«Сплиномания» — нынче самый модный заголовок для материалов о новых питерских рок-героях. Вполне возможно, что склонная к преувеличениям пресса в очередной раз увлеклась гиперболами и образными выражениями, хотя даже в шутке, как известно, всего лишь доля шутки. Последнее достижение «Сплина» -«Гранатовый Альбом» — уже оказался в центре внимания, одним из свидетельств чего стал и апрельский список продаж хит-парада «ЗД».

Альбомы и концерты группы очень быстро убеждают в том, что «Сплины» знают не много слов и не много аккордов. Но, видимо, это жутко правильные слова и аккорды. Как раз те, которые так нужны были явно перетанцевавшим и изголодавшимся по страдальческому року тинэйджерам.

Лидер и основной автор слов и аккордов Александр Васильев слывет парнем в себе. Однако активный разъездной образ жизни, который музыканты вынуждены вести в последнее время, наверное, способствует накоплению впечатлений и располагает к душевным беседам. Именно таковая и состоялась недавно у корреспондента «ЗД» за кулисами ДК «Меридиан».

— Волей-неволей «Сплин» стал частью того, что у нас называют большим шоу-бизнесом. Группу сейчас рвут на кусочки, на май, судя по заверению менеджера, запланировано 24 концерта. Как вы себя чувствуете на этой безумной карусели?

— Это все очень интересно, потому что ничего похожего в жизни у нас не было. Сейчас, когда мы играем почти каждый день, можно проверить на прочность все, что мы сочинили. Ненужные песни сразу же вылетят. Так к осени мы по-настоящему отшлифуем свою программу.

— Можно лишь порадоваться за вашу программу, но дело не в ней, а в вас самих. Вы — команда, которая играет живьем, и если настроение у всех будет поганое (а уж этого во время тура по какой-нибудь Сибири никак не избежать), то и концерт получится хуже некуда. Как с этим намерены бороться?

— Если честно, до этого мы еще не дошли. Нам повезло в том смысле, что все время приходится играть в разных городах. Везде разное восприятие и куча впечатлений, которые не дают засохнуть.

— Вячеслав Бутусов как-то сказал, что российский гастрольный быт запросто может погубить музыканта. Вы согласны с этим?

— Мы совершенно неприхотливые. Бывает физически тяжело выносить перелеты и переезды. А еда, напитки… У меня было два года Советской Армии, где каждое утро тушеная капуста с картошкой в огромных бадьях. Приходилось питаться только булками с маслом. С тех пор я их не ем. Больше люблю овощи, а это сейчас в каждом городе можно достать. Потом, есть вещи, которые с первого раза бесят, а потом ты понимаешь, что в них-то как раз весь кайф. Вот типичная гастрольная история. Город Ставрополь. Ресторан. Раннее утро. Сидим втроем и тщательно объясняем, что хотим две большие чашки кофе. Минут через 40 нам приносят три маленькие. Ты смотришь на официанта и думаешь: «Твою мать, да что же это такое!». А потом проходит время, и понимаешь, что имеешь дело как бы с инопланетянином. В Москве и Питере такого уже не встретишь.

— Ходят слухи, что на следующем альбоме будет много электроники…

— Может, и так, а может, будут только живые инструменты. Никто не знает. Но это будет совершенно другой альбом. Я считаю, что в направлении, которого мы придерживались, нами достигнут пик. Мы себя исчерпали. Ну и отлично! Теперь мы пойдем за свежими впечатлениями. У нас уже есть пара-тройка зарисовок к новым песням. Они совершенно другие, и меня это очень радует. В данный момент мы достигли абсолютного слияния между группой и публикой. Отсюда толпы на наших концертах. Но когда записываешь альбом, нельзя ориентироваться только на публику. Наш «Гранатовый альбом» очень логичный. Дело не в гитарах и барабанах, просто в нем есть определенный математический просчет. Наверное, поэтому нас любят программисты. Следующий альбом мне хочется сделать из отрывков. Чтобы он был похож на лоскутное одеяло.

— Ну, если уж пошли слухи о том, что вы хотите поиграть с компьютерами, будет уместно выяснить, как ты вообще относишься к современной электронной музыке?

— Я воспринимаю ее больше как технологию. Музыки в этом нет вообще. Успех «Prodigy» — это неуспех электронной музыки. Все дело в энергии, которой в этих людях очень много. Столько нет ни у «Rolling Stones», ни у «U2». И если бы «Prodigy» играли на каких-нибудь ситарах или банджо, то результат был бы таким же. Просто получилось так, что они выразили этот ядерный заряд через компьютер.

— Вы единственная группа из Петербурга, которая по-настоящему пробилась за последние годы. Чем объяснить такой кризис кадров в городе, названном в свое время колыбелью русского рока?

— Для меня очевидно, что известными у нас стали только те, кто умел говорить с публикой на обыкновенном, нормальном русском языке. Неважно, есть смысл в песнях, нет его. Главное, должно быть человеческое слово внутри песни. Я никогда не нагружал песни смыслом и отталкивался в основном от фонетики. Какой смысл, например, можно найти в «Любовь Идет по Проводам»? Полный идиотизм. Но эта песня нравится мне своей фонетичностью. Идет быстрый текст, в нужных словах стоят согласные, от которых я отталкиваюсь, и песня постоянно пульсирует и живет. Так вот, возвращаясь к Питеру. Наверное, в какой-то момент мы там были единственной группой, которая знала нормальный русский язык и говорила на нем. Никто не подстраивался под публику, просто людям было близко то, что мы делаем. Так и получилось слияние, пик которого мы сейчас переживаем.

— «Правильно» — теперь не модное слово. В цене маргинальные манеры и пороки. Говорят, что именно на этом замешана вся массовая культура 90-х. Тебя, человека, живущего и делающего массовую культуру как раз в 90-е, это не смущает?

— Все это нужно пережить. У нас не было ни Вудстока, ни бума ЛСД, ни всего остального. Люди и представить себе не могли, что можно вести еще и такой образ жизни. Как же не окунуться в то, что выходит из рамок? Вот люди и вдарились в те же наркотики. Как порок, выходящий за грани устоев, их употребление очень привлекательная штука. Это может быть даже неплохим источником вдохновения, но со временем он надоедает. Лично для меня он уже исчерпан. Одно время мне подсунули гашиш, потом марихуану, потом еще что-то такое, Мы жрали, и все это было хи-хи, ха-ха. Но я сразу понял, что это не мое. Потому что в другой реальности, куда тебя уносит, мне совершенно не за что было зацепиться, даже глаз ни на чем не останавливался. С алкоголем такая же история. Я не пью уже полтора месяца. Пройденный этап, нет в этом ничего интересного. Надоело вставать утром и, пошатываясь, куда-то идти, едва собирая мысли.

— У так называемой модной молодежи есть определенный набор культурных потребностей. Это фильмы Тарантино и Родригеса, музыка типа «Prodigy» или «Radiohead», клубы, компьютерные игры, Internet. Что-нибудь из перечисленного близко лично тебе?

— Почти все. Я сам такой человек и пытаюсь нечто подобное делать в русском роке. Однако я из поколения, которое выросло на изломе, потому что родилось в одной стране, а живет в другой. Поэтому в отличие от более молодых людей, для которых все перечисленное — своеобразная форма жизни, моя тяга к этому, наверное, искусственная и вызвана в основном последствиями прежнего информационного голода. Но в то же время пережитый в свое время дефицит музыки, кино и всего остального позволяет сохранить постоянную потребность в чем-то новом. Когда все на блюдечке, то моментально этим наедаешься. Я думаю, что современная молодежь очень быстро остепенится и будет жить по расписанию. Подъем, метро, работа, снова метро, телевизор, ужин, отбой. Спиной к жене, лицом к стенке, бай-бай. Жить за счет новых впечатлений — удел немногих. Я рад, что мне это пока удается.

НЕСМОТРЯ на то что про питерскую группу «Сплин» ходит множество слухов, ее лидер Александр ВАСИЛЬЕВ утверждает, что музыканты в коллективе «очень спокойные». Правда, однажды во время концерта он разломал на сцене собственную гитару и случайно разбил в гостинице унитаз и раковину.

— Что за скандальная история?

— Мы выпустили убойный хит «Орбит» без сахара», и начались бесконечные гастроли — 20 концертов в месяц. Был случай, когда в течение суток мы побывали в Ялте, Москве и Екатеринбурге. В Южно-Сахалинске был последний концерт.

Мы просто поняли, что рабочий год закончился, и сейчас начнется отпуск. Я принимал душ после концерта и, вылезая из ванны на мокрый кафельный пол, поскользнулся, схватился за раковину. Она упала на унитаз, и все — вдребезги! Ну и барабанщик наш слегка побузил. Естественно, газеты написали, что мы разрушили гостиницу, а горничные плавали в лужах крови.

— В песне «Орбит» без сахара» есть строчки: «Родригес будет жить еще долго, Дюк Нюкен должен умереть…». Культовый кинорежиссер и герой компьютерной игры — это и есть символы поколения?

— Не могу отвечать за все поколение, но в тот момент, когда я писал песню, это были символы моей жизни. В компьютерные игры я уже давно не играю, но считаю себя заядлым компьютерщиком.

А то, что происходит в рок-н-ролле сейчас, очень сильно похоже на фильмы Тарантино — стеба, иронии очень много. Сейчас то же самое происходит и в нашей рок-музыке.

— И по поводу чего иронизируете?

— Мы иронизируем по поводу образа жизни прошлых лет. Для меня группы восьмидесятых были слишком серьезными. Романтика была только в Цое, больше ни у кого. Шевчук всегда был очень серьезным. Прикалывался, пожалуй, только Гребенщиков (он человек с обалденным чувством юмора). Поэтому из всех наших групп восьмидесятых самой лучшей для меня по-прежнему остается «Аквариум». Их самый сильный альбом «День серебра», записанный в 85-м году, совершенно лишен штампов, там какая-то «завернутая», по-хорошему чокнутая музыка… Грубо говоря, «День серебра» — это очень четкое отражение жизни восьмидесятых.

— Почему в прессе «Мумий Тролль» и «Сплин» частенько упоминают через запятую?

— Потому что мы появились почти одновременно. Мы с Ильей Лагутенко ровесники, выросшие на одной и той же музыке, только в разных концах страны. Но в то же время мы сильно отличаемся друг от друга. То, что Илья выплескивает наружу, я всегда оставляю внутри — позы, эротизм на сцене, интонации. Я люблю все то, что между строк, поэтому многое подразумеваю. То есть ты видишь только поплавок, но при этом знаешь, что под водой есть крючок с наживкой. А Илюха показывает и крючок, и червячка (смеется).

— В 97-м году вы заявили о себе, а уже через год стали собирать стадионы. Почему?

— Во-первых, мы и «Мумий Тролль» всплыли в конце девяностых. А перед этим последняя рок-группа «Кино» заявила о себе в 1986 году. За десять лет не родилось ни одной рок-группы. В этот переломный момент, когда стране было не до песен, образовался жуткий дефицит. Молодым в тот период невозможно было пробиться. В начале девяностых годов у меня уже были достаточно сильные для начинающего автора песни, но не было возможности их записать.

Во-вторых, мы все-таки очень наглые, потому что принадлежим к новой формации музыкантов — цинизма до фига. Я слушаю сегодня молодые группы, и меня очень радует, что нет такой серьезки типа: «Мы живем плохо, денег на метро не хватает». Цинизм — это и есть высшая форма стеба над собой и окружающим миром.

— Почему в вашем новом альбоме столько внимания уделено алкоголю и «богатому психоделическому опыту»?

— В наших песнях нет ни одного призыва к употреблению. Есть констатация факта: алкоголь действует так и так-то. Сама песня «Алкоголь» посвящена любимым людям: Есенину, Брайану Джонсу, Чарльзу Буковски и всем тем, кто знает, что это такое.

Для того чтобы не бояться психоделиков (а алкоголь относится к таковым) и не зависеть от них, их нужно исследовать. Если все это выбросить из альбома, это будет какая-то кастрированная советская эстрада. Рок-н-ролл и должен быть таким, если он будет причесанным и гладким, то на фига тогда этим заниматься?

— Русские рок-музыканты, наверно, тем и отличаются от западных, что предпочитают алкоголь наркотикам?

— Некоторые люди на Западе пьют гораздо больше, чем все русские музыканты, вместе взятые. Тот же Чарльз Буковски выпивает до тридцати бутылок пива в день — и при этом пишет гениальную прозу. Кем был бы Есенин, если бы не пил, не бил стекла в вагонах и не устраивал дебоши?

Но я не то что не пишу, никогда не пою пьяным. У меня, конечно, был печальный опыт, и я понял, что нетрезвым выходить на сцену нельзя. Алкоголь и музыка — это разные вещи, и они у меня не пересекаются. Я не алкоголик и не наркоман, это точно.

Во-первых, нам уже поздно становиться алкоголиками, начинать пить надо лет с шестнадцати, а во-вторых, мы совершенно другое поколение. Музыканты восьмидесятых пили гораздо больше. Тогда безысходка была полная, и деваться было некуда. А нам грех уходить в запой, потому что у нас есть все возможности писать музыку и играть концерты. Нам никто ничего не запрещает.

— Как супруга относится к твоему занятию?

— Очень хорошо. Она меня даже вдохновила чуть ли не на все основные песни. «Орбит» я написал после того, как мы с ней в очередной раз поссорились и разошлись «навечно». Она как раз жевала жвачку, и в этот момент я ей сказал: «Ну и жуй-жуй свой «Орбит» без сахара!»

— Наверно, она и занимается твоим имиджем?

— Моим имиджем никто не занимается. Я смотрю концерт своей любимой группы «Рэдиохэд» и понимаю, что правильно поступаю, что не слежу за своим внешним видом. Ведь так делают самые продвинутые музыканты.