезненности и здоровья того общества, которое такое искусство порождает.

Разумеется, это снова схема. И сама постановка вопроса очень напоминает знаменитый силлогизм: «Что раньше — курица или яйцо?» Ибо в логике взаимоотношений все факторы являются обоюдными.

* Высказываемые здесь соображение, а принципе, не слишком оригинальны. Нечто подобное, лишь в измененном контексте, можно найти у Фромма: «Утратив способность действовать под влиянием инстинктов, но обладая самосознанием, разумом и воображением — новыми качествами, превосходящими способность и инструментальному мышлению даже самых разумных приматов. — человеческие существа, чтобы выжить, нуждались в СИСТЕМЕ ОРИЕНТАЦИИ И ПОКЛОНЕНИЯ. Без карты нашего природного и социальною мира — некоей определенным образом организованной и связанной картины мира и нашего места в нем — люди просто растерялись бы и были бы неспособны и целенаправленным и последовательным действиям, ибо без нее невозможно было бы ориентироваться и найти отправку в точку, по ж о лающую упорядочивать все обрушивающиеся на каждого индивида впечатления. Наш мир становится осмысленным, и мы обретаем уверенность, когда наши представления согласуются с тем, что нас окружает. И даже если карта мира пожив, она выполняет свою психологическую функцию. Но карта мира никогда не бывает совершенно ложной, точно так же не бывает она совершенно правильной. Она всегда достаточна как приблизительное объяснение разнообразных феноменов. чтобы служить жизненным целям». (Э.Фромм. «Иметь или быть». М„ Прогресс, 1986. c.160).

И все таки оставаясь на позициях вульгарного марксизма, рискну вернуться к хорошо (даже слитком хорошо) знакомой формуле — «бытие определяет сознание». Какими бы идеалистически розовыми не выглядели провозглашенные высоким искусством гуманистические идеалы, они приживутся и найдут соответствующий отклик только в случае совпадения с реальной практикой повседневного бытия (т.е. окажутся необходимыми, близкими, понятными конкретному человеку, помогут ему в решении его личных и вполне земных проблем).

Логика формировании той самой повседневной культуры (духовной и материальной) о которой речь шла выше, мне кажется, нами практически не понята. Одно время даже об искусстве-то говорили как о факторе, способном повлиять на процесс ее эволюции, как эволюционирует само искусство пожалуй, свидетельствует об обратном. Вообще, в понимании глобальных социальных процессов, а главное — и попытке управлять ими, мы иногда напоминаем обезьяну, забравшуюся в кабину космического корабле и в подражание однажды виденному «хомо сипиенс», нажимающую с весьма умным видом самые различные кнопки, абсолютно не подозревая или весьма смутно догадываясь о возможных последствиях. Самолеты и поезда уничтожили понятие расстояний (или, по меньшей мере, существен изменили наше представление о них), телевизионный бум повлиял на критерии познания, ЭВМ вторглась в представления о реальном. Каждое новое поколение, вырастая в принципиально иных условиях технологического окружения повседневной жизни, формирует свое собственное понимание мира, внося каждый раз трудно предсказуемые коррективы в ценности предшествующих периодов. Логика мышлении, уровень воображения, отношения абстрактно го и конкретного отличаются от поколения к поколению. И в конечном итоге выливаются ? продукты духовного творчества той степени глубины и красоты, которая доступна данным людям, данному времени. Называть это искусством или как-то еще — дело вкуса. Но именно через подобные результаты духовного самоанализа, через великие и убогие итоги отвлеченного творчества лежит путь к пониманию ЖИЗНИ – такой, как она есть

КОГДА-ТО ТЫ БЫЛ БИТНИКОМ. У-У-У…
Виктор ЦоЙ и группа «КИНО»

Давайте вернемся к началу. Каков же наш быт и так ли он плох, чтобы бить тревогу?
Можно сколько угодно возмущаться серым миром стандартных городских ново строек, сетовать ив отсутствие элементарного, негодовать в случае проведения неуважения к человеческой личности, ибо все это действительно имеет место. Но кто знает, не является ли куцая, примитивно распланированная современная квартирка с постоянными перебоями в снабжении горячей и холодной водой пределом мечтаний для обыкновенного работяги, еще сто лет назад обитавшего в убогом бараке или полуподвале? А если взглянуть на времена более отдаленные?
«…В те времена, когда большинство детей умирало но младенчестве, а половина женщин — родами, когда эпидемии уничтожали поголовно все взрослое население, когда редкая рана заживала и когда не зарубцовывался окончательно почти ни одни шрам …» М да…

Что ж, может остается возблагодарить современную медицину, какой бы она ни была, восславить массовое градостроительство, давшее — какой-никакой — а псе таки кров (иногда даже с горячей водой, пусть с оттенком желтизны и не совсем приятным запахом)… В общем, все вышесказанное должно способствовать доказательству одной простой мысли: наше время — не лучшее и не худшее, а такое, какое есть.

Решив определенную часть проблемы, связанной с обустройством не только элитарного бытии, но и действительно массового быта, мы оказались на грани экологического краха. Катастрофы, типа Чернобыльской, глобальной угрозой нависли над человечеством. «Не только разум тысячелетий, но и их безумие проявляется в нас — опасно быть наследником» (Ф Ницше).

И в конечном итоге из всего этого рождается наше искусство: музыка новых микрорайонов и уличного грохота, поэзия очередей и газетных столбцов, живопись городов и консервированных продуктов, литература новостей, эрудиция незнания, эклектизм образования, красота дисгармонии, одухотворенность моды… Тут вам и этика, и эстетика, и философия, и высокие идеалы, и интеллектуальное познание.

Получается так, что наше рассуждение проделало очередной круг, и мы снова вернулись к искусству как к отражению жизни, только теперь вне категорий «хорошо» или «плохо».

Что же можно сказать по поводу этого нашего современного искусства? Не претендуя на полноту картины (а мыслима ли такая полнота?) попытаюсь выделить ее составные части, которые имеют непосредственное отношение лично к моей жизни и так или иначе соотносимы с пониманием общих социальных процессов. И здесь, наконец-то, в сферу внимания попадает ради чего, собственно говоря, и написана эта статья — РОК МУЗЫКА.

Вероятно, нет никакой необходимости в очередной раз объяснять, что рок-музыкой мир современной духовной культуры не ограничивается, что помимо нее существует еще множество других путей самовыражения личности и отражения происходящих вокруг процессов, возможно — более, возможно менее значительных. Но шумиха, связанная с выделением особым вниманием молодежи, эпатажность и скандальность всяческих рок-дел, невероятный интерес к простейшим музыкальным формам (а попросту — мода на музыкальные увлечения) все это как-то вывело рок-музыку на первый план, вполне возможно, что лишь на определенный промежуток времени…

Итак, рок… Его появление в нашей жизни вполне логично, закономерно, и по-своему. неизбежно. Исходным пунктом в понимании этой логики может быть музыковедческий анализ, исходищнй собственно из зволюции музыки. А может — социально-философский подход, связанный с пониманием тенденций в развитии современного общества. Как бы ни были категоричны некоторые музыканты в предпочтении, отдаваемом музыке как таковой, рок остается не в последнюю очередь социальным явлением. Что же это значит?

Музыка в данном случае является лишь средством для выражения, изложения неких идей, непосредственно связанных с нашим бытием. И. однако ж. странными могут показаться на первый взгляд эти идеи… Впрочем, попробуем по порядку. Рок-музыку обычно связывают с как-то вдруг «у нас» (и не вдруг «у них») возникшим вопросом о молодежи. А что если взглянуть на вещи чуть шире? Не молодежь, а поколение?

При внимательном взгляде иа аудиторию рок-концертов в Эстонии или. например, где-нибудь в Подмосковье, Ленинграде, Новосибирске бросается в глаза, что эстонская публика намного моложе. Еще раз хочется подчеркнуть, что речь идет о рок-концертах, ибо попе собирает малолеток всюду и с одинаковой интенсивностью.

Сейчас нет необходимости разбираться в причинах возрастных колебаний зрительской среды, отметим лишь сам факт различий. Итак, только ли для молодых рок-музыка? Ветеранам западных рок-дел перевалило за 40, а многие из нас — на грани 30. И в то же время интерес к року не становится этаким компрометирующим увлечением, как, скажем, соска для подростка или игра в солдатики для взрослого человека. Рядом с лысеющими джазменами встают седеющие рокеры, и картина эта хотя, возможно, и грустная, но совсем не смешанная.

Значит, рок движетсв с поколением. Но откуда же беретси эта иоколенческая культура и существовала ли она раньше?
Сам термин, насколько мне известно, введен в обращение немецким социологом К.Мангеймом в тридцатых годах текущего столетия. А вообще социология молодежи как отдельное исследовательское направление сгала формироваться в начале века, когда появились первые работы, посвященные непосредственно изучению молодежных групп. Первоначально они имели явный психологический уклон. «Первые работы, претендовавшие на научное и систематическое изучение молодого человека, появились в начале 20-х годов. Речь идет о довольно объемистых книгах: Ш.Бюлер (1922). Э.Шпрангера (1924), О.Тумлирца (1921), Ф.Хоффмана (1922), Т.Цнена (1927).’ Сюда же можно приба вить работы С.Холла, начиная с его вышедшей в Лондоне в 1905 году’ книге «Юность». Дальше больше. Уже к середине века социологии молодежи стала вполне естественным направлением в общем гуманитарном развитии.

Впрочем, сама по себе социология и так не бог весть какая древния наука, потому факт вычленении какой-то группы населения хотя н сиидстельетиует об определенной

* Критика буржуазных теорий молодежи, М., «Прогресс», 1982, с.38.

Форма альтернативного (неформализованного) существования, первоначально в своих самых простых формах, должна быть сведена к элементарной константации реальных проблем под критическим углом зрения. На фоне безоблачной официальной прессы такой подход уже сам по себе представлялся актом гражданской смелости и в немалой степени способствовал росту авторитета рок-исполнителей.

В этом отношении рок-музыка в чем то родственна сатире. Только сатира находилась под явным контролем, а рок существовал сам по себе в любых сложных внешних условия».

Потому, кстати, на содержании рок музыки лишь косвенно отразились всякие перестроечные дела, ибо перестраиваться ни до тем. кто в предшествующий период чего-то себе понастроил — в соответствии с принятыми тогда мерками. Рок музыка же в этом архитектурном сооружении занимала, практически, то самое место, которое ей отвели после переоценки ценностей в середине 80-х годов. Т.е. занимала «свое» место. Так что, если кино, литература и прочие структурированные элементы сложившейся культурной системы нуждались в определенном внутреннем перевороте, то рок только вышел на оперативный простор таким, каким он сложится в недрах нашего культурного бытия. Нельзя сказать, чтобы такой процесс оказался совсем без болезненным, но все равно, то была не перестройка, а лишь дальнейшая эволюция

Из обозначенной выше «критичности» вытекает следующая отличительная черта советского рока — антиэстетичность. Т.е.. если смотреть на вещи трезвым взглядом, они далеко не всегда предстают в привлекательном виде. Потому категория «красоты» была принесена в жертву реализму, и жизнь подавалась во всей ее неприглядности иногда даже с сознательным подчеркиванием этой неприглядности. Впрочем, «безобразное», с точки зрения некоторых ученых-обществоведов (А.Ф.Лосева, например», тоже является категорией эстетик. Таким образом, эстетика рок — это эстетика видимой авторами реальности, какой бы несимпатичной она — реальность — на первый взгляд ни казалась…

В то же время каждый человек, вне зависимости от того, претендует он на самостоятельное творчество или нет, реальность видит и ощущает по-своему. Следовательно, объединенные общей потребностью высказать свое отношение к чему бы то ни было, представителя рок-культуры могли расходиться (и очень существенно) в самом содержании этого отношения. Кроме того, за подобным отношением еще стаяло и различие в образе жизни. И, как результат, — неоднородность рока. Он не является ни единой религией, ни универсальной философией. Вселенский гуманизм соседствует с эгоистичной самовлюбленностью, а призыв к любви и миру сменяется угрозой иасилия и злостью. Плюс, разумеется, весь возможный диапазон промежуточных точек зрения. Потому рок ПЛЮРАЛИСТИЧЕН. Каждый высказывается по поводу наиболее важных, с его точки зрении, проблем конкретного бытия данного человека, а цело остальных (зрителей, слушателей) соглашаться или нет. Отсюда и критерий популярности, успеха и даже, если хотите, профессионализма: умение сказать то, что важно, понятно н значимо для других. В зависимости от таланта и глубины пли умения использовать конъюнктурные настроения численность этих, других, может быть больше или меньше. Следовательно, профессионал а роке это тот, кому есть что сказать обо всем видимом вокруг, и он умеет это делать достаточно эффектно, используя любы.- вспомогательные средства. Отсюда вытекает достаточно размытое отношение непосредственно к музыке она может быть и не быть в творчестве того или иного конкретного и даже очень популярного рок-исполнителя. Ведь ему важно не столько правильно и четко сыграть, сколь ко в очередной раз утвердить свое право на лидерство. Если ему для этого нужен виртуозный аккорд, он пользуется им; если же на его позицию работают какие-либо театральные приемы — музыка может отступить на второй план. Таким образом, отнюдь не уровень музыкальной грамотности определяет ведущих музыкантов рока, а умение воспользоваться всеми доступными средствами для доказательства своей правоты. Музыка, разумеется, занимает одно из основных мест, но совсем не становится при этом самоцелью.

Сочетание критической сатиры с размытыми понятиями о музыкальном профессионализме (т.е. отсутствие критериев непосредственно эстетической гармонии столь важных для любого высокого искусства) приводит к тому, что конечный продукт подобного творчества приобретает гротескный характер, а общая творческая обета но в на напоминает балаган. Но именно этот балаган, как оказывается, является наиболее точной микром оде лью большей части сложившихся в повседневном мире форм бытия. Ну как иначе можно воспринимать принцип глобальной взаимозаменяемости, когда филолог работает инженером, инженер занимает место рабочего н прочие подобные перестановки в формальном и реальной штатном расписании. На этом фоне вполне естественно выглядит архитектор ставший музыкантом, выпускник консерватории. оформленный кочегаром. Искусство как продолжение бытия…

А если вспомнить вузы, которые не учат химчистки, которые ничего не очищают, такси, которые соглашаются не везти (или везут туда, куда удобно им) — и еще массу всем нам хорошо известных мелких и крупных деталей нашего повседневного обихода. то музыка, которая не является музыкой, представляется вполне логичным явлением.
Разумеется, далеко не все в нашей жизни достигло степени полной профанации, но рок-реалии во многом продиктованы именно этой стороной всеобщею прогресса. Опять таки, имеет смысл подчеркнуть, что любое сравнение нельзя абсолютизировать и предлагаются лишь схемы, но схемы, отмеченные печатью очевидного внешнего сходства.

Даже отдельные нюансы сложившейся культурной практики стили настолько прочным элементом общих характеристик творческого процесса, что воплотились в самостоятельные направления. Например, традиция ЦИТИРОВАНИИ. Кто из выпускников любого советского института (или так называемого университета) миновал заучивание цитат классиков в ходе обязательного знакомства с диаматом и истматом (или каким-либо другим «матом»)? А газеты? А вступительные главы к книгам на самую, казалось бы, отвлеченную тему? Не говоря уже о диссертациях… Менялись авторы обязательных и желательных цитат, но вырванные «с мясом» из контекста фразы ложились в основу полу чаемого образовании, становились критериями знания, эрудиции. И как результат «цитирующий» рок. Речь идет не о плагиате, вовсе нет. Цитата органически вписывается в новое произведение, становится одним из кирпичиков, при помощи которых строится нечто совершенно новое и оригинальное искусство новой эпохи.

Рижская группа «Цемент» (чего стоит само теплое и трогательное название, на поминающее нам не только о романе Гладкова, но и о традиционных заботах индустриальных гигантов) соединяет тексты песен из сборника «С песней по жизни», из данного в 60-х годах, и металлические мелодии 00-х. Цитата из недавнего прошлого в контексте культуры нового поколения… Свою интерпретацию наследия тех же лет предложила московская группа «Центр». Ленинградский «АВИА» на полном серьезе напоминает об обстановке масскультовских зрелищ 30-50-х годов: гротескность общего впечатления создается при помощи «больших» и «малых» цитат из прошлого, вкрапленных в собственные произведения В данном случае нельзя говорить о стилизации или воссоздании обстановки минувших лет ,речь идет о нас и нашем отношении к культуре, отголоски которой слышны и сейчас.

Различного рода музыкальные вставки из известных произведений (или напоминающие об этих произведениях музыкальные приемы) также можно встретить в арсенале тех или иных рок-групп. То же самое относится и к текстовым заимствованиям. «ДК», «Браво», «Секрет» — очень разные, ио так или иначе связанные с «культурой цитирования» модификации. Эстонская группа «Ванемыде» исполнила я собственной аранжировке песню «И люблю тебя, жизнь», разбавив ее цитатами из репертуара «Европы» и «Боланд, Боланд»… В общем цитировать мы умеем, а при случае даже достигаем в этом известного блеска и совершенства.

Как вы могли заметить, что от общих ха рактеристик рок-культуры разговор посте пенно перешел на ее чаетпые проявления. Понятно, что плюралистичиость подразумевает хотя бы небольшое упоминание

* В этом отношении любопытны некоторые тексты профессиональных групп, которые стремились внести свой вклад в дело, ставшее своего рода «модой» всеобщего критицизма. Например, группа «Форвард» поведал о том как «мы все дружно тянули руки» (я возможно, не совсем точен в цитате, но смысл именно таков). Так вот, не МЫ, а ВЫ тянули эти ваши руки — «Форвард» как бы подписался в собственным отказом от принадлежности и рок-культуре, ибо представить, к примеру, Борзыкина или Шевчука а традиционном пиджаке с галстуком и с безропотным единогласием восхваляющих очередной шедевр бюрократизма — одинаково трудно мак до, так и после периода санкционированной критики, начавшегося в середине 80-х годов.

** Имеются в виду рассуждения Лосева об «обратной стороне титанизма» в «Эстетике Возрождения». Справедливости ради надо от метить, что большинство наших академических исследователей придерживаются противоположного мнения; см. например А.В.Гулыга. Принципы эстетики. М., Политиздат, 1987 г. С. 86-104. Не вдаваясь в схоластику научных споров, хотелось бы подчеркнуть, что я данном случае под антнастетизмом понимается не столько эстетическая канонизация уродства, сколько происходящее постоянно смещение понятия «красоты» в общественном сознании, когда, казавшееся ранее дисгармоничным и раздражающим вкус, становится «нормальным» и даже определяется как «красивое». Рок-культура преданно следует за реальными на данный «момент представлениями об эстетичном и неэстетичном, противопоставляя их желаемым идеалам сторонников различных (пусть и очень гармоничных! частных концепции эстетического, оторванных от, простите за грубость, эстетики повседневной жизни — т.е. секционной мебели, обвалившейся штукатурки «челюстей» Калининского проспекта в Москве, кастрюли иа кухне и т.д. до бесконечности.

ной значимости и обособленности этой группы, все же не означает, что и обществе именно в это время происходили какие-то особые процессы, связанные с формированием и выделением, в данном случае — поколенческой культуры. Тем более что можно вспомнить различные высказывания из прошлого. Например, такую надпись, сделанную ив гробнице одного из египетских фараонов: «Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим. Истину отбросили, обычаев не признают. Никто их не понимает, и они не хотят, чтобы их понимали, несут миру погибель и станут последним его пределом». В более близкие нам времена появились классические «молодежно-прблемным» произведения типа «Эмиля» Жан Жака Руссо или несколько менее показательные, но где-то из аналогичной сферы «Пуллиа» Бульвер—Лаптопа. Наиболее убийственный аргумент — тургеневские «Отцы и дети». Выходит, молодежная тематика не нова и ее болезненная острота восходит к древнейшим временам?

Может, это и послужило основанием для формулирования американским социологом Т. Парсоном в его теории структурного функционализма специфической особенности молодежи — стремления занять носко per место старших при всяческом нежелании старших это место до соответствующего уровня зрелости молодых людей уступать. Так что конфликт поколений — результат естественного процесса так называемой социализации, который при различных условиях может либо обостряться, либо смягчаться..

Не пытаясь тягаться со столпами мировой социологической мысли, рискну высказать несколько иные соображения на этот счет Если раньше, у всяких там Руссо и Песталоцци речь шла о ВОСПИТАНИИ молодого человека и связанных с этим – ох не простым процессом то рецидивах, то в какой то момент выяснилось ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕ людей разных возрастов, разных поколений. Тургенев в этом отношении выступает как бы предтечей, отметив подобные, относительно новые для общества, тенденции аж в середине прошлого столетия. Не место, предназначаемое молодому человеку в сложившемся социальном укладе, я принципиальное нежелание принимать предлагаемый уклад стало камнем преткновении во взаимоотношениях «отцов» и «детей».

Понятно что подобные заявления нуждаются в гамом мнительном обосновании. Для того, чтобы не перегружать данную статью многочисленными теоретическими отступлениями (их уже и без того здесь хватает), осмелюсь графомански отослать, всех заинтересованных в детальном знакомстве с нюансами предлагаемой часты общей излагаемой концепции к одной собственный статье, вышедшей в сборнике е сумасшедшим тиражом — 400 тыс. экземпляров. Во всех отношениях сугубо научный и серьезный сборник этот называется «Опыт изучения тележурналистики и общественного мнения». Таллинн, «Периодика». 1987. Там, на страницах 41-51, и анализируется логика формирования поколенческих культур.

Поэтому позволим себе в данном случае ограничиться некоторыми простыми констатирующими фактами: современная технологическая среда, интенсивность происходящих в обществе изменений, постоянно меняющиеся критерии биологической и социальной активности и выживаемости, неумение «старших» самим адаптироваться в новых условиях и, следовательно, лишь относительная значимость их собственного социального опыта для последующих поколений (то бишь собственных детей) — все кто, а также множество подобного рода милейших преобразований приводят к тому, что через относительно небольшие (по сравнению с прошлыми веками) промежутки времени мы имеем весьма сильно изменившиеся социально-психологические ус ловив жизни 1юдей и. соответственно, каждый раз формируетсв новый человек с мировоззренческой позицией, определен ной уже этими новыми условиями. Так складывается поколенческая культура. Чем интенсивнее происходят отмеченные процессы, тем «необычнее, масштабное вы ГЛЯДЯ и их культурные последствия. Рок-культура имеет все основании быть отнесенной к таким последствиям.

Таким образом, рок музыка — неизбежное следствие нашей общей эволюции или, если хотите, прогресса, коль скоро это слово стало синонимом научно-технического покорения мира. Попытки вернуться к истокам, возродить исконные традиции имеют такой же шанс на реялизация, как уговоры всех поголовно выбрасывать свои телевизоры. Часто упоминаемый здесь Руссо уже звал людей «обратно в пещеры». Во всем этом может и скрывается рациональное зерно, но его совету последовали немногие… Компромиссное примирение с телевидения с язычеством в конечном итоге формирует в массовой сознании удобоваримый рулет в русле нового витка эклектичной поколенческой культуры. Этакий Рублев в духе американского стайлинга… (Понятно, разумеется, что иконопись – это уже язычество, но «все смешалось в доме…» — я так далее).

Лучше или хуже стало каждому конкретному человеку от развитии всяческих прелестей цивилизации — вопрос отдельный, но и пещеры он возвращаться не желает и отказываться от телевизора, судя по всему, пока тоже не согласен. А дома, рядом с новеньким видеомагнитофоном уже подрастает представитель нового акселеритивного поколения, и кто возьмется вреде оказать, какие изгибы мозговых извилин окажутся задействованными на этом очередном витке нашего освоения природы. Но поколенческая культура входит я нашу жизнь через детское восприятие и остается несмываемым следом образования, знания, общения. От печатного слова к визуальной информации (а это во многих отношениях принципиально иной уровень формирования человеческого мышления), к компьютерной реальности, к собственной философии, к поколенческой культуре, отражающей все, чего достигло и что осознало предыдущее поколение…

Я БОЮСЬ ДУМАТЬ —
НАВЕРНО Я ТРУС.
ДЕНЕГ НЕТ.
ЗАТО ЕСТЬ — «ПРИГОРОДНЫЙ ВЛЮЗ».
МАЙК Науменко и группа «ЗООПАРК».

Что же именно принес с собой рок как форма поколенческой культуры?
Опять-таки, не вдивиясь о сложный вопрос, что же свойственно року «у них», попытается выявить некие обобщающие признаки нашего рок-бытия.
Итак, это форма нашей поколенческой культуры, отражение реальных сложившихся условий повседневной жизни.
Вполне возможно, что значительная часть описываемых особенностей советской рок-культуры свойственна не только року, и так нлн иначе накладывается на все виды и формы современного искусства. Однако именно на рок-музыке разного рода парадоксы бытия отражаются особенно контрастно.

Итак, в первую очередь, вероятно имеет смысл выделить КРИТИЧНОСТЬ содержания рок-культуры. Она идет через отрицание и неприятие (что, вообще, одно из основных свойств большей части модификаций поколенческой культуры). Традиция критического отношения ко всему ири- суща европейскому стилю мышления. Здесь все философы периодически занима лись тем. что отрицали своих предшественников, ученые стияили под сомнение труды коллег а каждый последующий политик обвинял предыдущего. Совершенно очевидная линия преемственности осталась внутренним стержнем, на который нанизывалась внешняя оболочка принципиального изменения всего и вся. В конечном итоге, совсем не удивительно, что на очередном нитке сложившаяся поколенческая культура стала исходить из неприятия установившихся правил и поставила под сомнение саму логику передачи социальных функций от поколения к поколению.

В наших условиях подобная критичность получила и дополнительное подкрепление в виде гражданского нонконформизма, связанного с почти полным отсутствием критики я средствах массовой информации. Рок культура, которая по самой своей сути не поддавалась формализации и постоянно выискивала любые возможные частных составляющих. И если критичность остается более-менее универсальной чертой значительной части направлений в нашей рок-музыке, то практика цитирования лишь частность, далеко не всегда соотносимая со всем роком. Так дают о себе знать те самые конкретные особенности мышления, бытия, образа жизни, которые и порождают различия среди представите лей рок культуры.

Прежде чем приводить другие подобные частные иллюстрации, рискну предложить некоторые, существенные с моей точки зрения, отличительные особенности, определяющие отмеченные выше различия в подходах.

По сути, мы все живем одной общей нашей советской жизнью, все стороны которой регламентируются существующими идеологическими установками, конкретным воплощением которых являются Конституция СССР, действующее (или недействующее) законодательство, система управления (реальная и показная), административно хозяйственный механизм. Список этот, вероятно, можно продолжать и дальше дело не в его полноте, а в пояснении, о чем в принципе идет речь. Так вот. при на личин неких общих основ, конкретная интерпретации этих основ в разных регионах и для разных групп населении может весьма существенно варьироваться. В результате получается, что мы вроде бы все живем одной жизнью (регламентируемой общими установками), но в разных ее частных модификациях (связанных с шпротой личных возможностей). Условия жизни в Куйбышеве или Ростове-на-Дону. Например, могут существенно отличаться от московских, хотя и продиктованы, вроде бы, одними и теми же исходными идеологическими установками. Даже в границах одного (бы) города (или района) возможности у представителей потомственных барменов или водопроводчиков оказываются несколько иными, чем. скажем, у инженеров с высшим образованием или низкооплачиваемой категории рабочих. Особую прослойку составляют представители руководящего звена администрации. И опять-таки не следует упускать из виду, что бармены Москвы или Таллинна, судя по всему, отличаются от своих коллег того же Куйбышева или Ростова-на-дону, и так далее…

Так «формируется структура, котирую условии можно назвать стратифицированной. И у каждого на представителей полученные страт существует свое представление о жизни, свои ценности, моральные критерии, нормы поведения и показатели успеха. Соответственно, каждый заказывает свою музыку, т.е. ищет в современном (желательно модном) искусстве эквивалент своим представлениям.
Социологические результаты, которые окапались в пределах доступности (а касаются они, в основном, Эстонии), свидетельствуют, что привычная разбивка на социальные группы (рабочие, крестьяне, интеллигенция и т.н.) далеко не в полной степени отражает реальное распределение интересов и возможностей. Интеллектуальный потенциал, равно как и ориентация на потребление зависит иногда не столько от образования, сколько от уровня дохода в семье. Во всяком случае, если говорить конкретно о рок-музыке, то за различными ее направлениями стоят, пожалуй, следующие социально-демографические показатели: ВОЗРАСТ, УРОВЕНЬ МАТЕРИАЛЬНОЙ ОБЕСПЕЧЕННОСТИ, МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ (или формирование того или иного музыканта как личности.

Место проживания в конечном итоге определяет РЕГИОНАЛЬНОСТЬ рок музыки. Причем, сказывается влияние не только специфических материальных и духовных возможностей конкретного города, но и степень «зажатости», регламентированности местной жизни иными словами, нисколько лояльны местные власти к раз личным проявлениям неформализованной культуры, нисколько соответствует стиль руководства реальному пониманию конкретных местных проблем. Наконец, на рок-музыку накладывают свой отпечаток и существующие культурные традиции тоже далеко не всегда одинаковые в разных регионах пашей необъятной страны; и особенности психологического микроклимата связанные, например, со статусом «нерлфернйиой столицы» (Новосибирск столица Сибири, Свердловск — Урала: плюс, разумеется, официальные столицы союзных республик со своими национальными особенностями), сохранившийся колорит местной интеллектуальной жизни, авторитет живших или живущих проедав ленных деятелей искусства и так далее…
Помножив средний размер заработной платы на ассортимент магазинов или количество архитектурных памятников на квартирную очередь, получим некий мистический коэффициент уровня локальных радостей и удовольствий.

Даже обращение к прошлому может принимать разную форму. Согласитесь, что эстонский «Модерн фоке» и ленинградский «АВИА» очень по разному воспринимают искусство эпохи 30-х годов. В то же
время обращение к общему для всех (по общей атмосфере духовной жизни) периоду 50-х порождает, примерно, схожие ассоциации — в том мы могли убедиться на примере таллинской группы «Ванемыде» или рижскою «Цемента».

Иное дело, когда речь идет о проблемах сегодняшних и их понимание, остроте, сложности. Тут картина прямо-таки обратная: одно и то же внешнее проявление контр культурных настроений воплощается в совершенно разные по содержанию модификации. Наиболее наглядной иллюстрацией служит, пожалуй, сравнение содержательной направленности такого течения, как панк в Эстонии и Сибири. Если в прибалтийской республике панк стал наиболее резкой формой противодействия общепринятым стандартам поведения («все одеваются в одинаковые дорогие одежды, ставшие униформой для молодых людей. притворяются, что любят и понимают искусство, а сами озабочены лишь шмотками — потому имеет смысл противопоставить им всем иную одежду, иное искусство, построенное на отрицании их критериев, вызывающее поведение и так далее — схематичное обобщение философия эстонского панк-рока), то в тех краях, где сами условия существования были намного жестче регламентированы, панк принял форму политического протеста, иногда да же с явным интеллектуальным уклоном (группа «БОМЖ» из Новосибирского Академгородка или «Гражданская оборона» из Омска. «Инструкция по выживанию» и Тюмени). Т.е. пользуясь очень точной формулировкой «Калинового моста» «Нужен отпор на культурный террор». Чем напористее террор, тем сильнее отпор. И, в конечном счете, и то, и другое тоже зависнет конкретных особенностей региона и методов местного управлении (или самоуправства).

Так и получается, что даже сами рокеры не всегда в состоянии понять друг друга Москвичи в принципе не принимают упрощенческие настроения ленинградцев; и те и другие с удивлением взирают на разной рода периферийные образования (и хорошо, если удивление не перерастает в снобизм). А по сути, каждый говорит как уме ет о том, что его волнует. Понимание достигается на уровне общих (универсальных, глобальных как бы мы их ни назвали) проблем, более менее затрагивающих всех представителей контр-культурных процессов в нашей стране. Или еще одна возможность — перенос трактуемого по-своему содержания ни собственную позицию. Т.е. само содержание творчестве того или иного исполнителя воспринимается не адекватно авторскому замыслу, а так. как это легче и понятнее данному слушателю или группе слушателей. В текстах, в музыке, в таком случае, видится не то, что туда заложено, а то, что хочется увидеть.

Жертвой подобною переосмысления становится, в первую очередь, весь импортный материал, который полностью укладывается в прокрустово ложе доступных нам ассоциаций, соотносится с известным нам миром. А мир этот может весьма существенно отличаться от того, в котором обитает творец-автор. Кстати, потому все разговоры о чуждом влиянии, о переносе с Запада о бездумном подражании и прочая, и прочая не имеют особого основания; перенимается только то, что нам необходимо, близко и соответствует логике нашего восприятия, нашему мироощущению. На каком бы языке ни звучал текст, к какой бы национальной традиции — английской, французской или итальянской ни принадлежала мелодия, получив популярность у нас, она становится элементом нашей современной культуры (опять-таки — культуры в том смысле, какой отмечался выше, в начале статьи), укладывается в повседневные стереотипы н выполняет какую-либо необходимую функцию в общественной жизни Риги ростра ценность и содержание этих стереотипов опять-таки зависит от особенностей региона и разделяется как бы на два уровня: всесоюзные, к региональные.
В качестве примера разного отношения к музыкальному материалу приведу еще один факт: сделанная металлической группой из эстонского городка Выру «Хетеро» аранжировка песни «Полюшко-поле» (инструментальная композиция) выглядела вызовом в Эстонии (гротескное использование одной из «святынь» привнесенной русской культуры) н совершенно иначе воспринималась ив концертах в Москве, где публика видела в ней очередную эквилибристическую уловку с компромиссной интерпретацией песен в «народном» духе. Вероятно, чтобы московский эффект был эквивалентен производимому в республике. необходимо было сделать «металл» по крайней мере нз Гимна СССР.
Сейчас нет возможности проследить, как именно те или иные особенности местного бытия отражаются в творчестве отдельно взятых рок-групп (статья на ату тему ждет часа своего опубликования в издательстве, кажется. «Музыка» — в сборнике «Музыка России» за 1988 год». Потому ограничимся констатацией самого принципа и пошли дальше.

Вряд ли удастся в рамках одной относительной небольшой и уже разбухшей вне всякой меры статьи подробно остановиться на всех представимых характеристиках рок-культуры. Ее эклектичность подразумевает наличие такого множества составляющих элементов, что подробный анализ мог бы составить целый том. Причем, написанное в нем касалось бы не столько роки, как такового, сколько отраженных в нем особенностей нишей очень интересной повседневной жизни. Пока лишь намечен общий путь и логика подхода… Как и было обещано, непосредственно о музыке не проняиесепо ни слова, ибо ограничение установкой на рассмотрение социальной роли музыки не всегда выводит на имманентные проблемы искусства-

Мне бы не хотелось, чтобы предлагаемая концепция воспринималась как некий навязываемый абсолют — это скорее гипотеза, взгляд на положение вещей с вполне конкретных позиций и сформулированный под влиянием профессионального участия в сфере гуманитарной научной деятельности.
В процессе работы над этой статьей, она стала порядком надоедать автору и потому (а также под воздействием неумолимых, давно миновавших сроков предоставления обещанного материала(!) она не то чтобы
си ни данной точке. Если события в дальнейшем сложатся благоприятно, то остается шанс с этой же точки разговор продолжить. Во всяком случае, очень хотелось бы написать еще следующие главки:
«Рок собирает силы добра» — агрессивность в роке и в нашей жизни. санкционированная ненависть людей друг к другу и ее социальное обоснование:
«А песни довольно одной… Одной! Одной!» — плюрализм рока н однозначность массовых эстрадных форм, или Почему в Советском Союзе асе должны были любить
«Где твой мундир, генерал?» — эволюция рок-движения, имидж и возраст, ветераны рок-музыки в процессе социализации.


Обсуждение