5. ГЛОБАЛЬНАЯ ПОБЕДА И ГЛОБАЛЬНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
«Рок-Синдром»: апрель — май — июнь.
Концерт 13 июня.
После концерта 5 апреля заныл Шурик Усвицкий. Он «устал», и результат — уход из группы.
Мы остались втроем: Я, Шурик Хеви-Метал и Карпыч. Наши операторы звука и света стали персоналом рок-клуба и ездили с ними по всем тусовкам, что им, по-моему, совсем делать не надо было. Романов чуть не погиб в лучах этой сомнительной славы, а Мандрусову это потом не помогло отстоять наши позиции за пультом фестиваля «Рок-87». Нашим ответом на уход ритм-гитариста стало создание новой, еще более мощной программы. Я ушел в текстах в мистику и фашизм до полного неподчинения всякой цензуре. Хотя тексты песен мы должны были, как члены рок-клуба, сдавать на просмотр, в тех бумажках я писал какую-то фигню, да их никто, наверное, уже и не читал. Текстов-то на концерте при таком грохоте разобрать, если раньше никогда не слышал, невозможно.
Наши концерты, до пены у рта, обсуждались на заседаниях бюро ВЛКСМ. Коммуняги трясли директора рок-клуба, а тот страшно боялся за свой партбилет и все рассказывал, как он его чуть не лишился. Но у нас к потере партбилета жалости не было. Я не знаю, сколько было сломано во время наших выступлений стульев в залах ДК, но их количество просто огромно, и каждый раз мне приходилось выслушивать про эти проблемы, вместо того чтобы мощно рубиться в эти минуты на репетициях.
В одну из адских ночей мы заперлись в Большом зале ДК, прихватив с собой ящик бухла и двух звукооператоров: Сашу Перфильева и Макса. В эту ночь была записана угарная мистическая вещь «ЗЛО». Сперва шло мощное инструментальное вступление, длящееся минут пять, затем — рубилово со словами. Мощная настройка аппарата длилась, по-моему, часа четыре, так что все филины, жившие тогда на крыше ДК, разлетелись в диком экстазе пожирать мышей, и окрестные коты потом передохли с голоду. Когда аппарат как бы настроили, начали писать. За пару дублей все было готово. Началось мощное зависалово, уже под утро я пропел пару дублей и вещь была записана.
Часов в восемь утра пришли какие-то пионеры на свой утренник, и нам пришлось выгружать аппаратуру из зала, так как она мешала им там ходить с горнами, барабанами и флажками.
Рок-клуб в это время активно вел свою деятельность. Они ездили по всяким городам, рассылали во все рок-клубы страны аудио-сборники команд, которые входили в Горьковский рок-клуб. Нас туда не включали. Нас не брали на концерты клуба. Когда я спрашивал, почему не включают нашу запись в сборник, мне нагло заявляли: «Метал» — это не рок в нашем понимании, вы нам не нужны!». Они были фэнами вонючего джаза, а из рока воспринимали только то, что творилось в Ленинграде, всю эту словесную муть с музыкой советских ВИА.
Тогда мы подумали как повести себя в этой обстановке скрытых военных действий. Я пошел к руководству рок-клуба и сказал: «У нас запланирован очередной сольный концерт!». Они что-то кричали, что «Рок-Синдром» постоянно выступает и нет времени для выступления других групп, чтобы мы перенесли выступление на осень. Я был неумолим и поставил наш концерт в самый прикольный для нас день — 13 июня. Это был День города. Нам все-таки навязали в разогрев какую-то рок-клубовскую команду. Так как до концерта еще был примерно месяц, то мы начали готовиться.
Репетировать нам стали запрещать. С марта мы переехали как члены рок-клуба на его репетиционную базу в ДК им. Орджоникидзе. Сперва, каждые 5 минут прибегал директор рок-клуба и орал, что он не может говорить по телефону, а нам, в принципе, на это было… Потом нас просто перестали пускать на базу сказав: «Обком запретил вам репетировать». Я поехал в Обком ВЛКСМ к Гале Бариновой. Она оказалась женщиной сообразительной. Мои легкие телеги быстро дошли до ее мозга и она уже мчалась в рок-клуб, просив меня приехать туда на полчаса позже. Все решилось. Мы репетировали.
В начале июня в Горьком зависло шоу Ованеса с Крисом Кельми и «Черным кофе». Я купил у Варшавского мощный звучок, усилив звучание гитары, еще прикупил новую педаль, сделанную по последним московским разработкам. На концерты «Черного кофе» мы ходили каждый день, так как это была клевая тусовка, да и в жару, которая стояла тем летом, в прохладном Дворце Спорта было приятно находиться.
У меня на шее тогда висел череп, вырезанный из кости, который мне подарил Шурик Хеви-Метал. Один из техников программы тогда осторожно спросил: «А не страшно ходить с «мертвой головой» по улице?». Я даже не понял и спросил: «А почему?». На что он ответил: «А за «наци» не принимают?». Я ответил, что мне вообще-то наплевать на то, кто и что думает. В общем, ованесовская тусовка дико тащилась от общения с нами, и мы на восточный новый 1988 год оказались в гостях в Москве у Варшавского и гитариста «Рок-Ателье» Кости, где мрачно бухали.
Когда концерты «Черного кофе» завершились, а было это 8 июня, мы с Ованесом, его директором и дочкой шли по направлению к гостинице. Металлисты после концерта, как это было обычно и раньше во времена приезда Кузьминых, «Машин времени», расходиться не собирались, а хотели провожать своих кумиров. Но тут нам предстала весьма мрачная картина: толпу фэнов окружили пожарные машины, а одна тачка с матюгальником ездила вокруг и что-то дико вещала, пугая народ. Народ подумал, и когда понял, что это слишком активно, отвалил, с непобежденным видом дойдя до центра города, где толпа рассеялась по домам.
Это означало одно — наступило время террора на тяжелый рок. Еще в середине концертов «Черного кофе» приезжал министр культуры Марийской АССР. С Варшавского сняли «косую» куртку, заставляли музыкантов стоять по стойке «смирно» и ни в коем случае не заводить толпу, а не то (грозили огромным волосатым кулаком власти) все концерты будут отменены.
Рок-клубовские организаторы повесили афишу, в которой никому не нужная разогревающая команда была написана 2-х метровыми буквами, а «Рок-Синдрому» досталась узкая полоска внизу афиши. Но откуда ветер дует, было понятно, хотя, естественно, нашему возмущению поэтому поводу не было границ.
Мощно затарившись нитратом аммония и электрическими плитками с вентиляторами, мы обеспечили себе полную задымленность помещения.
На сцене, я велел взять и опустить «лесенкой» большие «белые» прожекторы, висевшие под потолком так, чтобы задняя линия была на уровне Карпыча с барабанами, следующая уже повыше и так далее. Всего их было, по-моему, линии четыре.
В день концерта нагнали милицию. Боевые орлы стояли плотной цепью и проверяли у всех входящих билеты, как будто не было совковых бабок-контролерш.
Как только разогревающая группа начала что-то жалко выть, вся толпа вышла на улицу перекурить и дождаться нашего выхода. Мы тусовались вместе с ними. Назад в зал ДК плотный ментовский заслон нас не пускал. Билетов на наш же концерт у нас почему-то не оказалось, и то что вообще-то мы здесь выступаем, или другие доводы на огромного, пузатого, толстого майора не действовали. С трудом мы пролились в зал. Выгнав надоевшую всем команду со сцены, мы начали концерт. Толпа фэнов бесновалась, она билась в экстазе. То, чего людям не давали делать в других местах, у нас вносилось в ранг обязательного. Почти во время всего концерта, несмотря на то, что аппарат был на пределе, я не слышал того, что мы играем, слышен был только ор толпы: «HEAVY METAL! HEAVY METAL! HEAVY METAL!».
Перед концертом директор рок-клуба Уланов в ужасе подбежал ко мне и сказал, что панки задумали провокацию и собираются сделать подставку металлистам на Свердловке, о чем попросил предупредить фэнов. Я посредине концерта прогнал телегу про панков и, собственно, забыл об этом. У нас всегда была своя политика, а заморачиваться над чьими-то примочками было просто не в кайф. Мы рубили нашу программу, находясь в полном экстазе. Она называлась «Без права голоса» — отвечая всему тому, что творилось в окружающем нас гнилом совке. И мы создали тот остров металла на этой грязной совковой земле, отвоевав его. Этот концерт был очередной глобальной победой «Рок-Синдрома». От этого концерта протащились все: фэны, сам «Рок-Синдром» и даже администрация клуба.
После концерта, побыв часок в отходняке, перебазировав аппарат, приняв поздравления фэнов, конкурентов и другой тусовки, мы поехали прогуляться в центр города.
Тут-то и случилась то, что должно было случиться. Не знаю, какую роль тут играли «панки» (если они были «панки» то я цветной телевизор), но спецслужбы оказались на высоте. Обществу было показано впоследствии то, что нужно было показать. Продажная пресса в статье «Под знаменами «тяжелого металла» все переврала, присоединив к металлистам тех, кто ими не является и, свалив на них все, что было нужно. Про то, что вся толпа металлистов со мною во главе шла с концерта «Рок-Синдрома», ни слова написано не было. Это была новая фишка по борьбе с «нездоровым ажиотажем» вокруг нашей группы.
Надо сказать, эта акция им удалась. Сейчас видно, что их наступление тогда велось мощно, целенаправленно, четко продуманно. На толпу металлистов спустили специально натренированных ментовских прихвостней с полууголовным прошлым и те, чувствуя за спиной мощную поддержку системы, старались вовсю. Хитрые власти решили душить народ руками «народа», продумав дальнейшие шаги, чтобы вывести сложившуюся ситуацию в нужное им русло.
Вот какое интервью было у директора рок-клуба в комсомольской газете: «На сегодняшний день ситуация довольно сложная. И в основном, из-за небезызвестных всем событий 8, 13 и 14 июня. А последовавшая за этим в «Горьковском рабочем» статья «Под знаменами «тяжелого металла», на наш взгляд даже усложнила обстановку, создала нездоровый ажиотаж вокруг проблемы. Но мы надеемся, что выход будет найден верный. Постановлением обкома ВЛКСМ от 22 июля решено «завершить организационную работу по созданию областного рок-клуба (учреждение устава, программы работы, председателя, совета, открытие счета, создание художественного совета) «.
Вот как оказывается! Рок-клуб с председателем, уставом существует уже полгода. Мы там — одна из первых групп. Я вхожу в совет рок-клуба, который существует, принимает решения, принимает в конце концов новых людей в этот клуб. Хотя бы вспомнить Полковника (больше я никого не помню почему-то) — он был принят нами в рок- клуб после прослушивания в апреле 1987 года.
Комсомолу нужен был другой рок-клуб. Управляемый. Послушный. Идущий туда куда надо идти вместе с местным комсомолом: на завод, в свиноферму, за ткацкий станок, короче — «ленинским путем», как в то время писалось на каждой странице любой выходящей газеты. А мы не шли туда и за собой туда не вели. Не орали про перестройку, гласность, а просто жили как нормальные люди. Свободно. Слишком свободно.
Продолжение следует
Статья любезно предоставлена официальным сообществом группы РОК-СИНДРОМ https://vk.com/rock_syndrome