1987-й, ноябрь.
— Я всем простил сейчас. По-христиански. Ну что, я счеты буду сводить, что ли? Ко мне подходил сейчас тот парень… звукооператор с телевидения, с которым мы писали «Периферию». Просил прошения… Он же уничтожил оригинал этой записи. Сам долго юлил, говорил мне, что спрятал ее, отдал на хранение, а сейчас признался: сжег, когда качались эти таски по КГБ. Черт, до чего жаль, ведь была идеальная запись, я с нее сейчас мог бы пластинку выпустить. Ладно, чего уж там. Руку подал ему: господь с тобой, старик. Слушай, а вторую статью, без подписи, которая «Когда срывается маска» — её Айрат делал?
— Вроде бы он. Слушай, Юра. Он был мне другом когда-то. И хотя я знала всю эту историю и прежде, сейчас я не смогу ему руку пожать, потому что тебе подаю.
— Оставь. Я бы подал. Конечно, не стал бы вот так же чаи гонять, но подал бы. Пусть его!
— Ты имеешь право, я — нет. Айрат был поэтом когда-то, выпустил уже книгу. Oн больше никогда не будет поэтом…
1987-й, ноябрь
— Как там Шевчук? Здорово матерится в мой адрес?
— Да нет… говорит, простил всех… Что ж, коли начал этот разговор сам, рассказывай, как все было.
— Ты знаешь сама. Я работал в отделе пропаганды «Ленинца», сидел на твоем месте. Времена были другие. Как-то раз на столе обнаружил у себя этот материал — «Менестреля с чужим голосом». Я не хотел давать. Редактору позвонили из КГБ: срочно ставь. Материал писал «наш человек», а Юлдыбаев, джазист, ты его знаешь, и Теляшев, бард, из КСП — они там просто так были приписаны. Я еще пытался смягчить это все. Убрал там два абзаца, которые касались фактов личной биографии Шевчука. Я, впрочем, как следует и не знал тогда его песен. Потом пытался дозвониться до Юры — мол, прости, старик… Говорят, он меня послал, во всяком случае не советовали встречаться с ним, объясняться…
— А вторую статью? Разве не ты писал?
— Нет. А говорят, что я? Ну, спасибо за такую славу… Да, я ее ставил, правил… Но писала… ты ее знаешь, только никому не говори. Понимаешь, должна быть какая то честность по отношению к женщинам. Ну, если хочешь, считай, что это государственная тайна. Меня в Конторе просили не говорить. Пусть лучше все считают, что я.
— Айрат, разве доброе имя не дороже? Ты боишься?
— Меня уже после того, как я в первой статье два абзаца сократил, вызывали туда… надавали пинков.
В том же 85-м году у Aйpaта вышла книга стихов. Там бы ли строчки, посвященные московскому поэту Ивану Жданову: «Поэт имеет право быть непонятым, когда понятно всем, что он поэт». Айрат неплохо играл на гитаре, пел свои песни. Когда-то. Когда мы расходились с Айратом, я подумала: все-таки слава богу, что он не стал подавать мне руку сам.
Светлана ХВОСТЕНКО, Уфа
ПРОСМОТР
