Н.МЕЙНЕРТ РАЗГОВОР НЕ ПО СУЩЕСТВУ
Июньский «ROCK SUMMER-89» собрал около себя самый разный народ — что, впрочем, не редкость для музыкального фестиваля а нашей стране. Обычная суматошная остановка подобного рода мероприятий не способствовала фундаментальным исследованиям, сводя все разговоры к краткому обмену мнениями по поводу и без повода. Один из подобных диалогов я рискую предложить вашему вниманию по причине его актуальности и значимости для себя лично. Речь идет о модной на минувший год группе «Гражданская оборона», выяснить некоторые особенности существования которой мне хотелось уже давно. Воспользовавшись присутствием Егора Летова в Таллинне, я и попытался это сделать. Некоторое отсутствие динамики разговора. вероятно, может быть объяснено пост-фестивальным пресыщением, хотя фракция Летова демонстративно покидала фестивальную площадку во время выступления некоторых неприемлимых для них исполнителей (например, Роберта Крен и потому теоретически имела больше времени для отдыха. Итак, панковская «Гражданская оборона» образца 1989 года в лице своего лидера Егора Летова.
Часть 1. ИСТОРИЯ «ГО» —начало.
М: Скажи, пожалуйста, «ГО» свой конкретный постоянный состав имеет
ЕЛ.: Сейчас, видимо, да. Но по сути она была задумана как группа одного человека.
М: Одного человека — это тебя?
ЕЛ.: Как, в общем-то, любая группа, как мне кажется…
М: А «Битлз» были группой далеко не одного человека — даже наоборот!..
ЕЛ.: Ну, двух человек. Оптимальный состав — это два лидера в группе. Сей час в «ГО» это налицо!..
М: Второй лидер, надо сказать, что-то пока не слишком заметен…
ЕЛ.: В «Коммунизме» — заметен.
М: Каждому лидеру — по группе?
ЕЛ.: Нет. «Коммунизм» — это группа, где мы вдвоем играем. Один без другого, практически, ничего не может сделать. Да и «ГО» была изначально задумана как группа из двух человек: Кузя
М: Кузя — это?..
ЕЛ.: Басист. Сейчас он, и в первых двух альбомах половина его вещей. Причем вся музыка вместе писалась… По том. когда у нас был период гонений, мы некоторое время вместе не работали: он в армии был два года, потом болел. А сейчас мы снова играем.
М: «Период гонений» — он с чем был связан?
ЕЛ.: Ну как с чем… Тебе всю историю рассказывать! Это было так: когда мы появились, текста не имели ничего политического. Какой-то зкстремизм, конечно, был, но сейчас это слушается как детские дели. Хотя по сути это был панк, и, видимо, из-за названия, поведения и тому подобного власти к ним внимание имели. Вокруг нас постоянно существо вали какие-то легенды и огромном количестве: то, что мы якобы фашисты и тому подобное… Это из-за того, что у меня было много пластмассы, всякой информации. Место было — то, что называлось «Гроб Рекордез». И это не «мифическая студия». как ты написал а статье*, это действительно такое место, где стоя ли магнитофоны, аппаратура, приходил ограниченный круг людей, где мы занимались, записывались… И пошли всевозможные слухи по городу Омску. А у нашего гитариста — Андрея Бабенко — мать работала го ли деятелем партийным, то ли еще кем-то. В общем, услышала она наши записи, решила, что все это антисоветчина, фашизм. Пошла и донесла на нас в КГБ.
М: Мать на сына?
ЕЛ.: Да, и вообще на нас: дескать, сын попал в некую компанию, соврати ли. с пути сбили истинного повлияй те. Ну, сына вызвали, сделали ему про чистку мозгов, после чего он исписал огромные стопки бумаги, например, что у меня якобы множество журналов «По сев» — в общем, мифические вещи. Потом он из группы ушел, но нам не сказал, что его вызывали, — это уже после стало известно, когда нас всех стали вызывать. Все лето, с марта по октябрь 85- го года они собирали на нас материал, засылали каких-то стукачей, а в октябре нас стали резко забирать, туда в ГБ. Началось с того, что нас начали просто бить на улице. Т.е. подходили люди в спортивной форме, одни и те же судя по описанию, и поодиночке всех били. Просто подходили и говорили: «Нам не нравится ваше поведение, как ты выглядишь» и… резкий удар в лицо. Причем это в местах скопления людей: на остановках, в центре города, на площадях и
т.д.
М: Мне приходилось слышать про такие вещи — о Харькове, например, но глядя отсюда — из Эстонии, подобные рассказы я воспринимал как нечто преувеличенно легендарное…
ЕЛ.: Нет, нет — били, «Доктор» в Москве били. Многие через такое прошли — это определенная метода. Нас били некоторое время примерно месяц, причем довели до такого состояния, что из дома стало боязно выходить. Потому что выходишь — человек стоит на остановке, ждет. Вот так. А потом нас начали просто забирать и запугивать. Ну, как обычно. Нас забирали как по спирали. т.е. до главного в конце — меня последним, а до этого забирали всех по кругу.
М: Таким образом, ты шел за главного?
Е.Л.: Да. Я до сих пор уверен, что если б тогда — сейчас я расскажу все — если б тогда я одну акцию не совершил, то могли и действительно посадить. Потому что раскрутка была глобальная. То ли им надо было организацию какую-нибудь раскрыть, не совсем мне понятно… В общем, стали собирать сведения и оказывали давление такого рода: вызывали и требовали: «Вот, если не скажешь то-то, не подпишешь, то мы тебе сделаем то и то…» Если человек на это не шел: «Хорошо, тогда мы твоей дочке сделаем то-то или родителям». Ну и так далее… В общем, практически, все все подписали, что от них было нужно.
М: А что хотели?
ЕЛ.: То, что огромное количество антисоветской литературы храним, фашистские регалии: готовим террористические акты, взрывы заводов. Когда меня вызвали, уже лежала здоровая почка дел. Меня при этом сразу же выгнали с завода, где я работал художником. Как оказалось незаконно, не успели документацию оформить. Я потом в суд подал и процесс выиграл. Но совершенно очевидно — был звонок, и меня выгнали. А мы как раз в это время с Кузей вдвоем альбом записывали, когда нас забрали. Кузю вперед, меня попозже. Забрали и стали пугать. Раскрутка шла пункт за пунктом. Например, пункт «а»: «Вот такая-то книга, где ты ее взял?!» А у меня Набокова нашли, «Приглашение на казнь». Дома обыск был — не официальный, а именно такой, как бы «добровольный»: приходят четыре человека и всю комнату обыскивают, без санкции. Изъяли 4 пластинки «Секс Пистолз», Булгакова «Мастер и Маргарита». Хотели даже Андрея Битова конфисковать, непонятно почему… И вопросы: «Откуда взял?» Все у них шло в сторону моего брата, что якобы это от моего брата идет.
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Сергей ЛЕТОВ. Старший брат Егора. Его основной инструмент — саксофон и как саксофонист он принимал участие во многих проектах (ДК, Джунгли, Поп-механика, на данный момент основное место работы джазовый состав «ТРИ О»). Учился в физико-математической школе при Новосибирском университете. Уже по приведенному списку легко догадаться о пристрастии Сергея к делам авангардистским. К панковским замашкам Егора он относился не слишком одобрительно, считая, видимо, панковское упрощенчество профанацией музыки. Эстетические разногласия не отражались, впрочем, на личных взаимоотношениях, которые оставались, судя по всему, вполне братскими. В то же время, совместные работы Егора и Сергея мне не известны. Цепочка в сторону Сергея, видимо, могла вывести КГБ на «неспокойные» университетские круги в Новосибирске. Но вернемся к интервью, где остановка произошла на вопросе о происхождении
«недозволенных» книг и пластинок…
ЕЛ.: …Стал я тогда всевозможные сказки рассказывать — где я все это брал. Продолжалось неделю-две. Допросы иногда были по 10 часов и больше: брали в 9 утра и отпускали в 10 вечера. Так продолжалось недели две. Потом — я забыл как эта штука называется — привязывают к стулу и вкалывают в вену что-то типа «правдогонного» средства
— когда человек впадает в транс и начинает, так сказать, вещать, что попало. При этом угрожают: «Мы, — говорят, — поступим таким образом: тебя накачаем, ты в этом состоянии расколешься, а мы подадим так, будто ты стукач. Попробуй потом отмажься». Я, когда перед таким выбором оказался, решил, что терять нечего и лучше покончить жизнь самоубийством. Написал довольно большое количество писем типа: «Кончаю с собой под влиянием такого-такого майора» и т.д. Об атом знал всего лишь один человек — я с ним вечером разговоривал. А дальше произошла история мне до сих пор не понятная — откуда им все известно стало? Т.е. в комнате было только два человека — я и некий Манагер, который сейчас — группа «Армия поэтому Власова». Говорили мы с ним в воскресенье, день я для себя наметил вторник, но на следующее утро менты меня снова забрали — прямо на улице: затолкали в «Волгу» и увезли. А там уже сказали, что им все известно, но: «ничего, мол, у тебя не выйдет: все эти «героические» дела ни к чему не приведут и никого из нас (гебистов) не посадят, дела не прекратят, но раз уж ты такой смелый, то на определенный срок получай передышку». И отпустили. Я приехал домой буквально через пять минут меня забрали в спихушку.
Привезли и сказали, что им позвонили и предупредили, что я хочу с собой покончить. Я им полно рассказал, как дело было, про КГБ и т.д. Они перезвонили в КГБ и оттуда им дали указание держать меня до конца съезда. Так и получилось — я сидел – три месяца.
М: Об этом звонке откуда тебе известно?
ЕЛ.: Начальник отделения сказал (фамилию не хочу называть). Он был на моей стороне… Там даже небольшая войнушка произошла: в местной психушке решили материалы по поводу КГБ в дело подшить и чуть ли не в прокуратуру двинуть — в общем, некоторое время какая-то склока между ними продолжалась… Продержали меня до конца съезда, после чего — постоянно существовал некий контроль. А со всех, кто имел со мной дело, взяли подписку, что они больше со мной общаться не будут, иначе… Бумага называлась: «Официальное предупреждение», от прокуратуры, заверенное. Иначе гам три года, два года — за хулиганство и т.д.
М: Съезд ты имел в виду?..
ЕЛ.: 27-й. Сейчас точно не помню, но, кажется, я вышел 7-го марта. Ну и все. После того как вышел, оказался в ситуации, когда со мной вообще никто дела не имел. Ходили про нас всякие слухи, даже написали статью в местной газете. Статья называлась «С чужого голоса», и говорилось, что мы фашисты. Кузя в это время а армии был. Причем его срази же забрали — в течение одного дня (это было когда я в психушке сидел). Вызволи на сборный пункт числа 27 декабря — как раз перед самым концом призыва. Набрали и даже не дали с родными проститься, вещи собрать — тут же посадили в вагон и все, поехал. Отправили куда-то вроде Байконура, в Казахстан. в стройбат, закрытую зону. Там он даже с родными, по-моему, не виделся. Я так два года было. А я в это время оказался в полной изоляции. Единственная группа, которая решилась со мной иметь дело, это «Контора Пик & Клаксон». В самом конце 1986 года они захотели со мной встретиться. Причем, они думали, что мы действительно фашисты, но им было интересно — что за люди такие. Когда же друг с другом поговорили, оказалось, у нас много общего. Они были хиппи, воспитанные на 60-х годах: причем 60-х годах такого психоделического толка: «Gruleful Dead», «Velvet Underground». Мы вместе некоторое время играли, репетировали…
М: Их не пугал весь этот, связанный с тобой, полицейский ажиотаж?
ЕЛ.: В том-то и дело, что не пугал, поэтому я им очень благодарен. Они предоставили мне свои барабаны и инструменты на запись — у меня самого даже гитары не было.