ДВЕ ИСТОРИИ, которые я хотел бы рассказать вначале, произошли почти одновременно. Представьте: мы с друзьями везем рок-группу на автобусе из Москвы в отдаленный (по обыкновению тех лет) загород, где уже ждут несколько сот слушателей: лидер группы, вокалист филармонического ВИА, прославившийся как автор небесталантной, хотя и поверхностной «магнитофонной» программы в стиле группы ДК. И вот уже у самой Кольцевой дороги обнаруживается, что в аппарате, ожидающем нашего пассажира, не хватает какой-то важной примочки. «Вы за кого меня принимаете? — раздраженно цедит «метр» сквозь зубы. — Я на дровах играть не буду!». И, не слушая никаких объяснений, гордо покидает автобус.
Спустя примерно месяц при почти аналогичных обстоятельствах — в электричке — я познакомился с рижской группой «Цемент» и ее лидером Андреем Яхимовичем. Музыканты из Прибалтики — тогда для нас это звучало почти как «из Ливерпуля». Можете себе представить — рок-клубы у них открывали тогда, когда у нас закрывали даже дискотеки. И опять же, как назло, в самый последний момент выясняется, что в том забытом богом и занесенном снегом полуподвале, куда мы повезем гостей с Запада, нет даже пульта (!!). Господи, да как подойти с этим к лидеру ведущей рижской команды, который к тому же еще и президент рок-клуба?
— Ерунда, — с неожиданным философским спокойствием отвечал Андрей. — Мы все понимаем. Как-нибудь настроимся!
И они показали профессиональный класс — настроились без пульта так, что в зале было слышно каждое слово.
К чему я все это рассказываю? Какое отношение имеют эти байки к рок-музыке? Думаю, что имеют. Рок — это искусство самого прямого (по сравнению с другими жанрами) самовыражения личности. Нет личности — нет и рока. Мне очень трудно представить себе выдающегося рок-музыканта трусливым или подлым человеком, выслуживающимся перед начальством или сочиняющим «телеги» на товарищей по искусству. А если в какой-то момент рок-музыкант все-таки теряет свое лицо — «ломается» под действием тех или иных обстоятельств и собственных слабостей, — то, будьте уверены, не пройдет и года, как вы заметите эту перемену в его творчестве, вы, увидите, как за всеми словесными и музыкальными перлами — очень точно сказал об этом поэт — «проступает пятном немота».
* * *
Родословную «Цемента» очень удобно выводить из группы «Поезд ушел». Андрей Яхимович — гитара, вокал; Геннадий Крявченков — бас; Юрий Городянский — ударные — эта троица составляла в 1982—85 годах костяк популярнейшей в Латвии команды. Команды, которая задолго до появления в «Литературной газете» серьезных статей по проблемам ценообразования, осмелилась сообщить своим слушателям, что на 120 рублей в наше время прожить довольно трудно (песня так и называлась — «120 рублей»). Что ж — не одни они это заметили. Но если для «ДДТ» и «Облачного края» обращение к подобной «ложно-гражданской» тематике знаменовало полное прекращение концертной деятельности и отступление в заранее подготовленные подвалы, то рижанам повезло гораздо больше — повезло прежде всего с горкомом комсомола, который занял в вопросе о рок-музыке на удивление самостоятельную позицию и на все циркуляры Министерства культуры отреагировал с точностью до наоборот: открыл в городе свободный, демократичный, независимый рок-клуб. Первым и с тех пор бессменным президентом этой уникальной общественной организации стал Андрей Яхимович.
А «Цемент» оказался ровесником рок-клуба. Своеобразие его по отношению к «Поезду» в большой степени определяет личность Яниса Ваназдинына, одного из ветеранов латвийского рока, соло-гитариста из группы «Архив». (Напомним, что Рига, наряду с Москвой и Ленинградом, претендует на звание древнейшего — с первой половины 60-х! — рок-центра страны). Впрочем, изменилось не только музыкальное лицо группы: метаморфозу претерпел сам стиль. От несколько прямолинейной социальности «Поезда» Яхимович и его товарищи по «Цементу» обращаются к тому, не имеющему аналогов в мировой рок-истории, направлению, которое в Москве, с легкой руки одного художника-авангардиста, стали называть «неоконформизмом», — с одной стороны, это естественная реакция на слащавую ложь эстрады и произвол худсоветов: «Вы хотели, чтобы мы пели «Комарово»? Так нате вам ваше «Комарово»!».
* * *
Рок-клуб в Риге — это не учреждение и даже не помещение (помещения могут быть разные), а прежде всего общность людей, связанных не только общим делом, но и некоторыми общими принципами. Например, той самой порядочностью, о которой так хорошо написано в документах Всесоюзной свердловской рок—конференции. Приведу несколько примеров. Уже знакомый нам Ю. Городянский, тяжелобольной, с высокой температурой, выступает в составе «конкурентов» — болдерайской группы «Спецбригада», поскольку у тех не оказалось барабанщика, — а играть-то надо, публика ждет.
Наверное, все смотрели «Легко ли быть молодым?» — фильм, ставший наряду с «Покаянием» кинематографическим провозвестником перестройки. Помните живописную толпу рижских «металлистов» и панков? Когда попадаешь на фестиваль рок-клуба, кажется, что попал в фильм Подниекса. И именно здесь начинаешь понимать, что самоуправление и демократия как модель организации жизни — такое же абсолютное достижение прогресса (по сравнению с «ежовыми рукавицами» разных фасонов), как электричество — по сравнению с водяным колесом, а клиника профессора Федорова — по сравнению с клиникой шамана. Демократия просто эффективнее!
Впрочем, возвращаюсь, в столицу Латвии, одну конфликтную ситуацию за три фестивальных дня мне все-таки пришлось наблюдать, дружинники вывели за дверь группу молодых людей, проникших в ДК через окно столовой. Это вызвало жаркие споры — правильно они поступили или нет. «Пусть обижаются сами на себя, — аргументировал свою позицию руководитель рок-клубовской дружины, — каждый, кто хотел попасть на концерт, мог заблаговременно купить билет. А чем они лучше других?»
Не берусь решать за рижан, кто тут прав, кто виноват, — в Латвии свои представления о порядке, которым, может быть, стоило бы поучиться: например, там никто, даже панки, не переходят улицу на красный свет вне зависимости от присутствия милиционера. Но, во всяком случае, если большинство окажется недовольно, то и руководителя дружины, и любого клубного администратора, и самого Яхимовича можно на следующем же собрании переизбрать.
Единственное, чего я совершенно не понимаю, это как Андрея хватает на все: руководить, клубом, отстаивать интересы рокеров в инстанциях, писать песни, ездить на гастроли… Сыгранная со всем блеском прибалтийского традиционного профессионализма, их программа от начала до конца — от пародийных вариаций на тему фильмов ужасов «Садизм-авангардизм» до драматической экспрессии «Тундры» — стала украшением самого представительного всесоюзного фестиваля. «Большое счастье. — писала Марина Тимашева, кандидат искусствоведения, — видеть на сцене человека, столь богато одаренного природным артистизмом, как Андрей Яхимович». С ее профессиональной оценкой согласились сотни непрофессионалов: разбирая Фестивальные анкеты рок-фестиваля в Подольске, я постоянно обнаруживал в графе «лучший на сцене» фамилию Яхимовича или (если заполнявший не избалован информацией о советском роке) просто слово «Цемент».
Впрочем, нашлись несколько человек среди местных чиновников, которым «Цемент» сильно не понравился, особенно «Тундра» — в ней увидели нигилизм, садизм, авангардизм, цинизм. Я слушал их кулуарные толки с недоумением: по-моему, именно эта композиция отличается своим позитивным и конструктивным духом от многих хитов последнего времени. Вслушайтесь в текст, он весь построен на антитезах; «люблю — ненавижу», «тепло — лед», «жизнь — смерть».
Ненавижу быть один.
Ненавижу жить среди льдин.
Ненавижу людей в эполетах.
Ненавижу их жен на паркетах!
И вторая, светлая часть диптиха:
Я люблю своих друзей,
Я люблю слово «хей!»,
Я люблю, когда кричат,
Я люблю, когда молчат,
Я люблю, когда в доме тепло,
Я люблю, когда чисто белье…
Социальная позиция «Цемента» — это не отчаянный бунт дикаря, который ненависть удушающим структурам выражает в бессмысленном разрушении всего окружающего, это сознательный и осмысленный протест гуманного и культурного человека против бюрократического оледенения жизни. Это протест конструктивный, поскольку он выдвигает альтернативу.
Впрочем, то же можно сказать и о рок-культуре в целом: кое-кто, сильно-напуганный, видит в ней опустошительное землетрясение. Полно! Скорее, это гроза — весенняя гроза, которая смоет c нас грязь и копоть: лицемерие, конъюнктурщину, ядовитые лиловые отметины разных канцелярских штампов. И все живое вокруг воспрянет и зазеленеет.
И. СМИРНОВ.
г. Москва
Просмотр
