У Владимира Высоцкого в одной из его песен есть такая строка: «Все мозги разбил на части, все извилины заплел». Немалая часть писем, пришедших в ответ на публикацию беседы с Ларисой Джегутановой, вполне отражает настроение, заложенное в этой строке. Растерянность, недоумение… Многим хочется поверить, но как в ЭТО поверить, если нас всех до недавних пор учили, что загробной жизни не существует, а в беседе как раз идет речь о потусторонних силах. А тут еще комментарий специалиста по аномальным явлениям, который подтверждает существование этих потусторонних сил.
Письма, поступившие в редакцию после последней публикации, не добавили ясности в этом вопросе, а только еще больше все запутали. Тем не менее мы решили наиболее интересные их них опубликовать сегодня. Не для того, чтобы внести в ваши умы еще больше путаницы, не для того, чтобы убедить вас в чем-то. Просто к сведению. Нередко информации, которая сегодня кажется пустой или даже вредной, завтра становится предметом пристальнейшего изучения. И хорошо бы к тому времени эту информацию не растерять. Итак, фантастическая история продолжается.
Напоминаем, что председатель областной секции по изучению атмосферных аномальных явлений Э. Ермилов и сама Лариса Джегутанова ждут ваших вопросов.
Со мной происходит то же самое
Я ПРОЧИТАЛА статью в вашей газете о Ларисе и Вите. Только это вовсе не фантастическая история — это жизнь, обычная, реальная жизнь. Я сама так живу, и у меня есть свой «Виктор Цой».
Все, что Лариса рассказывала, я знаю, и это мне понятно. И о гибели Вити я тоже знала. Не знала только, что к нему пришла именно фантастически красивая женщине. Хотя что-то в этом роде должно было быть. Его нужно было отвлечь на какой-то миг, а остальное уже свершилось само собой.
Только смерть Вити не обусловлена смертью его двойника. Параллельных миров очень много: и в прошлом, и в будущем, и сейчас. И двойник может быть не один. Просто забрать легче, если у тебя нет защиты на земле. А у Вити как раз и не было защиты, он был один. И Лариса тоже была одна, раз он смог прийти к ней.
Почему Витя выбрал именно Ларису, я точно не знаю, но могу предположить. У Вити была свобода выборе: он мот уйти совсем и не возвращаться больше сюда, а мог остаться здесь, но тогда ему нужен человек. Раз он с Ларисой, значит, выбрал второе.
Вообще, по космическим законам, Витя занимает ТАМ очень высокое место. Он — учитель. И многое на того, что он знал, было зашифровано в его песнях. Нужно только суметь понять ЭТО.
А парень, про которого Лариса рассказывала, попал в параллель будущего. Обычно память при возвращении закрывается и остаются лишь смутные ощущения. Нy, например: этого человека ты где-то видел, а в этом месте уже, кажется, когда-то побывал, а та книга вроде бы попадалась в руки к т. д. А ему, значит, оставили память. Но жить с этим очень трудно. Иногда возникает чувство полного одиночества — от непонимания.
Изгнать их невозможно. Они могут уйти сами, если ты захочешь. Но это светлая сила, которая помогает жить, что-то понять, иногда просто пособляет в мелочах: напомнит про зонтик или кошелек.
Но необязательно, чтоб человек, который рядом с тобой, вернее, его внутренняя сущность, умер. Нет. Можно очень хорошо знать живущего сейчас, если это твой человек.
Я не знаю, понятно ли вам, во всяком случае, я очень старалась. Просто мне хотелось, чтоб вы поверили, что все это не фантастика.
Лена
Цой не мог так написать
САМУЮ ФАНТАСТИЧЕСКУЮ теорию бывает трудное всего опровергнуть. Особенность фантастического в этом смысле — оно утверждает, но не доказывает. Причем отсутствие доказательств своей правоты за изъян ив считается. Напротив — каждое доказательство уже есть изъян само по себе, пробоина в стройной «системе защиты», поскольку «доказательство» — это уже нечто материальное, то, что в принципе можно научно опровергнуть. Эта та часть, доказав лживость которой, мы автоматически доказываем и лживость целого.
Естественно поэтому, что Л. Джегутанова упорно избегает всякой «материальности», она прекрасно понимает, что для ее вымыслов гораздо более подходит неправдоподобная форма, чем правдоподобная. Тем и хороши «звездные войны№, что антинаучны (или, точнее — ненаучны) — научными средствами их не опровергнешь. Но, по крайней мере, одну «ошибку» Л. Джегутанова все же допускает, причем ошибку очень серьезную — я имею ввиду «цоевские» стихи. Четыре стихотворения — ото уже «документ», это — материально, так как ЭТО может видеть любой человек, чего не скажешь об остальном. Эти стихи — основа для объективной критики, к ним применим научный метод, и должные быть доказательством правоты, на деле они становятся свидетельством лживости.
Сразу оговорюсь, представленные Л. Джегутановой четыре «произведения» мне не хотелось вы называть стихами — по той простой причине, что поэзией в этих строчках и не пахнет. Это — «стишки», соответственно к ним и надо относиться.
Нет в этих «стишках» и никакого Цоя — скорее его карикатура на него, выполненная неталантливо. В этой уродливой карикатуре только отдельные фрагменты принадлежат ему (или принадлежали когда-то), словно выхваченные ножницами из фотографии и криво, кое-как наклеенные на чье-то незнакомое лицо: полглаза, прядь волос, часть улыбки… Если в этих «стишках» и есть Цой, то лишь такой — мертвый и искромсанный.
Есть много причин, в силу которых я берусь утверждать, что эти «стихотворения» не принадлежат Цою. Уверен, подавляющее большинство читателей «ЛС», ознакомившихся с этими «шедеврами», разделит мою точку зрения. Гораздо легче перечислить все то «цоевское», что попадается в них, чем то, что явно не принадлежит ему, что чуждо и противоестественно для него.
Поддельность данных «стихов», столь откровенна и очевидна, что всякая необходимость серьезного и подробного текстологического анализа, безусловно, отпадает, достаточно лишь перечислить наиболее кричащие, бросающиеся в глаза своей противоречивостью моменты, что мне и хотелось бы сделать.
Схема, по которой составлены все разбираемые здесь «произведения», предельна проста и, должно быть, ясна каждому. Это «винегретный принцип». Каждый «стишок» — всего лишь бездарный конгломерат из надерганных у Цоя (а иногда, видимо, по ошибке, и не только у него) всевозможных цитат, образов, символов, скрепленных кое-как, а чаще — и вовсе на скрепленных, сдобренных некоторыми «добавлениями» от себя.
Л. Джегутанова идет путем наименьшего сопротивления. Она не пытается понять своеобразие миропонимания Цоя, проникнуть в тайности его поэтического стиля. Это недоступно ей. Она просто «выстригает» отдельные фразы из цоевских песен, его слова-символы (ночь, звезды, война, смерть, дождь и т.д.), предельно насыщает всем этим свои «произведения», наивно полагая, что этот переслащенный сироп выглядит правдоподобно, что этим можно кого-то обмануть.
Видимо, изобретенное Остапом Бендером специально для журналиста Худшанского «Незаменимое пособие для сочинения юбилейных статей, табельных фельетонов, а также парадных стихотворений, од и тропарей» было понято ею слишком серьезно и усвоено чересчур буквально. Если в стихотворении настойчиво повторяются целые фразы и строчки, звучавшие прежде, совсем необязательно делать из этого вывод, что мы имеем дело с произведением того же автора. Более вероятно, что перед нами или пародия, или подделка.
В целом о поэтическом уровне приведенных Л. Джегутановой «стишков» говорят хотя бы их «маленькие уродцы» — рифмы: зуб — рвут, война — дотла, бреду — войну, день — апрель, льда — весна, и т. д. и т. п. Тут даже само слово «поэтический уровень» кажется сомнительным — настолько все его находится далеко за пределами поэзии вообще.
Фраз банальных, ничего ив значащих, пустых тоже достаточно. Более чем. «Чей-то рассказ меня в омут ведет, огонь раздувает и сердце мне жжет», «В земле мирно спят», «где-то ЗЕМЛЮ СЖИГАЮТ ДОТЛА» (явная реминисценция из В. Высоцкого — «земля не сгорела дотла»), «где-то матери СТОНУТ В БРЕДУ», «Повзрослели девочки, возмужали мальчики — РАССТАВАТЬСЯ ЖАЛЬ», «возвратимся кто куда, я сюда, в он туда» (очень детское двустишье с милым «подвыванием» во второй строке — попробуйте-ка пропеть вот его «сюда-а-он»). Плюс очень, мягко говоря, неприхотливая рифма «куда—туда». (Это сродни «ботинки — полуботинки», «пять рублей — шесть рублей».) «Иду по жизни я столько лет своим путем», «Мой путь прошел средь фонарей и ЮНЫХ СЕРДЕЦ», «За мартом идет апрель», «улыбаюсь я светлым дням» и т. д.
За этими и подобными им строчками ничего не стоит, за ними — пустота. Это просто слова, механически собранные в подобия фраз, фразы, механически собранные в подобия предложений, предложения, механически собранные в подобия стихов, здесь все мертво, все неподвижно. Все Цоевские символы здесь — не более, чем плоская карикатура на самое себя, каждый из них не наполнен смыслом и потому не имеет возможности «оторваться» от листа бумаги. Элемент вторичности, слепого повтора проникает все — отсюда преимущественно прошедшее время, отсюда — тяготение к «чистой» повторности: «снова одет», «снова упала», «снова идет», «снова жду».
Так ли писал Цой, мог ли он написать, это и все остальное? Возможна ли у настоящего поэта фраза «Тень падает под ноги ЖЕЛТЫМ листом»? Нет. «Тень» может «падать» каким угодно «листом», скажем, серым, сухим, бесшумным и т. д. Но не желтым! «Тень» и «желтый» в приведенном контенте никак не связаны, ассоциация получается явно уродливой и ненормальной. Это не поэтическая фраза, она написана не «изнутри», а «извне» — поверхностно, слепо, по-сходству с подобными.
«Кто-то так долго тебя ТАЩИЛ вперед». Что значит здесь «тащил»? Почему именно «тащил»?
«В дома темно, Я САМ, он царапает веткой окно, и не верю я больше снам, мне их читать не дано». На мой взгляд, его «я сам», не только непоэтично, но и безграмотно. И что, собственно говоря, «сам»? О чем это? Для чего это? Может быть, как рифма к «снам»?
«И растают СУГРОБЫ ЛЬДА». Даже если отбросить в сторону тот факт, что для Цоя слова типа «сугроб» с их сильной русской народной семантической окрашенностью были не столь близки, остается еще одни вопрос. Знает ли автор, что в современном русском языке «сугробы» употребляются по отношению и слову «снег»? «Сугробы льда» — это не очень нормальное употребление, как и «сугроб песка», «сугроб зерна», «сугроб денег».
Мне могут возразить, что я придираюсь и мелочам, и его будет справедливо. Я действительно «придираюсь» и мелочам, потому что, во-первых, они бросаются в глаза, а во-вторых, кроме них, этих мелочей, здесь ничего больше нет.
«Стихи» Л. Джегутановой (рискну предположить, что они принадлежат действительно ее «вдохновенной лире») — это не стихи. Они комичны и смешны даже там, где подразумевается якобы трагический пафос. Они нелепы. Разве мог вот это написать Цой: «Мне снилась война кругом, я видел рекетодром», «в окопе сижу большом, убьют меня скоро в нем», «стартует мой самолет, и в нем я уже пилот, он к звездам меня зовет», и так далее — про весну с ПАХНУЩИМИ руками, которые она зловеще тянет к главному герою, про «последние нечитанные буквари» и другие «забавные» вещи. Разве Цой писал об этом и разве он писал так? Если бы он действительно писал ТАК, он просто не был бы Цоем в нашем понимании. Приписывать подобные «стишки-безделки» ему значит пачкать его имя, осквернять его память.
Л. Джегутанова не умеет писать стихи — и в этом дело. Если бы у нее была хоть малейшая способность к сему занятию, она могла бы понять всю глупость и ненормальность своего положения и, видимо, поостереглась бы делать из себя столь жалкое посмешище.
Задуманная ею маска должка была быть демонической, но на саном деле она всего лишь смешна.
Павел ШНИКЕВ, студент филфака НГУ
* * *
Мне очень хочется верить, что это так на самом деле. Что Лариса все это не придумала. Это просто здорово, что мы имеем возможность читать его стихи, которые он написал после смерти. Спасибо Ларисе за то, что она дала возможность поверить, что Цой действительно не ушел от нас совсем. Я очень рада. В песне (или стихотворении?), которую Виктор продиктовл Ларисе: «Темные улицы тянут меня к себе…» есть такие выражения, которые встречаются в его самых знаменитых песнях. Эти стихи призывают не отчаиваться, а верить. Они обращены к нам.
Юля, 14 лет.
* * *
Прочитал интервью с Ларисой Джегутановой. В большом недоумении. Трудно все это осмыслить и поверить в это. Не знаю, хочется ли мне верить в это или нет. В голове не укладывается. Если она все это придумала ради не знаю чего, то сделала это зря. Это интервью как бы поменяло мое представление о конце его жизни.
Я думаю, что Виктор погиб не из-за гибели его двойника. Это Бог забрал его к себе. Он ушел как бы непобедимый никем. Не знаю, поймете ли вы меня. Не могу высказать свои чувства, извините. Мне кажется, что Цой мог написать эти песни, пройдя космическую войну. А вообще у меня в голове путаница. И, наверное не только у меня.
Господи, только бы она не врала!
Денис Л.
* * *
Прочитала вашу статью «Виктор Цой после смерти диктует стихи». Скажу сразу — я в это верю. Не могу передать чувство, которое меня охватило. Я буквально онемела. Потом кинулась звонить подруге, ее не оказалось дома. А мне так надо было поделиться с кем-то близким! Пошла сказала маме. «Ладно, ладно успокойся», — ответила она. Быть может, не поверила, только видела, как я взволнована.
Я знала, что это случится. Я была абсолютно уверена. Знала, конечно, без всяких подробностей, что Витя Цой обязательно к кому-то придет. Не знаю, откуда это у меня взялось. Сидела как-то, слушала его песни и появилась уверенность в его возвращении.
Я могла бы еще рассказать об этом, но есть какое-то предчувствие, что пока рано. Во все это трудно поверить. Мама и подруга отнеслись к моему рассказу с недоверием. А неверие может все погубить. Только вера и любовь могут вернуть нам Виктора.
Светлана В. 18 лет. г. Нижний Новгород.
СДЕЛКА С ДЬЯВОЛОМ
ХОТЕЛ написать раньше, ко тут этот дурацкий переворот. Кстати, могу заверить вас и всех экстрасенсов-жуликов: мы к этому путчу не причастны. Мы — это так называемые Силы Тьмы.
Я — Избранник. Одни из них. Бывший. Я занимал довольно высокую ступень в иерархической лестнице. Быть может, меня осудят мои «темные» товарищи за это письмо, ибо все равно они узнают, что я написал его. Но я считаю, кто вреда оно принести некому не может.
Как я оказался среди «темных»?
Однажды в одном южном городке я был завербован человеком по имени Ардело. Он представился дьяволом. Завербовал как бы в шутку. Но через шесть лет он меня нашел, хоть я и не давал ему своего адреса. Он исполнил свою часть договора и требовал того же с моей стороны. Я мог не поверить и послать его к черту (черта поспать к черту — это не совсем обычно). Но мне было интересно. Я любил авантюры и поверил. Я ведь Стрелец. Истинный.
Я был Координатор и работал в Тройке. В Тройку входят Координатор, Компенсатор и Исполнитель. Эти названия сами говорят за себя. Когда Координатор считает нужным пустить под откос поезд, Компенсатор старается, чтобы выжило как можно больше людей. Исполнитель берет на себя техническую честь дела. В его распоряжении шестерка помощников. Он пользуется массой всевозможных, часто очень необычных средств. Как и при помощи чего забирается энергия — не наше дело.
ТЕПЕРЬ О ЦОЕ. Прочитал в «Ленинской смене» статью о нем. Умненькие ребята, попали почти в точку. Только двойник никакой энергетической и любой другой ценности не представляет для сил небесных и потусторонних. А посему сначала погиб Цой. А двойник не может жить самостоятельно без оригинала. Это потом мы переиграли время и пространство (в результате чего Виктор погиб дважды). Когда он узнал, что возможен такой фокус, сразу мне сказал: «Если я погибну — сделай так, чтобы я погиб там, где мне было хорошо».
Когда погиб мой Компенсатор Акза, спасая мне жизнь, я был в шоке. Мне было так плохо, что хотелось умереть вместе с ним. А через несколько дней, когда кремировали Акзу, я увидел в толпе избранников знакомое лицо. «Как Цой», — подумал я. Я любил песни Цоя, но никогда не боготворил его. Поэтому сразу забыл о человеке, похожем не Цоя.
Тут ко мне подошел Заро. Избранник. Мой Исполнитель и лучший друг в том миpе.
«Пойдем я познакомлю тебя с новым Компенсатором», — сказал он. Он подвел меня к Цою. Он еще «не врубился» в наши проблемы и ситуацию, как сам говорил, но, понимая момент, был серьезен и печален. Это мне понравилось. Это было на наших островах Шерл, где у нас была столица параллельного государства (параллельных миров, кстати, великое множество). Там всегда лето, ибо острова находились в тропической зоне. За неимением места и желания на могу рассказать подробнее. Это не цель моего письма.
— Акриаро. 147. — представился я к протянул руку.
— Виктор, — произнес он.
У каждого из нас на лавой сторона груди наколота кличка и номер. Этого Виктор не понимал. И наотрез отказался иметь свой номер. Но мы за глаза называли его «первым». «Витя строит перестройку», — шутили мы. Мы с Виктором были немного похожими. Он, как и я, не любил громких, высокопарных слов. Он, как и я, не любил что-то объяснять. Была в нем даже какая-то надменность.
Работа в Тройке была очень напряженная. Я до сих пор не понимаю, когда он успевал сочинять свои песни. Дома концерты, запись, здесь — война… Наука в «параллельном» достигла своих вершин. Она творила чудеса. Она могла сделать двойника за 30 минут, один к одному, и напоминала волшебство. Но двойник никогда не смог бы писать песни. Мы приезжали в параллельный мир на один или несколько дней, а то и часов. Работали в Других государствах, а чаще на другом континенте.
В НАШЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ были средства, позволяющие очень быстро передвигаться, сделанные а виде различных автомобилей. Вообще все необычное было закамуфлировано под вполне обыденное.
Между нами и двойниками была какая-то связь. Когда я спьяну разбивал себе лоб, мой двойник натыкался на столб. Когда он по небрежности ушибал себе ногу — на моей вскакивал синяк. Обратная связь была неудобна. Иногда кто-то в самый неподходящий момент завывал от боли. Но я не помню случая смерти Двойника. Что при этом происходит — я не знаю.
Виктора мы так и звали: Виктор, Витя, Цой. Никакой не Рой. И еще звали Кореец или Япончик. Он сначала сердился, особенно за Япончика. А потом перестал. Одного парня звали даже Люля-кебаб. И ничего.
Я любил песни Цоя. Но, например, Заро — был американец и, естественно, ничего не слышал раньше. Здесь собрались разные нации. Языкового барьера, конечно, не существовало. Цой худо-бедно мог изъясняться по-английски. Кроме того, у нас имелись аппараты — переводчики в виде телесного цвета пластыря. Он приклеивался за ушами и посылал расшифровку любого языке прямо в мозг. И получалось, что для меня все говорили по-русски, а для Заро — по-английски.
Так вот, доже когда мы в нарушение уставе обходились без переводчиков, песни Цоя оказывали магическое действие на всех Избранников. Когда он пел песни из своего первого альбома, все подпевали ему; «а-а, у-у-у». Он на любил, когда ему что-то приказывали. Я знал это и, хотя был выше в иерархии, никогда ничего не приказывал. Тем более что я был помладше его.
Светлые, темные, серые… Это ярлык. Светлые силы так же коварны, как и темные. Это зависит от обстоятельств.
Набрались светлые силы и пошли войной. Против всех и вся без разбора, нарушая вселенское равновесие и гармонию миров. А это чрезвычайно опасно. Их нужно было остановить. И началась эта проклятая война. Только поэтому Виктор и появился среди нес, у него был мощный энергетический потенциал. И вообще он любил черное. У нас были куртки «хамелеоны». Они могли принимать любой цвет. Кореец всегда был в черном.
Погиб Виктор хорошо. В параллельном мира ночью нас атаковал свет. Шел дождь. Виктор любил дождь. И все мы любили. На нашу дачу, где мы находились, напали. Мы отстреливались, как могли, и переговаривались по рациям. «Светлые» глушили, как могли. Вдруг в разговор включился Виктор. Он подъехал к дому на машине и услышал в темноте стрельбу.
— Что случилось, Заро? — послышалось в рации.
— Виктор?
— Отвечай.
— «Свет» нас душит. Окружили. Дорога блокирована. Дальше тебе нельзя…
— Сколько вас?
— Пятеро.
— Ну, хорошо… Что будем делать?
— Уезжай…
— Я приеду, я сейчас приеду.
И БОЛЬШЕ НИ СЛОВА. Мы с Заро кричали в рации, что этот бой не его, что он не прорвется. Но… верь мне, я знаю — нам надо быть вместе, верь мне и я буду с тобой в этой драке… Таков Цой.
И он прорвался… Чудом прорвался на своей машине. Мы набились в нее, и он вывез нес. Тоже чудом. Задавил несколько человек. Но впереди оставался еще один. Пуля пробила лобовое стекло… Виктор ткнулся в него, как будто заснул. Заро сидел впереди, он сразу схватил руль и остановил машину. Мы перетащили Цоя назад, к себе на колени.
Медицина ТАМ почти всесильна. В нашей походной аптечке были могучие средства, способные срезу подмять умирающего. Но нет пока средств, способных помочь мертвому. Цой был мертв. И ничто не могло ему помочь.
Утром Ардело переиграл время. Не знаю, как это происходило, но это делалось невероятно редко и только в стратегически» целях. Он не хотел сначала, но наше упрямое молчание пятерых оборванных и испачканных с ног до головы кровью и грязью, наши слезы на усталых лицах были тяжелым упреком Ардело.
…Когда Заро появился там, на берегу, Цой удивился и обрадовался. Даже что-то пошутил. Но, увидев выражение лица Заро, замолчал.
— Что случилось?
— Я на будущего, — сказал Заро, воцарилось молчание. Я хорошо представляю себе эту сцену по рассказу Заро.
— Ты закончил свой альбом?
— В целом, — Виктор закурил сигарету. Он уже все понял, ибо дураком никогда не был. — Я погиб?
— Да…
— Сколько у меня времени?
— Минут двадцать.
— Расскажи, как я погиб.
Зеро рассказал.
— Давай еще покурим…
Они снова закурили.
— Я ни о чем не жалею… Прощай…
Виктор собрался, сел в машину и уехал. Он знал, что до дома ему не доехать, что жить осталась считанные минуты, и, может быть, немножко боялся той боли, которую предстояло испытать. Боли расставания с жизнью. Жизнь он все же любил. Но простился с ней, как никто другой. Просто собрался и поехал. Вот как все это было…
А песни? Цой не писал песен, что в тетрадке у той девушки из Запорожья. Не обижайтесь, но не писал.
У МЕНЯ ЕСТЬ несколько песен, действительно написанных Цоем, По крайней мере, он пел их под настроение, но всегда говорил, что та или иная песня неудачная. Кроме того, они почти все недоделанные. Я даже пробовал сам сыграть и спеть их, записать на магнитофон. Конечно, музыкант я плохой, но, если вам будет интересно, я пришлю как-нибудь, когда у меня будут для этого деньги. Я выдавал эти песни за свои, и мне будет стыдно, если мои друзья узнают, что это не мои песни. Но не мог же я сказать, что это песни Цоя. Я же не псих, хотя эта дурацкая война истрепала все мои нервы.
Если вы решите напечатать это письмо (я даю разрешение), то у меня есть несколько просьб.
1. Измените все имена Избранников, в том числе мое и нашего повелителя Ардело (что мы и сделали. — Ред.).
2. Гонорар перечислите в Фонд Цоя.
3. Извините за все грамматические ошибки, которые я наделал по неопытности (мы их исправили. — Ред.).
Сказать по правде, обо всем, что я вам рассказал, знают мой лучший друг и жена. Вернее, о Цое они не знают. Я даже им на рискнул рассказать. Но тут эта интересная статья, и я решил выложить все. Кому нужно — поверят. А нет, так нет.
4. Я не хочу встречаться с корреспондентами. И не обязан ничего доказывать. Это мое право.
А еще у меня есть кошка. Я привез ее оттуда. Обычная кошка. Это традиция — вышедшие из рядов привозит с собой кошку. Это наш символ. Так повелось.
Акриаро, 147, с уважением к вам.