МУТОРНОЕ это занятие — писать статьи о тех, ито ушел. Хотя бы потому, что необходимо выдерживать определенную интонацию, лучше всего интонацию «газетного плача», выстраивать в той или иной последовательности событийный ряд певца или артиста, его «незабываемые вехи», приводить любопытные фанты из биографии, подтверждающие либо уровень популярности, либо непризнанную гениальность.

Почему так? Да повелось уж издавна…

Все это создает атмосферу некоего общеобязательного ритуала, всенародных «печатных поминок» за упокой души.

Хотя неужели нельзя по-другому? Кстати, эта «поминалка» о Янке, Яне Дягилевой, певице, утонувшей в мае 1991 года. Что-о-о, не помните? Ну как же, как же? Для тех, кто не помнит принципиально, не хочет вспоминать, даю подсказку: «Я повторяю десять раз и снова, никто не знает, как же мне…»

Ага, сейчас уже немного понятно, о ком идет речь? Ну, да, это ж «подруга Егора Летова», на пару пели (она еще и стихи читала), и успела, так сказать, отметиться в самой престижной столичной прессе (еще до смерти) — в «Комсомолке», «Литературке» и «Экране и сцене». Нет, это не интервью, которых у нее почему-то не брали, возможно, считая, что за нее должен говорить человек, выведший ее в люди — вездесущий. Поэтому все три статьи основывались прежде всего на анализе собственно песенного творчества певицы, попутно представляя ее, так сказать, широкой публике. Ну и по ходу пьесы в каждой статье выдавались оценки и даже советы «по дальнейшему усовершенствованию творческого процесса».

Больше всего, конечно, напортачил И. Мальцев из «Комсомолки», написавший первый опус всесоюзного значения в 1990 году, который был напечатан под звучным заголовком «Панк-звезда из глухой Сибири».

Ну, ладно, коль звезда, так звезда, хотя наверняка покойная долго плевалась бы из-за такого позорного ярлыка, если уж она действительно была панк. А вот Сибирь, то уже давно, как известно, не глухая, а все больше атомная да урбанистическая, иначе откуда вдруг такой надрыв у Янки? Может быть, от благотворно влияющей на здоровье сибирской вечнозеленой тайги?

Идем дальше. «Панк-рок умер в России». Вот те раз. Тогда совсем непонятно, какого небосклона звезда-то! Дежурный реверанс музыке Янки за «связь с древней народной культурой». И вот И. Мальцев начинает (как это у нас особенно принято) искать аналоги Янки на Западе и, само собой, быстренько находит — Патти Смит, известная там гораздо меньше, чем Янка, певица из первого панк-поколения 70-х. Ну, ладно, нашел автор аналоги, вроде бы должен успокоиться. Ан нет, идет дальше. Оказывается, «нет у нее и продюсера. Требовательного, западного толка». (Ну, почему сразу западного-то, ведь автор только что хвалил певицу именно за русскость!) Эту роль пытается взять на себя русский панк в обличье хиппи (специально, что ли, замаскировался) Егор Летов. Но его ненависть настолько губительна для музыки, что сквозь нее слушатель продирается с трудом». (Если не хочет, пусть не продирается, да и то, что он делает, Егор вовсе не считает музыкой, а если у Янки самовыражение получалось муть мелодичнее, то, по мнению автора, ее ненависть уже ничего не губит. Занятно!)

Дальше — больше. «Потрясающая мелодичность» — одно из важнейших достоинств Янки, хотя мне всегда казалось, что для этого лучше всего подходит попса. По крайней мере стремится к этому. «Даже неподготовленного слушателя (Ну, это уже слишком. Оказывается, чтобы слушать Янку, нужно «быть готовым». Интересно, в каком смысле. Как пионер или как… ну ладно), когда он слышит этот мальчишеский ломкий голос, «цепляет сразу».

«Но — никаких жалоб. И в этом ее сила». (Кто же у нас в роке на судьбу жалуется, не романс ведь!)

Вторая статья в «Литературке» написана уже посмертно, и, может быть, поэтому в ней практически нет накладок. Хотя, возможно, тут сказался авторитет известного театрального обозревателя Александра Соколянского, у которого имеется достаточный опыт написания статей о роке. Соколянский попадает в точку: «именно через панк-рок, по нынешним временам, проходит граница между искусством и неискусством, именно здесь — зона максимального напряжения для «нижних чинов культуры».

И так хорошо, лаконично о Янке: «Янка сделала невозможное: приняв беспросветность, стала в ней источником света, перевела панковскую остервенелость в состояние трагизма… Было ощущение: то, от чего всех рядом дергает и кривит, на нее с чудовищной ненавидящей силой давит». Все верно. Есть такое:

«Я неуклонно стервенею
с каждой шапкой милицейской
с каждой норковой шапкой
Здесь не кончается война,
не начинается весна,
не продолжается лето.
Некуда деваться, нам остались
только сны и разговоры.
Я неуклонно стервенею
с каждым часом».

Марина Тимашева написала заметку в «Экране и сцене», которая потом была перепечатана в качестве статьи в «Иллюстрированной энциклопедии отечественной рок-музыки». Здесь уже больше конкретных наблюдений, хотя и тут остаются неизменные аналогии с Башлачевым, Дженис Джоплин, Джоан Баез. Да поймите вы, уважаемые критики, что именно непохожесть, чуждость и ненависть нашему миру составляли силу и источник вдохновения умершей певицы и заслуга Егора Летова как раз и состояла в том, что он сумел разглядеть эту бесконечную боль, которая была воплотима тольно в той музыке, что осталась после смерти Янки… Как она умерла? Да всякое говорят. От Володи Колосова (группа «Трест») я слышал, что она оставила предсмертную записку, в которой было указано то место реки, где ее нужно искать. И именно там обнаружили труп. Самоубийство?

Возможно, хотя кто его знает. Ничему теперь не верит потускневшая тусовка, да и зачем копаться. Ответ ведь наверняка уже есть в песнях.

С. А.

Статья любезно предоставлена сообществом Выставка — Музей «Русское Подполье. Осколки»

ПРОСМОТР

Музыка, как времена года. Стоит бывшим ребятам с клубных подмостков отправиться в супертурне на Марокану или на «МТВ», как с самого низа поднимаются все новые и новые с гитарами наперевес… И им есть что сказать. Именно поэтому сегодня мы рассказываем о Янке Дягилевой — не вписанной в супербизнес певице нового рок-поколения.

Панк умер в России. Так как собственно не оказалось предмета искусства: вся жизнь как панк. Поэтому ни СЕКС ПИСТОЛЗ, ни Свинья не снискали всенародной славы…

От большого ума — лишь сума да тюрьма
От лихой головы — лишь канавы и рвы
От красивой души — только струпья да вши…

Нехитрая народная мудрость, этот хрупкий голос — это Янка.

Вне стадионов и теленастырных хит-парадов, эта сибирская певица — поэт — композитор знакома каждому, кто следит за сгоранием Феникса советской рок-музыки. От Урала до Камчатки ее боготворят, и на каждом фестивале все задают друг другу один вопрос: «А Янка приехала?». Если да — все нормально. Потому, что живые концерты — это единственный шанс послушать… Ну кроме плохоньких записей.

Хорошее слово «индепендент». «Независимые». Ими были все настоящие русские рокеры доперестроечной эры. Это ныне они пытаются собрать до последнего колоска стадионную жатву. Клубные команды на стадионе. Смешно, как АУКЦИОН на Уэмбли. Янка Дягилева стадиона не соберет. Это факт. Но —

Собирайся, народ, на бессмысленный сход
На всемирный совет, как обставит наш бред
Принять волю свою в идиотском краю…

Русской культуре везло — ее умудрились сохранить Юлий Ким, Анатолий Ким и Виктор Цой. Теперь вот пришла сибирская девчонка Янка, и стало ясно, что второй этап развития русской рок-музыки без огромной страны «Сайберии» не обойдется.

Ближайший аналог на Западе Янке — Патти Смит — она также неконформна и также ее творчество связано с глубинными корнями народной традиции. Янка заполнила собой разрыв между роком и русской культурой, когда эту брешь оставили после себя Виктор Цой и Дима Ревякин.

После двадцати лет экспериментов России с рок-н-роллом наконец-то начала проклевываться естественная, не вымученная, связь этой музыки с древней народной культурой. Порядком пришибленной.

О чем поет Янка? В отличие от групп «социального рока», которые потерпели поражение в зрительских симпатиях, в песнях Янки нет социального протеста. Ну так же, как нет его в никудышных грязных дорогах, в зоне Припяти, в наших несчастных матерях, которые всю жизнь мечтали, что хоть мы-то будем жить лучше.

И не надо жать на педаль, когда можно сказать просто:

Здесь не кончается война
Не продолжается весна
Не начинается лето
Нам остались только сбитые коленки…

В отличие от Патти Смит, которую у нас знают просвещенные круги меломанов, у Янки нет своего Ленни Кейя — классного музыканта. Поначалу с ней играли ребята из ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ, где сама Янка числится менеджером. (Талант многогранен?) Клубная любительская команда.

Нет у нее и продюсера. Требовательного. Западного толка. Эту роль пытается взять на себя русский панк в обличье хиппи Егор Летов (ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА). Но его ненависть настолько губительна для музыки, что сквозь нее слушатель продирается с трудом.

И он убивает искусство Янки. (Извини, Егор!). Пример — все записанные вместе песни, за исключением, пожалуй, «Деклассированным элементам».

Душу греет именно ранняя Янка. На этом пути — было будущее русской современной музыки. Можно назвать ее «рок».

Легкая отстраненность в исполнении и потрясающая мелодичность. Даже неподготовленного слушателя, когда он слышит этот мальчишеский ломкий голос, «цепляет» сразу:

А мы пойдем с тобою погуляем по трамвайным рельсам
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги
Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода
Если нам удастся, мы до ночи не вернемся в клетку…

И вдруг будничная констатация: «Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам». Рок-Оруэлл такой. «1984»—1990. Но — никаких жалоб. И в этом ее сила.

Только мне всегда было интересно — в какой сибирской деревушке она слышала столько народных песен?

КОГДА умерла Янка, думалось: сейчас аукнется, как после смерти Башлачева. Как после катастрофы с Цоем. И ничего не произошло. Выяснилось, что ее песни (и вообще о ней) совсем мало кто слышал. «Кто умерла?..» — Яна Дягилева, певица такая.

Я не смогу, наверное, объяснить, почему к правильным и обыкновенным чувствам — боли, жалости, недоумению — примешивается ощущение какой-то угрозы: обессилевшей воли, нарушенного слова. Редко когда гибель одного человека излучает в будущее густую струю немоты: без вариаций, без «продолжение следует». Вычеркнут еще один мир обещанных возможностей. По этой улице, сколько теперь ни иди, жить негде: нумерованные пустыри, немота, ступор.

XXI век приветствует наше приближение снайперскими выстрелами, девяностые годы — последние годы — разборчиво опустошают русскую жизнь. Смерть гурманствует, из писателей взяв Венедикта Ерофеева, из режиссеров — Сергея Параджанова, из священнического чина — отца Александра, из певцов — Виктора Цоя, из молодых актеров — Никиту Михайловсксо. Из людей — на круг — Андрея Сахарова. Я не сравниваю «масштабы индивидуальности» (хотя бы потому, что смысл слова «Индивидуальность» не признает никаких сравнительных масштабов), я говорю о простом: за каждым открывался путь — сделался пустырь, вновь сузилось обживаемое пространство будущего. Умерла Янка, и что говорить, опять то же самое. Малый, темный уголок жизни, но в нем была душа — вынули душу.

Янка — имя, голос, кассета ВЕЛИКИХ ОКТЯБРЕЙ — возникла, когда от русского рок-движения уже остались рожки да бабки. Абсолютная ее неподдельность и необходимость были очевидны. Пленку передавали послушать с оглядкой, не кому попало: до пронырливых коммерсантов (как раньше — до бдительных гебистов) доводить сведения о ней никто не хотел. «Знаешь Янку — и молчи».

Очень пугало, что ее рабочим полем стал панк-рок: мрачный, грязный, одержимый манией самоубийства (всерьез или напоказ — нужно еще подумать, что хуже). Но именно через панк, по нынешним временам, проходит граница между искусством и неискусством, именно здесь — зона максимального напряжения для «нижних чинов» культуры. Панк-рок открыл, вернее сказать, перепроверил на себе (дело не новое), что изо всех общечеловеческих ценностей нижнего регистра лишь одно не поддается утруске: отчаяние парии. То самое гумилевское «холодное, презрительное горе», разменянное на тысячи и тысячи заурядных жизней, дегениализированное, опустившееся в клоаку и преисподнюю массового сознания.

Всего рва выхода для честных ребят:
Схватить автомат и убивать всех подряд
Или покончитьс собой — с собой, с собой, с собой, —
Если всерьез воспринимать этот мир.
(Егор Летов)

Янка сделала невозможное: приняв беспросветность, стала в ней источником света, перевела панковскую остервенелость в состояние трагизма. Все, о чем философствовал Егор Летов, Шива русского рока, о чем бесновался Ник Рок-н-ролл (если Егор — Шива, Ник, пожалуй, будет Арджуной), — в Янке обретало живой голос, человеческий облик: прорастало из тезиса и крика в песню.

Косную музыку панка Янка делала тайным заклятием — не проклятием. Такой незащищенной серьезности, такой чистоты и открытости вслушивания в отчаяние — ни у кого, никогда в «нижнем царстве» мировой культуры. Великая Дженис Джоплин глушила эту же боль экстазом саморазрушения и поисками транса — Янка работала без болеутоляющих.

Фальшивый крест на мосту сгорел,
Он был из бумаги он был вчера
Москва упала пустым мешком
Над городом вьюга из разных мест

Великий праздник босых идей
Посеем хлеб соберем тростник
За сахар-чай заплати головой
Получишь соль на чужой земле.

Было ощущение: то, от чего всех рядом дергает и кривит, на нее с чудовищной, ненавидящей силой давит. На «стрём» и «стёб», на всю эту муторную панковскую браваду у нее не хватало — сил? времени? желания? Я помню концерт, на котором панки по обыкновению «оттягивались» напоказ: выли, терзали мебель, чуть пульт не перевернули, пока Ник орал «Старуху». С выходом Янки за минуту вся дурь отшелушилась. Она пела. Ее слушали.

Серый покой сон под колеса
Вены дрожат все налегке
Светлый босой кукиш у носа
Рядом бежать на поводке.

Это не похоже на текст песни — так заговаривают болезни, так кликушествуют, так кричат в любви. Господи, как ее любили! Люди, у которых шрамов на венах больше, чем пальцев на руках, могли затеять меж собой обстоятельную сибирскую выясняловку: ты Яночку толкнул, ты даже не заметил, она тоже не заметила, но все равно — извинись перед Яночкой… Ее берегли почти благоговейно, собственной нежностью ошеломляясь, млея от света. «Янка несет свет» — это как-то очень спокойно про нее выговаривалось: без пафоса и без стыда за слово.

…»Не уберегли»? Это тебя, поганца, не уберегли: ищи виноватых.

Она знала свое место в отчаянном, монотонном, нечленораздельном мире. Янка была открытием звука. Ее песни звучали как ее имя: в них усиливался самый первый, самый простой гласный — чистая нота страдания. Открытое «а» — как открытая рана: не крик, музыка крика.

Коммерчески успешно принародно подыхать
Об камни разбивать фотогеничное лицо
Просить по-человечески заглядывать в глаза
Добрым прохожим —
Продана смерть моя
Продана.

Я знаю немного вещей, горших, чем эта песня с оставленной под койец считалкой: «доска моя кончается, сейчас я упаду…» И последний гитарный перебор, и вот этот выкрикнутый — выдохнутый, музыкой ставший, Первый звук — единственный, который дается людям от рождения, и который в невыносимую минуту заменяет все остальные. Даром, что ли, в славянской грамоте он именуется «Аз»? Аз есмь «а»: звук боли и есть самоопределение человека.

На том и конец, «аз» — последняя буква алфавита. Прости, Янка.

Параллельно пути черный спутник летит
Он утешит спасет он вам покой принесет
Под шершавым крылом да за круглым столом…

Мартиролог российского рок-н-ролла пополнился еще одной жертвой извечного лозунга «жить быстро, умереть молодым». Янка Дягилева, «новосибирская Питти Смит», как прозвали ее досужие журналисты, 9 мая 1991 года бросилась в реку.

Трудно писать о Янке. Никогда не мог представить себе, что ее не будет. Таким, как она, умирать нельзя — и именно такие умирают. Я видел ее один раз в жизни. Я никогда не слышал, как она поет — «вживую», конечно. Все, что я знаю о ней,— обрывки досужих тусовочных разговоров и кассета, заезженный «Макселл» с магнитофонным альбомом, записанным Янкой с музыкантами из тюменской ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ под псевдонимом ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ. Назывался он «Деклассированным Элементам». И этого всего мне хватило, чтобы уяснить себе: наше счастье, что она есть, потому что такие, как она, появляются один раз за много-много лет, и еще раз наше счастье, что за эти десять лет у нас появились СашБаш и Янка.

Появились — и ушли от нас. Неуклюжи все слова, которыми пытаешься говорить о том, кем и чем была для нас Янка. Можно произвести музыковедческий разбор ее песен, но это не даст ничего для понимания Янки. Можно попытаться проанализировать ее тексты, но разве это что-то меняет? Она никогда не давала интервью, говоря о том, что сама о себе она не может сказать ничего. Настоящая — когда пою, говорила она. Думается, это было правдой — иначе почему эти песни проникали в сознание людей, далеких от структур андеграундного рока? Как только Янкин голос начинал звучать из недр магнитофона, люди замирали и сидели молча. Янка зачаровывала своей непритворной искренностью и болью, подбором слов, таких же обычных, как те, которыми мы с вами пользуемся каждый день. Главное — правильно расставить слова, сказал кто-то. Янка это умела. Звучание Янкиного альбома идет оттуда, из-за бугра, как, в сущности, и все, связанное с рок-музыкой, да и немудрено — продюсер альбома Егор Летов (о нем — чуть позднее) считается одним из лучших в стране знатоков западной «независимой» музыки. Но я сильно сомневаюсь в том, чтобы хоть одна из песен ее была понята и, наверное, что важнее, прочувствована на Западе даже самыми умными, талантливыми и продвинутыми людьми. Ведь в российской тоске есть нечто непонятное всем остальным этносам мира. И почти ни в одном языке мира нет абсолютного эквивалента слову «тоска». Как сказал один мой приятель-музыкант, тоска — это как будто едешь ночью на санях по заснеженной равнине неизвестно куда. И неизвестно, доедешь ли…

Янка, конечно, неоспоримо российское явление. В ее песнях часто встречаются русские пословицы и поговорки, но глубоко и подчас парадоксально переосмысленные. То, что у Юрия Наумова (тоже, кстати сказать, ушедшего от нас, но, слава Богу, не в небытие, а в Америку) было изощренной версификацией, то, что побуждало восклицать «Ай да Наумов, ай да сукин сын!», в Янке заставляло замирать, чтобы как можно глубже и острее осознать то, что было в ней. «Ты нес в ладонях чистую воду…» Янка ничего не хотела СКАЗАТЬ, ничему не хотела НАУЧИТЬ, ни к чему не хотела ПОДТОЛКНУТЬ. Она просто ЖИЛА в песнях — и спасибо ей за это, и вечный позор всем нам, что не уберегли этот живой огонек. Надо, конечно, сказать и о той среде, откуда Янка вышла. В начале 80-х годов кое-как доползший до нас панк-рок начал массово воплощаться в реально существующие группы. Причем наиболее активно в двух регионах тогда еще «великой державы», в забитой и голодной Сибири и в относительно сытой и цивилизованной Эстонии. И то, что на первый взгляд кажется парадоксом, на самом деле таковым не является. Просто Сибирь к тому времени дошла до точки, за которой — нечто, абсолютно нормальным человеком непредставимое. А Эстония, по советским меркам, жила близко к нормальной человеческой жизни, но, глядя на близлежащую Финляндию, очень остро осознавала свою ущербность. «А ведь могли жить как люди»,— думали пожилые эстонцы, молодые же брали в руки инструмент фабричной марки «что попало» и — рубили панк. Но в цивильной Эстонии панк тоже был цивильным, поскольку музыканты смотрели финское ТВ и знали, как это делается (в тихой Финляндии панк-рок — одно из любимых музыкальных направлений — вспомните гастроли в Москве группы СИЕЛУН ВЕЛЬЕТ). Сибиряки же были панком остервенелым, злым и жестоким подчас. Лидирующим персонажем сибирского панка стал Игорь «Егор» Летов, младший брат известного фриджазового саксофониста Сергея Летова. Его группа ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА за девять лет существования выпустила точно не подсчитанное пока количество магнитофонных альбомов. Помимо этого, Егор постоянно занимается всяческими сторонними проектами — СПИНКА МЕНТА, ЧЕРНЫЙ ЛУКИЧ, КОММУНИЗМ… И, как мы уже упоминали выше, одним из таких проектов была Янка. Егор для большинства людей из тех, кто ходит на его концерты и ездит за ним по стране, не просто музыкант или даже рок-герой. Он — гуру, духовный вождь. Не случайно наблюдаемая мной некоторое время назад продажа плакатов, где лицо Егора соседствовало с Сильвестром Сталлоне, Арнольдом Шварценеггером, Брюсом Ли, обильной телом Самантой Фокс и безымянными нагими красавицами, шла довольно бойко. И, как любой гуру, Егор имеет собственное кредо, систему идей, которую проповедует.

Суицид, самоубийство, как лучший способ воздействия на окружающую действительность, на все то, что обрушивается на голову человека — вот, по Егору Летову, главное. Самоуничтожение как способ изменения мира к лучшему. Правда, я подчас не уверен в том, что ему действительно хочется изменять мир, и это понятно — за прошедшие десятилетия все мы были свидетелями неоднократных попыток изменить мир, перекроив его по своему образу мыслей. Так что уход от мира — вполне объяснимая для меня теза — всегда проще уйти, чем попытаться «хоть что-то изменить когда-нибудь». А иногда и не остается возможности. Но в мире Егора, где чувство боли часто переходит в исследование механизма этого чувства, где ненависть ко всему окружающему становится доминантой, я не нахожу места человеку — тому, которого так много было в песнях Янки. Именно поэтому я предпочитаю Янку Егору, как предпочитаю Ричарда Баха Карлосу Кастанеде. Может быть, Баху не хватает глубины, но зато в нем больше искренности и доброты, мир же Кастанеды без искренности и доброты обходится. Обнаженные нервы Летова становятся стальными трубами, Янкина же душа с содранной кожей билась о колючую проволоку бытия.

«Я повторяю десять раз и снова — никто не знает, как же мне…» В индустриальном Новосибирске, где дым от труб застит небо, где Янка, у которой было столько друзей, жила одна, не нашлось никого, кто бы забеспокоился, когда она исчезла. «А, поездит по стране, вернется» — так молено суммировать мнение городской тусовки. Но пробило Москву. Поиски велись из белокаменной.

Я намеренно избегаю цитирования ее песен — вы сами их прочтете. Есть расхожее мнение, что и она, и СашБаш предсказали свою смерть в песнях. С этим можно согласиться, можно спорить, но для меня ясно одно — они предсказали и то, что будет после. Строчка Янки «о, продана смерть моя», похоже, начинает обретать воплощение. Мне неблизко мнение нашего андеграунда — «нельзя отдавать ее на растерзание совку, о ней и так мало кто знал, пусть она останется одной из наших», но меня передергивает от плаката с ее стихами, выпущенного малопонятно кем на плохой бумаге и с плохим качеством печати, который периодически появляется в продаже на рок-мероприятиях. И, возвращаясь к разговору о панке, следует четко уяснить для себя: к панку Янка имела такое же отношение, как к вальсам Штрауса. Она имела отношение к жизни — и все. Это было очень Янкино отношение.

Не рассматривайте этот материал как акт продажи ее смерти. Есть вещи, которые нельзя сделать за деньги. Я люблю Янку. Пусть земля будет ей пухом.

От большого ума
лишь сума да тюрьма
от лихой головы
лишь канавы и рвы
От красивой души
только струпья и вши
от вселенской любви
только морды в крови
В простыне на ветру
по росе поутру
от бесплодных идей
до бесплотных гостей.
От закрытых дверей
до зарытых зверей,
от накрытых столов
до пробитых голов.
Параллельно пути
черный спутник летит,
он утешит, спасет —
он покой принесет.
Под шершавым крылом
ночь за круглым столом,
красно-белый плакат —
эх, «Заводи самокат!»
Собирайся, народ,
на бессмысленный сход
на всемирный совет —
как обставить наш нам бред
Вклинить волю свою
в идиотском краю,
посидеть, помолчать,
да по столу постучать…
От большого ума
лишь сума да тюрьма
от лихой головы
лишь канавы и рвы…

По перекошенным ртам,
продравшим веки кротам,
видна ошибка ростка.
По близоруким глазам,
не веря глупым слезам,
ползет конвейер песка.
Пока не вспомнит рука,
дрожит кастет у виска,
зовет косая доска.
Я у дверного глазка
под каблуком потолка.
У входа было яйцо
или крутое словцо,
я обращаю лицо.
Кошмаром дернулся сон,
новорожденный масон
поет со мной в унисон.
Крылатый ветер вдали,
верхушки скал опалил,
а здесь ласкает газон.
На то особый резон.
На то особый отдел,
на то особый режим,
на то особый резон.
Проникший в цели конвой
заклеит окна травой,
нас поведут на убой.
Перекрестится герой,
шагнет в раздвинутый строй,
вперед за родину, в бой.
Пусть сгинут злые враги,
кто не надел сапоги,
кто не простился с собой.
Кто не покончил с собой,
всех поведут на убой.
На то особый отдел,
на то особый режим,
на то особый резон.

Трагедия произошла 9 мая 1991 года. Яна Дягилева, более известная просто как Янка, покончила с собой. Вслед за Сашей Башлачевым Яна сама поставила последнюю точку в жизни. Тело девушки со множеством ран было поднято со дна водоема. В воскресенье состоялись похороны в узком кругу родных и музыкантов. Яне Дягилевой было неполных 25 лет. Одна из главных фигур отечественного андерграунда, Янка впервые заявила о себе в дочерней группе ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ под названием ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ в районе 1987 года. В дальнейшем Егор Летов и Дягилева тесно сотрудничали, она принимала участие в записях группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. Самой Янкой было записано 4 альбома: «Не положено» (1987), «Деклассированным элементам» (1988), «Домой» (1989), «Ангедония» (1989),все они вышли под маркой фирмы «Гроб рекордз». Последним крупным выступлением Яны стало участие в барнаульском рок-фестивале 1990 года, уже тогда Янин вид навевал какие-то нездоровые мысли. Очевидцы фестиваля помнят, как, заканчивая выступление и, видимо, недовольная им, она чисто по-мужицки треснула гитарой об пол.

На протяжении последнего полугода от омской околооборонной рок-тусовки постоянно приходили сведения, что все участники группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА — Егор Летов и в том числе Янка — переживают глубокую депрессию, отказываются концертировать и записываться. И вот 9 мая Янка ушла из дома и не вернулась. Омск — Питер — Россия в трауре. Кем была для нас Янка, мы осознаем только чуть позже, когда пройдет шок и, исмыслив случившееся, получим шок куда более мощный, чем шок растерянности и безысходности. Шок осознания утраты.

После смерти Яны остались тетради с записями, так что еще предстоит узнать, что терзало и мучило ее последние месяцы жизни.