Парадоксальная, но, увы, привычная для нас ситуация, когда громкая популярность граничит порой с полной безвестностью — меломаны знают, «слушающие» отцеживают строку-другую из газет, широкая публика морщит лоб: «Да, да, что-то было…» Впрочем, все это не ново, и словно в общесоюзный клуб знатоков идут в редакцию письма с вопросами: откуда? когда? где? Признаюсь, это интересовало и меня — Настя Полева, солистка свердловской команды с одноименным названием, понимающе улыбнулась, только вскользь заметила, что наскучило ей каждый раз рассказывать с самого начала и об одном и том же. Хочется другого разговора… Какого? Я закрыл свой блокнот с дюжиной «традиционных» вопросительных знаков — пусть все идет как идет, так даже интереснее. Человечнее, что ли…
Н. П. Вообще родители отнеслись очень плохо к тому, что я начала серьезно заниматься музыкой. Поначалу это приходилось даже скрывать, но как скроешь? Мне кажется, редко бывает, когда родители в самом начале пути поддерживают своих детей — не потому, что, мол, «категорически против». Просто они уже знают, как много бывает разочарований — это страх, стремление уберечь от того, что может не сбыться…
КОРР. Ты считаешь, неудач больше?
Н. П. У всех — не знаю, но у меня — да. Причем, мне кажется, это вполне нормально — так человек взрослеет. Переоценивает самого себя, свое окружение. Это как стимул — неудачи, хотя, конечно, у кого как. Я ведь полностью бездарный архитектор, пусть и закончила архитектурный — не гожусь для этой профессии. Но мое сознание изменил именно институт — там я начала заниматься музыкой.
КОРР. То есть, сравнивая тебя вчерашнюю и сегодняшнюю, видишь разницу…
Н. П. Было бы неинтересно, если бы ее не было. Хотим мы или нет, но разница существует, во всяком случае, у меня.
КОРР. В чем же?
Н. П. Внутренней стабильности прибавилось — уже нет слепого метания, когда ищешь то — не знаешь что. Хотя, конечно, еще есть пожелания, скажем так, самой себе.
КОРР. Если не секрет, какие?
Н. П. О, много. Но самое, пожалуй, главное — более насыщенной, разнообразной жизни.
КОРР. Еще разнообразнее?!
Н. П. Ну да! Это только со стороны кажется, что у нас, у музыкантов, «навалом всяких впечатлений». Это так и… не так одновременно. Палка о двух концах — человек включает себя в некую систему, в некий мир, но проходит время, и может случиться, что в этой системе ты замкнешься. Важно вовремя оглянуться вокруг. Последнее время мне очень интересно почему-то общаться со стариками. Интересно с ними поговорить. Многие наши беды, может быть, и оттого, что утеряна традиция общения поколений. Не потерять бы нам затем и мудрость…
КОРР. А что ты ценишь в общении больше всего?
Н. П. Самих людей. Но, согласись, полноценное общение наступает чуть позже, когда присмотришься к человеку, поймешь — кто он? интересен ли?
КОРР. Ты не боишься лживой дружбы — вокруг известных людей всегда роятся те, кому нужно не твое общество, а твоя популярность.
Н. П. А почему я должна этого бояться? Я вижу все, что происходит вокруг, и смогу отличить зерна от плевел. И вообще в компаниях, даже мне незнакомых, я больше слушаю и никогда не стараюсь быть эдаким развлекающим объектом. Если мне неинтересно — просто ухожу. Так честнее.
КОРР. Мне почему-то показалось, что состояние некоторой грусти — твое обычное состояние. Я не прав?
Н. П. Видимо, прав. Порой очень хочется остановиться, подумать о чем-то другом — более важном, как кажется. Это уже ничем не выбьешь.
КОРР. А ты пробовала от такого состояния избавиться?
Н. П. Специально — конечно, нет. Даже мысли такой — взять и все бросить! — не допускала. Я говорила о состоянии души. Но работа — поначалу выступления раз в году, перерывы — все это приучает к терпению, кропотливому, шаг за шагом, труду. Начинаешь оценивать неудачу не как катастрофу, а как реально существующее положение вещей. Ищешь выход. Думаю, через это прошли все люди…
КОРР. Кстати, многие юноши и девушки ищут спасения в мечтах…
Н. П. Это инфантильность, от нее надо скорее избавляться. Только критический, трезвый взгляд на самого себя, на других подскажет правильное решение.
КОРР. А ты сама, видимо, мечтать не любишь?
Н. П. Почему это? О всякой всячине еще с детства. Когда-то я мечтала стать вертолетчицей — завела специально тетради, изучала устройство вертолета… Почему? Не знаю, просто так. И еще очень любила играть в певицу. Собирались во дворе дети, ставили символическую сцену и микрофонную стойку и каждый по очереди поднимался и что-нибудь изображал или пел. Насколько я помню, я всегда изображала Эдиту Пьеху!
КОРР. ???
Н. П. Да, в то время ее очень много показывали по телевизору. Ее и Софию Ротару. Еще… Еще мне очень нравилось выбирать для своих ролей мужские персонажи — их больше всего хотелось пародировать. А стали постарше — начались песни под гитару, как, наверное, и везде.
КОРР. А сейчас есть у тебя кумир?
Н. П. Мне кажется, кумир — он сразу предполагает, что он — ОДИН, понимаешь? Тогда может появиться обычный фанатизм — это уже не то. Многих людей я уважаю, преклоняюсь перед ними — художники, музыканты, просто ЛЮДИ. Те, чьим словам, творчеству я верю.
КОРР. А как ты относишься к той точке зрения, что отечественная рок-музыка находится, после некоторого подъема, в состоянии кризиса?
Н. П. Я считаю, что кризиса как такового еще нет, поскольку наша музыка только начинает формироваться. Кризис скорее в тематике песен, текстов — рок-н-ролл захлестнула «перестроечная» тематика.
КОРР. А тебе не приходило в голову коснуться этой темы?
Н. П. Я наиболее сильное впечатление получаю от публицистики, литературы — словом, от того, что пишут, а не от того, что поют. В музыке — и это, кстати, не только моя точка зрения — нельзя ограничиваться рамками системы или общественного строя.
КОРР. Всегда ли тебе удается в полной мере донести до публики то, что ты хотела бы?
Н. П. Видишь ли, сцена помогает сделать массу открытий прежде всего в самой себе. Можно провести сотни репетиций, но найти нужную форму, жест лишь на концерте, когда спасовать, что-то недоделать нельзя. Конечно, ты прав, хотеть что-то сделать и сделать — вещи разные. Когда не получается — это тормозит человека, не дает раскрепоститься, выступить в полную силу. Тут должен сработать профессионализм, интуиция. И желание работать, конечно.
КОРР. Я несколько раз был на концертах НАСТИ, сейчас вот беседую с тобой — это два разных человека…
Н. П. Нет, человек-то один, просто у меня почему-то все наоборот. Обычно активные в повседневной жизни люди, выходя на сцену, как-то теряются, их бьет мандраж. Я же в жизни не слишком разговорчивая, говорят, нелюдимая — вот так. Впрочем, я такая была, наверное, всегда, но это не мешает.
КОРР. Даже в самом начале, когда Настя Полева решила создать группу?
Н. П. В тот момент мне очень помогли друзья. Как только появился первый музыкальный материал, я показала его Егору Белкину и Саше Пантыкину — у них за плечами опыт УРФИН ДЖЮСА и НАУТИЛУСА. И они согласились помочь с записью, аранжировкой, пригласили музыкантов в студию… Из первого, «студийного» состава остались лишь Владислав Шавкунов (бас-гитара) и Егор Белкин — гитарист и продюсер группы. Так случилось, что только в ноябре 1988 года оформился постоянный состав НАСТИ.
КОРР. Ударные…
Н. П. Андрей Коломеец, клавишные — Глеб Вильянский и второй гитарист – Андрей Васильев.
КОРР. А какой вопрос тебе чаще всего задают журналисты?
Н. П. Как я пришла в музыку!
КОРР. А что ты чаще всего отвечаешь? Рассказываешь?
Н. П. Ну конечно… А что делать? Но рассказываю не так как сегодня. Сегодня мы просто поговорили – так, по-моему, лучше.