ТЕЛЕВИЗОР

Выполняя многочисленные просьбы читателей, наш корреспондент встретился с руководителем ленинградской рок-группы ТЕЛЕВИЗОР Михаилом Борзыкиным.

— Когда и с какой целью вы решили собраться вместе?

— ТЕЛЕВИЗОР появился почти 5 лет назад, до этого же все его участники играли в школьных и институтских группах. Если говорить о цели создания, то у всех нас тогда было огромное желание исполнять рок-песни на русском языке. В общем, собрались, сделали программу и выступили с ней на II смотре-конкурсе ленинградского рок-клуба. Стали лауреатами, после чего были приняты в рок-клуб, причем сразу, без прохождения обычного кандидатского стажа. Видимо всем очень понравились.

— Каковы ваши музыкальные пристрастия?

— В принципе, мне нравятся многие группы: ТОКИНГ ХЭДЗ, Ю-ТУ например. Но какой-то особый восторг от прослушивания других пластинок я давно перестал испытывать. Сейчас меня больше всего заботит музыка группы ТЕЛЕВИЗОР.

— У группы, насколько мне известно, неоднократно возникали сложности с проведением концертов в различных городах страны.

— Да, до недавнего времени очень многие концерты срывались. Только совсем недавно, так сказать, «пала» Москва, которая держалась дольше всех по части запрещений и отмен концертов, даже в тех случаях, когда в газетах давалась реклама и все билеты были проданы.

— А сейчас-все в порядке? Что-то же изменилось?

— Ну, во-первых, в последнее время изменилось многое, люди привыкли. Если раньше все выглядело примерно так: «Ага, ТЕЛЕВИЗОР. Вроде поговаривали — это что-то антисоветское. Тут надо подумать». И думали. После чего разрешали или нет наши выступления. И только уже после концерта понимали, что поем-то мы о проблемах, тревожащих и понятных большинству советских людей. Во-вторых, нас показали по телевидению, а это для наших чинуш — словно бальзам на душу: раз по ТВ показали — значит, концерт разрешить уже не страшно. Да и время, собственно, сейчас такое, очень, я бы сказал, очень шаткое. Чиновники просто боятся «не пущать», хотя их практически уже и никто не спрашивает.

— А почему они долгое время боялись «пущать»? Может, опасались анархии, вседозволенности…

— О, эти слова настолько относительны, ими так часто манипулируют… И лично меня сейчас настораживает то, что слишком часто уж подобные слова я слышу от тех, кто явно не хочет, чтобы в нашей стране происходили перемены. А по поводу вседозволенности, то уголовщина как была, так и остается уголовщиной и будет всегда преследоваться по закону. Все же остальные ограничения я считаю просто глупыми и ненужными.

— В песне — «Твой папа фашист» поется отчасти и об этих противниках прогрессивных преобразований?

— Смысл этой песни в том, что существует некий психологический тип людей, не способных уважать чужую свободу, желающих сделать всех похожими на себя. У нас таких людей, к сожалению, хватает. Большинство представителей старшего поколения представляются мне фашистами именно в этом смысле. И в данном случае слово «фашист», как иногда думают, к немецким каскам и Гитлеру никакого отношения не имеет. Повторяю, что речь идет о сформированном годами и обстоятельствами типе людей, которым изначально чужд всякий демократизм.

— Что Вам больше всего не нравится в людях?

— Страх. Это естественное чувство, но когда сталкиваешься с этим везде и повсюду, становится не по себе. Еще — хамство, бесконечное хамство. Но я ни в коем случае не обвиняю в этом сам народ, не говорю, что в стране все так плохо, потому что люди ленивые, плохо работают. Хотя это отчасти и так, но лишь отчасти. Я убежден, что основная беда — в системе, которая не давала человеку выбора, иного выхода, не давала возможности для проявления каких-то индивидуальных качеств и способностей.

— На Ваш взгляд, изменилось ли что-нибудь в нашем народе за последнее время?

— Да, сегодня происходит прямо-таки революционный сдвиг в сознании людей, который лично меня радует. Они становятся сознательнее, организованнее в хорошем смысле этого слова. Скажем, случай со смотром-конкурсом ленинградского рок-клуба, когда в последний момент выяснилось, что официальные власти намерены под любым предлогом сорвать это мероприятие. Тогда ребята организовали стихийную демонстрацию и направились к Смольному. Где-то на полпути мы встретились с представителями горкома партии и других организаций. В считанные минуты все вопросы были решены. Меня в этой ситуации порадовала сознательность ребят, от которых ее обычно никто не ждет: не было никаких нарушений общественного порядка, брани, хулиганства и т.д. Другой случай — когда на концерте АЛИСЫ беременную жену Кости Кинчева милиционер толкнул в живот, а заступившегося за нее Костю скрутили и затолкали в машину. Тогда люди не дали случиться произволу — они окружили машину, и милиции ничего не оставалось, как отпустить Кинчева.

— Первый ваш магнитофонный альбом считается несколько слабее следующего.

— Обычно, когда что-то долго носишь в себе, в итоге вещь получается не очень сильной, даже похожей на чужое произведение. Наш первый альбом оказался таким, в нем было много лирики. А потом наступило нечто вроде прозрения: мы сыграли вещь, строго-настрого запрещенную, но спеть ее считали для себя необходимым. И с тех пор страх отсутствует, не скажу, конечно, что полностью, но тем не менее.

— А Вы не боялись последствий, когда в первый раз спели песню «Три-четыре гада»?

— Лично я эту песню не воспринимаю, как это многие обычно делают, однозначно. Ведь речь идет не только о тех, кто наверху. Например, там есть строка: «Три-четыре гада всегда со мной», то есть существуют гады не только где-то, но и внутри каждого из нас. А страха не было и нет. Есть огромное желание прожить жизнь не так, как прожили наши родители. Это выше любого страха.

— Вы считаете, что они плохо прожили жизнь?

— В общей своей массе да. Во всяком случае, те из старших поколений, кого я знал, на мой взгляд, не сложились в чем то главном. Индивидуальность, скажем, во многих из них отсутствует напрочь.

— Если можно, расскажите об основной идее песни «Сыт по горло».

— Идея в том, что все надоело… Мы все уже привыкли к этой дубиной уравниловке, к массовому подходу в воспитании. Это вызывает тошноту, желание выплюнуть обратно все то, что в меня некогда заложили.

— Вам не кажется, что историческая тематика, перебирание имен политических деятелей в текстах многих групп стали приобретать спекулятивный характер?

— Что касается так называемых исторических песен о том, что и как было в нашей стране, то ТЕЛЕВИЗОР, по-моему, не касается прошлого в том смысле, что мы поем о настоящем в настоящем времени. Посудите сами: «Рыба гниет с головы», а не «гнила с головы». Повод же для такой постановки вопроса, к сожалению, еще остается. Теперь о спекуляциях — тут я с вами во многом согласен. Давно прошло время, когда была необходимость перебирать поименно всех деятелей тех лет. Сегодня нужны поиски корней случившегося, источников всех бед и показа путей выхода из кризиса. Этого, кстати, больше всего и боятся «застойные» люди.

— Кто вы по специальности?

— Я был отчислен с пятого курса английского отделения филологического факультета ЛГУ за неуспеваемость. И ничуть об этом не жалею. Амбиции, коррупция, претензии на выезд заграницу — такая обстановка в университете с самого начала была мне не по душе.

— Вы член ВЛКСМ?

— Наверное, уже нет, поскольку два года назад перестал платить взносы, и, вероятно, уже выбыл из этой организации. Как я к ней отношусь? Я считаю, что комсомол сильно дискредитировал себя за годы своего существования. Сейчас это одна из самых бездарных, фиктивных организаций. Многие лезут туда, так как считают, что это наиболее верный и краткий путь к партийной или еще какой-нибудь карьере. Я общался со многими работниками горкомов и райкомов, и они, кстати, среди них были и неплохие ребята, говорили: скучно, надоело, когда пытаемся что-то сделать — нас тут же одергивают. Не знаю, сможет ли комсомол как организация перестроиться, но пока этого не видно: все та же трусливая настороженность, та же боязнь принять решение без согласования. По-моему, инерция будет длиться очень долго, если не бесконечно. Думается, нужно создавать что-то новое, вернее, не создавать — это как-то искусственно звучит, а пусть это возникнет стихийно, действительно по инициативе молодежи.

— Вы довольно критично настроены по отношению к комсомолу.

— Просто надоело постоянно кланяться в ноги тем, кто ничего не делает и не хочет делать. Почему мы должны брать с собой в зарубежную поездку какого-то работника обкома как руководителя группы ТЕЛЕВИЗОР, когда он ни к нам, ни к музыке вообще никакого отношения не имеет?! Получается, что мы своими концертами зарабатываем на его пребывание за границей деньги, в то время, когда его задача заключается в слежке за нами. Это абсурд! Я считаю, что сейчас рок-группы более полезны для «государства в экономическом» смысле, чем такие вот деятели и организации, ведь мы приносим стране огромный доход, просто десятки и сотни тысяч рублей. Пример? Вот совсем недавно рок-музыкантов обвинили в том, что они не патриоты своей родины. Но мало, наверное, кто знает, что в Киеве, где мы выступали вместе с АЛИСОЙ и ДДТ, доход с концертов (примерно 50 тыс.) был перечислен в фонд мира и Фонд строительства реабилитационного центра для воинов-интернационалистов. И это только лишь один из примеров.

— А что для вас означают такие понятия, как патриотизм и интернационализм?

— По-моему, понятие патриотизм у нас до сих пор как-то извращенно трактуется. Ведь уважать себя — это значит уважать Родину. Если ты борешься против чего-то, что тебя в ней раздражает, если ты борешься против недостатков с искренним желанием их искоренения, в этом случае ты — патриот. А отнюдь не тогда, когда ты можешь лишь доходчиво объяснить, кто друг, а кто враг, в чем твоя страна опередила другую страну — больше ничего для Родины не сделать. Обычно у нас считают, что военные — истинные патриоты. Я не совсем с этим согласен, ведь, скажем, солдат, это прежде всего человек подчиненный, винтик — куда прикажут бежать, туда он и бежит. А патриотизм предполагает личную сознательность и свободу выбора. Вообще, в разделении земного шара на страны и границы между ними есть какая-то величайшая ошибка и трагедия. Нам нужно сейчас быть патриотами Земли, потому что с таким утилитарным подходом к патриотизму — вот это мой кусок земли, и я его патриот — мы скоро доиграемся до ядерной войны. А интернационализм лично для меня означает прежде всего дружбу между народами, а не военную помощь. Но, к сожалению, все повторяется: Вьетнам, Ангола, Куба, Никарагуа, Афганистан. Хотя каждый раз в конечном итоге ни к чему хорошему не приводит.

— Каково, на ваш взгляд, сегодняшнее состояние советской музыки?

— Если говорить об официальной эстраде, то там, по-моему, давно все прогнило, все насквозь пропитано ложью, взяточничеством. Вообще у меня складывается такое впечатление, что государство не заинтересовано в развитии истинной молодежной культуры. Ему гораздо спокойнее, когда все каналы массовой информации забиты так называемым «попсом» — серой, однообразной и бессмысленной эстрадной музыкой. И когда всем этим заправляют люди, которых тысячами наплодила брежневская эпоха, которые имеют выходы на радио, телевидение. Они и сейчас ворочают делами, имея массу знакомств и связей на высоких уровнях. Что же касается молодежной культуры, то лично я какой-либо заботы о продвижении вперед, творческом развитии, материальной помощи со стороны государства не ощущаю. Чувствую одно только противодействие со стороны эстрадных воротил.

— В чем это выражается?

— Ну, например, в поездках за границу. Очень часто приглашают популярную среди молодежи рок-группу, но в последний момент случается заминка, и вот уже вместо нее едет другой, «прикрытый» каким-нибудь «великим» композитором, ансамбль.

— Но сейчас многие рок-группы все чаще стали выступать по радио, телевидению.

— Мне кажется, что сегодняшняя политика официальных органов по отношению к року сводится к тому, чтобы выделить какие-то группы, отделить их от привычной среды и заключить в рамки официального искусства. При этом выбираются коллективы достаточно безобидные во всех отношениях: тексты, музыка и т. д., то есть те, кто изначально ничего серьезного сказать не мог и не хотел. Довольно старый метод, неприятно лишь то, что это коснулось рок-музыки. А молодым бывает и невдомек, что все эти «крутые металлисты» еще пару лет назад были участниками заурядных ВИА.

— Но ТЕЛЕВИЗОРУ грех жаловаться: в прошлом году вы несколько раз выступали за границей.

— Да, но опять-таки складывается впечатление, что в пропаганде современного советского искусства никто, кроме самих музыкантов, не заинтересован. Скажем, мы ездили в Италию на рок-фестиваль по линии «Спутника». А эта организация до самого последнего дня не обладала ни малейшей информацией: что это за фестиваль, кто будет участвовать и т. д. Более того, нам пришлось самим платить за билеты. Хотя, можно было бы договориться с организаторами и по-другому. Но этим заниматься, видимо, им просто незачем. А случай с Гребенщиковым? Он вышел на международный уровень сам, без чьей-либо помощи, даже наоборот, при сильном противодействии официальных органов. Достойно представляет Союз за рубежом, но вспомните, как невозможно ему было достать билет до США! Он даже был вынужден отложить поездку на несколько месяцев. Теперь ему проще — появились знакомые, которые (опять-таки в основном за подарки) чем-то могут помочь.

— Вы не находите, что сейчас происходит некоторый спад интереса к рок-музыке?

— Нет, исчезает лишь нездоровый ажиотаж вокруг нее. Я бы сказал наоборот: появляется все больше молодых групп и поклонников рок-музыки, ни о каком спаде речи не идет. Сегодня стоит вопрос о том, чтобы рок-музыка стала частью, причем полноправной частью советской культуры; если это не произойдет, то опять настанут времена подполья и глупого ажиотажа.

— А какие существуют проблемы внутри самой рок-музыки?

— Главное на сегодняшний день в том, чтобы поднять уровень отечественной рок-музыки до уровня международного стандарта. Это касается и музыки, и текстов, и исполнения. Ведь если с содержанием у наших ведущих групп все более-менее в порядке, то теперь требуется достойная форма воплощения их идей.