«Сплиномания» — нынче самый модный заголовок для материалов о новых питерских рок-героях. Вполне возможно, что склонная к преувеличениям пресса в очередной раз увлеклась гиперболами и образными выражениями, хотя даже в шутке, как известно, всего лишь доля шутки. Последнее достижение «Сплина» -«Гранатовый Альбом» — уже оказался в центре внимания, одним из свидетельств чего стал и апрельский список продаж хит-парада «ЗД».
Альбомы и концерты группы очень быстро убеждают в том, что «Сплины» знают не много слов и не много аккордов. Но, видимо, это жутко правильные слова и аккорды. Как раз те, которые так нужны были явно перетанцевавшим и изголодавшимся по страдальческому року тинэйджерам.
Лидер и основной автор слов и аккордов Александр Васильев слывет парнем в себе. Однако активный разъездной образ жизни, который музыканты вынуждены вести в последнее время, наверное, способствует накоплению впечатлений и располагает к душевным беседам. Именно таковая и состоялась недавно у корреспондента «ЗД» за кулисами ДК «Меридиан».
— Волей-неволей «Сплин» стал частью того, что у нас называют большим шоу-бизнесом. Группу сейчас рвут на кусочки, на май, судя по заверению менеджера, запланировано 24 концерта. Как вы себя чувствуете на этой безумной карусели?
— Это все очень интересно, потому что ничего похожего в жизни у нас не было. Сейчас, когда мы играем почти каждый день, можно проверить на прочность все, что мы сочинили. Ненужные песни сразу же вылетят. Так к осени мы по-настоящему отшлифуем свою программу.
— Можно лишь порадоваться за вашу программу, но дело не в ней, а в вас самих. Вы — команда, которая играет живьем, и если настроение у всех будет поганое (а уж этого во время тура по какой-нибудь Сибири никак не избежать), то и концерт получится хуже некуда. Как с этим намерены бороться?
— Если честно, до этого мы еще не дошли. Нам повезло в том смысле, что все время приходится играть в разных городах. Везде разное восприятие и куча впечатлений, которые не дают засохнуть.
— Вячеслав Бутусов как-то сказал, что российский гастрольный быт запросто может погубить музыканта. Вы согласны с этим?
— Мы совершенно неприхотливые. Бывает физически тяжело выносить перелеты и переезды. А еда, напитки… У меня было два года Советской Армии, где каждое утро тушеная капуста с картошкой в огромных бадьях. Приходилось питаться только булками с маслом. С тех пор я их не ем. Больше люблю овощи, а это сейчас в каждом городе можно достать. Потом, есть вещи, которые с первого раза бесят, а потом ты понимаешь, что в них-то как раз весь кайф. Вот типичная гастрольная история. Город Ставрополь. Ресторан. Раннее утро. Сидим втроем и тщательно объясняем, что хотим две большие чашки кофе. Минут через 40 нам приносят три маленькие. Ты смотришь на официанта и думаешь: «Твою мать, да что же это такое!». А потом проходит время, и понимаешь, что имеешь дело как бы с инопланетянином. В Москве и Питере такого уже не встретишь.
— Ходят слухи, что на следующем альбоме будет много электроники…
— Может, и так, а может, будут только живые инструменты. Никто не знает. Но это будет совершенно другой альбом. Я считаю, что в направлении, которого мы придерживались, нами достигнут пик. Мы себя исчерпали. Ну и отлично! Теперь мы пойдем за свежими впечатлениями. У нас уже есть пара-тройка зарисовок к новым песням. Они совершенно другие, и меня это очень радует. В данный момент мы достигли абсолютного слияния между группой и публикой. Отсюда толпы на наших концертах. Но когда записываешь альбом, нельзя ориентироваться только на публику. Наш «Гранатовый альбом» очень логичный. Дело не в гитарах и барабанах, просто в нем есть определенный математический просчет. Наверное, поэтому нас любят программисты. Следующий альбом мне хочется сделать из отрывков. Чтобы он был похож на лоскутное одеяло.
— Ну, если уж пошли слухи о том, что вы хотите поиграть с компьютерами, будет уместно выяснить, как ты вообще относишься к современной электронной музыке?
— Я воспринимаю ее больше как технологию. Музыки в этом нет вообще. Успех «Prodigy» — это неуспех электронной музыки. Все дело в энергии, которой в этих людях очень много. Столько нет ни у «Rolling Stones», ни у «U2». И если бы «Prodigy» играли на каких-нибудь ситарах или банджо, то результат был бы таким же. Просто получилось так, что они выразили этот ядерный заряд через компьютер.
— Вы единственная группа из Петербурга, которая по-настоящему пробилась за последние годы. Чем объяснить такой кризис кадров в городе, названном в свое время колыбелью русского рока?
— Для меня очевидно, что известными у нас стали только те, кто умел говорить с публикой на обыкновенном, нормальном русском языке. Неважно, есть смысл в песнях, нет его. Главное, должно быть человеческое слово внутри песни. Я никогда не нагружал песни смыслом и отталкивался в основном от фонетики. Какой смысл, например, можно найти в «Любовь Идет по Проводам»? Полный идиотизм. Но эта песня нравится мне своей фонетичностью. Идет быстрый текст, в нужных словах стоят согласные, от которых я отталкиваюсь, и песня постоянно пульсирует и живет. Так вот, возвращаясь к Питеру. Наверное, в какой-то момент мы там были единственной группой, которая знала нормальный русский язык и говорила на нем. Никто не подстраивался под публику, просто людям было близко то, что мы делаем. Так и получилось слияние, пик которого мы сейчас переживаем.
— «Правильно» — теперь не модное слово. В цене маргинальные манеры и пороки. Говорят, что именно на этом замешана вся массовая культура 90-х. Тебя, человека, живущего и делающего массовую культуру как раз в 90-е, это не смущает?
— Все это нужно пережить. У нас не было ни Вудстока, ни бума ЛСД, ни всего остального. Люди и представить себе не могли, что можно вести еще и такой образ жизни. Как же не окунуться в то, что выходит из рамок? Вот люди и вдарились в те же наркотики. Как порок, выходящий за грани устоев, их употребление очень привлекательная штука. Это может быть даже неплохим источником вдохновения, но со временем он надоедает. Лично для меня он уже исчерпан. Одно время мне подсунули гашиш, потом марихуану, потом еще что-то такое, Мы жрали, и все это было хи-хи, ха-ха. Но я сразу понял, что это не мое. Потому что в другой реальности, куда тебя уносит, мне совершенно не за что было зацепиться, даже глаз ни на чем не останавливался. С алкоголем такая же история. Я не пью уже полтора месяца. Пройденный этап, нет в этом ничего интересного. Надоело вставать утром и, пошатываясь, куда-то идти, едва собирая мысли.
— У так называемой модной молодежи есть определенный набор культурных потребностей. Это фильмы Тарантино и Родригеса, музыка типа «Prodigy» или «Radiohead», клубы, компьютерные игры, Internet. Что-нибудь из перечисленного близко лично тебе?
— Почти все. Я сам такой человек и пытаюсь нечто подобное делать в русском роке. Однако я из поколения, которое выросло на изломе, потому что родилось в одной стране, а живет в другой. Поэтому в отличие от более молодых людей, для которых все перечисленное — своеобразная форма жизни, моя тяга к этому, наверное, искусственная и вызвана в основном последствиями прежнего информационного голода. Но в то же время пережитый в свое время дефицит музыки, кино и всего остального позволяет сохранить постоянную потребность в чем-то новом. Когда все на блюдечке, то моментально этим наедаешься. Я думаю, что современная молодежь очень быстро остепенится и будет жить по расписанию. Подъем, метро, работа, снова метро, телевизор, ужин, отбой. Спиной к жене, лицом к стенке, бай-бай. Жить за счет новых впечатлений — удел немногих. Я рад, что мне это пока удается.