Не дожидаясь концерта лауреатов «Рок-панорамы», я отбыл в Тарту. Стояла солнечная погода начала мая. Я не ждал больших открытий — Тартуский фестиваль обещал общее расслабление и классную традиционную музыку. Эти не очень «великие» ожидания оправдались. «Рок-отель» присовокупил секцию медных инструментов и сыграл великолепную программу ритм-энд-блюза в неотразимом стиле «Блюз Бразерс». Юри Розенфельд из «Мюзик-Сейф» подтвердил репутацию самого тонкого в стране блюзового гитариста. Даже Петер Волконский выступил менее радикально, чем обычно, его сюрпризом этого года стала полупародийная интерпретация песен Франца Шуберта… Весь фестиваль можно было сравнить с комфортабельным лимузином, медленно идущим на мягких рессорах по хорошему шоссе. Как временный контраст вечной тряске русского рока это было приятно.
Несколько новых групп выступило на «малой сцене» фестиваля, в зале Сельскохозяйственной академии. Костюмированный панк «Ванемыде» (остатки «Туриста») громко назвали себя основателями стиля «прими-футу» («примитивный футуризм», как вы понимаете), но им недоставало завода и умения играть. Эти качества были у «Т-класс» («Пропеллер» с новыми вокалистами), но они играли стандартный «хэви метал». Больше всех мне понравился оркестр «Модерн Фокс»: ни одного электрического инструмента — даже с тубой вместо баса — и репертуар из свингов и шлягеров довоенного времени, исполнявшихся на эстонском, английском, немецком, польском и русском языках… Безукоризненная стилизация и хорошее шоу.
В середине фестиваля, в День Победы 9 мая, имел место огромный «Концерт мира» на одной из центральных площадей города. На наскоро построенной деревянной сцене друг друга наскоро сменяли все звезды эстонского рока — Иво Линна, Гуннар Грапс, Сильви Врайт и другие,— а под конец все они выстроились вместе и в славной традиции благотворительных хоров рок-звезд исполнили сочиненную Петером Вяхи из «Витамина» песню под названием «Один ритм, одна мелодия». Я грелся на солнышке около сцены, и все выглядело очень и очень трогательно. «Молодцы эстонцы,— думал я, — как у них все складно получается…». Впрочем — почему бы и нет? Была бы подходящая причина.
Причина витала в воздухе — в прямом и переносном смысле. Трагедия Чернобыля была у всех на устах. Наша беспомощность и бесполезность в этой драматической спуации не давали покоя. Большой рок-концерт в помощь Чернобылю… Идея созрела. Вернувшись в Москву, 13 мая я пришел к Алле Пугачевой.
Об этой замечательной особе стоит немного рассказать — хотя ее удивительная карьера и жизненные приключения заслуживают отдельной книги. С 1975 года, когда Алла в возрасте 26 лет выиграла поп-конкурс в Болгарии, она остается недосягаемой звездой советской эстрады. Фактически она изменила лицо нашей поп-музыки: после десятилетий господства гладких манекенов-исполнителей на сцену ворвалась взбалмошная рыжеволосая фурия с человеческим голосом, свободными манерами и извечными любовными проблемами. Публика затаила дыхание, влюбилась, заголосила в восторге и заплакала. Пугачева стала социальным феноменом — самая популярная женщина в стране, где героями до сих пор были сильные мужчины,— космонавты, полководцы и политические деятели.
Лично я никогда не был страстным поклонником поп-кабаре *, это просто не в моем вкусе, но талант и «харизма» Пугачевой несомненны. Что еще важнее, Алла — интереснейшая личность, более глубокая и вдохновенная, как мне кажется, чем ее песни. И хотя ее часто обвиняют в «дурном вкусе», она вовсе не буржуазна — скорее, наоборот. Для примера лишь одна маленькая история… В конце 70-х западногерманское телевидение захотело снять интервью с советской суперзвездой, и обязательно у нее дома. Алле было неудобно принимать иностранцев в своей маленькой квартирке на захудалой московской окраине; она договорилась с одним обеспеченным композитором, приехала к нему со своей маленькой дочерью, переоделась в халат и разыграла хозяйку. Спусти некоторое время розыгрыш раскрылся, и немецкий корреспондент был настолько шокирован, что стал сам «пробивать» новую квартиру для знаменитой артистки, за что она ему по сей день благодарна. Такова подоплека легендарных апартаментов Аллы Пугачевой на улице Горького.
Именно там мы сидели и обсуждали новый проект. Алла была «за»; и после некоторой «телефонной» подготовки мы пошли в Центральный Комитет КПСС. Для нас обоих это был первый визит, но Алле даже не понадобилось показывать документы — часовые на входе ее узнали… Идея была одобрена, и даже более того: «Мы так понимаем, что это инициатива самих молодых артистов, поэтому проводите концерт сами так, как считаете нужным. Не надо никакой заорганизованности. Если возникнут какие-нибудь проблемы — звоните, мы вас поддержим». Тот факт, что выступать должны именно рок-группы, не вызвал никаких возражений. Когда мы, набравшись смелости, спросили: «А нельзя ли позвать на концерт ведущих западных артистов — Брюса Спрингстина, Стинга…» — ответ был: «Почему бы и нет?». «Может быть, пригласить Майкла Джексона?» — вежливо предложил один из сотрудников. Было высказано единственное — и абсолютно верное — пожелание: «Постарайтесь, чтобы ваш концерт не выглядел как «пир во время чумы»…
Надо сразу оговориться: вопрос об иностранных гостях всерьез так и не встал. Здесь, в отличие от наших внутренних дел, мы могли действовать только по официальным каналам — через Министерство иностранных дел и Госконцерт. А это очень долго. Фактор времени играл решающую роль, и мы назначили концерт на ближайший возможный срок — 30 мая. Место — самый большой в Москве крытый стадион — спорткомплекс «Олимпийский» на тридцать тысяч мест. То есть на все дела у нас было ровно две недели.
В тот же день мы начали звонить группам. Никто не задавал дежурных капризных вопросов типа: «А кто еще будет играть?» или «А какими мы будем по счету?». Все отвечали: «Да, конечно», и без комментариев. «Автограф», «Браво», «Круиз», Александр Градский, Владимир Кузьмин, и, конечно, Алла и ее «Рецитал». На следующий день в штаб концерта (квартиру Пугачевой) начали звонить другие группы, тоже пожелавшие участвовать в «Счете № 904» **, но мы вынуждены были отказывать — для одного вечера и исполнения без фонограммы исполнителей было достаточно. «Организуйте свои благотворительные концерты — теперь это можно. Или договаривайтесь с администрацией, чтобы часть выручки от обычных концертов шла на счет». Последнее сделали многие, в частности «Машина времени».
У нас были и споры. Пугачева любит помпу в голливудском духе, и она хотела, чтобы на концерте выступили артисты цирка, балет и трюкачи-каскадеры. «Мы не должны устраивать из этого панихиду. Пусть все видят, что мы не падаем духом!». Я был за «строгость» — без похоронных маршей, но и без карнавала. Мы сошлись на компромиссе: остался один балет.
Я успел съездить на несколько дней в Вильнюс на рок-фестиваль, где со сцены было зачитано пламенное обращение Аллы Пугачевой с призывом присоединиться к движению «Рок на счет № 904», что и было сделано местными организаторами. Фестиваль был хорош — выступили «Аквариум», «Сиполи», «Браво», «Ария», группа Гуннара Грапса и парочка интересных новых групп, о которых я расскажу потом. Я не мог наслаждаться любимым городом и ансамблями в полной мере, поскольку голова была занята совсем другими вещами. «Браво» стали лауреатами: сейчас это было важно, поскольку для многих участие этой «самодеятельности» в концерте знаменитостей представлялось загадкой, и отгадка виделась только в том, что я их менеджер и «по блату» протаскиваю свою клиентуру… Строго говоря, так и было, если не считать того, что Жанна и без блата была очень хороша.
Приближался день концерта, и напряжение нарастало. Я хотел бы назвать некоторых людей, которые мало спали в эти две недели: Евгений Болдин (администратор), Анатолий Исаенко (сценограф), Матвей Аничкин (помощник режиссера, то есть Аллы, он же — руководитель «Круиза»). Ночь перед акцией мы провели в «штабе». Алле было страшно: «Я никогда в жизни так не боялась». У нас даже не было времени провести репетицию — аппаратура могла быть установлена лишь за несколько часов до начала концерта. Я предложил успокоительный тост: «Даже если завтра будет полный провал, мы соберем деньги. Это благородное дело, и народ нас простит». Билетов было продано на сто тысяч рублей; Пугачева просила, чтобы их передали в помощь эвакуированным детям. В проекте был выпуск двойного альбома и видеокассеты с записью концерта, что могло дать миллионов десять.
За шесть часов до начала концерта произошло то, чего мы давно ожидали. В спорткомплекс явилась мощная делегация чиновников из Министерства культуры, различных управлений и концертных организаций. Все те бюрократы, которых мы обошли и благодаря этому сделали дело. Они были возмущены и испуганы: где официальная программа? тексты песен? разрешение? подписи и печати? Ничего этого не было. «Мы против Градского и кто такие «Браво»? Мы не можем разрешить этот концерт!». Мы выслушали все это и дали понять, что никакого разрешения нам и не требуется, и концерт будет. Пятясь, эти мрачные мужчины и женщины скрылись в дверях, продолжая бормотать: имейте в виду, что мы против… Вы делаете это на свою ответственность…
Это был потрясающий эпизод, редчайший в нашей печальной музыкальной практике случай триумфа инициативы над бюрократией. И вставал горький вопрос: неужели только страшная трагедия могла сделать это возможным? Сейчас я могу определенно ответить: нет, это начиналась перестройка.
Концерт прошел нормально. Его снимали больше дюжины иностранных компаний и даже Центральное телевидение. Был налажен прямой телемост с Киевом, и несколько десятков рабочих и солдат из Чернобыля могли видеть его из студни, а мы — их, в мониторах, которые стояли вдоль стены. С Жанной случилась маленькая истерика, но она выступила молодцом. Градский спел прочувствованную песню о Высоцком и сорвал максимум аплодисментов. Гаина потряс западных телеоператоров своими гитарными трюками. Балет был некстати. Под конец все поднялись на сцену и спели песню о дружбе; под высокой крышей летали белые голуби.
В музыкальном отношении все могло быть более интересно, но это не было самоцелью. Мы собрали довольно много полезных денег. Мы утвердили рок как позитивную социальную силу и доказали, что рокеры — не отщепенцы, а настоящие граждане своей страны. Мы дали знать миру, что советский рок существует.
Алла выступила на пределе своих сил; ей в этот день было труднее всех. После концерта она сидела, совершенно белая, в своей гримерной и едва реагировала на комплименты. У служебного выхода собралась колоссальная толпа фанов. Мы прощались; Алла с эскортом разместилась в своем старом черном «Мерседесе», я пошел пешком — мне было в другую сторону. Темный переулок, сумка на плече, массы за спиной скандируют «Алла! Ал-ла», и я, абсолютно один, шагаю прочь в сторону проспекта Мира. Это был патетический момент. Кстати, я направлялся на Ленинградский вокзал. В городе на Неве уже начался IV рок-фестиваль.
На этот раз в Ленинграде было весело. Фестиваль впервые проходил не в тесном рок-клубе, а в огромном Дворце культуры «Невский» на окраине города. Тусовка со всей страны была в полном сборе. Я успел скорректировать свое сознание после недавних событий и чувствовал себя прекрасно, несмотря на легкие претензии ленинградцев по поводу того, что их группы не пригласили участвовать в «Счете № 904». «Спрингстина и Габриэля тоже не было — так что вы в хорошей кампании…»
Наташа Веселова, очаровательный куратор рок-клуба сказала: «У нас все вдруг стали такие смелые…» Я пропустил выступление «Алисы», которые пели песни вроде «Атеист-твист» и «Мое поколение», но программа «Кино» доказала, что она права. Они начали с песни «Мы ждем перемен».
Мое поколение смотрит вниз,
Мое поколение боится петь,
Мое поколение чувствует боль,
Но снова ставит себя под плеть
и продолжали в том же духе.
Мы родились в тесных квартирах новых районов,
Мы потеряли невинность в борьбе за любовь.
Нам уже стали тесны надежды,
Сшитые вами для нас одежды,
И вот, мы пришли сказать вам о том, что дальше:
Дальше действовать будем мы!
«Кино» не только играли лучше, чем когда-либо; в песнях Виктора Цоя появился оптимизм и социальная позитивность, далекие от недавних деклараций отчуждения:
…А те, кто слаб, живут из запоя в запой,
Кричат: нам не дали петь!
Кричат: попробуй тут спой!
А мы идем, мы сильны и бодры,
Замерзшие пальцы ломают спички,
От которых зажгутся костры.
Может быть, эти рок-марши были слишком безапелляционны и плакатны, но они точно соответствовали всеобщему состоянию ожидания, обновления, «праздника на нашей улице». Никогда я не видел в Ленинграде столько улыбок: типичный образ рокера — сумрачная отстраненность — был больше не адекватен.
Настоящим шоком даже для этого фестиваля и событием в истерии всего нашего рока стало выступление «Телевизора». Группа изменила состав и играла теперь синкопированный электронный фанк — идеальный фон для нервных выпадов Михаила Борзыкина. Он выбрал самую опасную дорогу: беспощадный критический анализ действительности.
Каскадеры на панели играют в Запад.
Им можно пошуметь — не все же плакать…
А только там за колонной все тот же дядя
В сером костюме с бетонным взглядом.
…Мертвая среда, живые организмы
И тусовка как высшая форма жизни.
Авангард на коленях, скупые меценаты,
И снова унижение, как зарплата.
А мы идем, мы идем —
И все это похоже на ходьбу на месте.
Это «а мы идем» перекликалось с песней Цоя. В первом случае, правда, сердитый вопрос. Однако здесь не было большого противоречия. Это были две стороны одной медали, две черты одного явления — того, что началось настоящее движение. Новый общественный климат, импульс перестройки придали музыкантам силы и чувство моральной ответственности. Те, кому было что сказать, не боялись теперь говорить откровенно. Рокеры были одними из первых, кто это сделал, не дожидаясь указаний и прямых разрешений. Песни Борзыкина, особенно одна, испугали многих чиновников — «это уже слишком…». Ему приходилось отстаивать свое право на бескомпромиссность — тогда он просто доставал из своего бумажника вырезки из речей М. С. Горбачева. Эта песня, которая потрясла фестиваль и заставила говорить о «Телевизоре» как о самой острой и значительной группе в Ленинграде, называется «Выйти из-под контроля».
За нами следят, начиная с детсада,
Добрые тети, добрые дяди.
По больным местам, в упор, не глядя,
Нас бьют, как домашний скот.
Мы растем послушным стадом,
Поем, что надо, живем, как надо,
Снизу вверх затравленным взглядом
Смотрим на тех, кто бьет.
Выйти из-под контроля,
Выйти из под контроля
И петь о том, что видишь,
А не то, что позволят.
Мы имеем право на стон.
…Мы стоим, нам надоело падать.
Скажите нам — кому это надо?
Кто мы такие? Кто провокатор
Наших недобрых снов?..
Выйти из-под контроля…
На этом фоне недавние «властители дум» выглядели вчерашним днем. «Аквариум» исповедовал ностальгический фолк-рок и созерцательную «духовность» («Любовь — это все, что мы есть»), «Зоопарк» выступил с вокальным трио, продемонстрировав обычную смесь мягкой (теперь она уже казалось такой…) сатиры и классного ритм-энд-блюза. «Странные игры» распались на две половины: «Игры» (братья Соллогубы с новым отличным гитаристом) играли интенсивный и довольно мелодичный пост-панк, а «АВИА» (клавишник, саксофонист и перкуссионист) показали уникальный синтез поп-китча, киномузыки, рока и музыкальной клоунады. Обе группы были хороши. Из новых понравились панковый «Объект насмешек» и шоу «Аукциона», где гротескный лидер по кличке Слюнь разматывал по сцене рулоны туалетной бумаги с криками «Деньги — это бумага!». Надежды москвичей, что они оставили рок-Ленинград позади, не оправдались. Согласен, что лучшие столичные группы — «Звуки Му», «Коперник», «Центр» — звучали более оригинально и «по-русски», но их было всего три… (что подтвердил летний фестиваль «Рок-лаборатории»). Кстати, «Браво» тем временем уже перевели в профессионалы.
У ленинградского фестиваля оказался замечательный «аппендикс». На следующий день после окончания в город приехал Билли Брэгг. Панк-бард выступал на полит-рок-фестивале в Хельсинки, и финны устроили ему и менеджеру Питеру Дженнеру туристский визит в Ленинград ***. Три дни разговоров, встреч с музыкантами и душевных джемов во время белых ночей. Более того, удалось организовать настоящий концерт — и не где-нибудь, а в городском комитете комсомола, куда впервые в жизни пришла вся компания из рок-клуба. Билли пел, дискутировал и отвечал на вопросы типа: «Неужели вы на самом деле верите в профсоюзы?». Его неожиданной миссией оказалось утверждение идеалов рабочего класса среди скептически настроенных красных рокеров». Он показал публике английские майки с портретом Юрия Гагарина и рисунками Маяковского, сделав при этом следующее заявление: «Многие артисты и молодые люди на Западе сейчас обращаются к советскому революционному искусству в поисках нового стиля и выхода из тупика. Вам не стоит смотреть на Запад и искать вдохновенья там — у нас самих нет ответов. Вы имеете потрясающие культурные традиции и должны опираться на собственные корни…» Я был очень рад все это перевести; рок-клуб призадумался.
—
* Ближайшая западная аналогия Аллы Пугачевой, как мне кажется,— Бетт Мидлер. Кстати, это и ее любимая артистка. Посмотрев фильм «Роза», Пугачева вздохнула: «Это про меня…».
** На счет № 904 Госбанка принимались добровольные пожертвования населения в фонд Чернобыля. Так мы назвали нашу акцию.
*** Надо сказать, что это не был первый неформальный контакт. В декабре 1985 года в Ленинграде был Крисс Кросс из «Ультравокс» и он сыграл вместе с «Поп-механикой» на их концерте в рок-клубе.