Борзыкин любил митинговать в колтельной. Подбросит уголька в топку — пару фраз опальных выкрикнет. Через полчаса еще • лопатку угля и еще крамолы. Понятно, что в котельной кроме ‘ него никого больше нет, да только у него уж это привычка!
Решили питерские рокеры телеграмму отправить Пете Мамонову в Москву. А текст такой: «Петя Жо Муки Зву Е Твою Ма Мая. Ле Ро Клу.»
Идет Борзыкин в Москве по улице Горького и бунтует. Того гляди прокламации кидать будет. Народ, знамо дело, пужается, по стенкам держится. Некоторые даже в обморок попадали со страху. На счастье Доктор Кинчев со шприцем рядом пробегал и пару клизм бунтарю всадил, а то бы полег народец, как на поле Куликовом. Хлипкие все-таки москворецкие людишки, совсем не то что питерские…
Идет по Невскому Майк, обвешанный женщинами, как куст малины. Борзыкин тут как тут: «Вольному — воля!” — кричит. Бунтует, значит. Майк смотрит на него преданными глазами, а сделать ничего не может — весь, бедный, женщинами облеплен.
А Борзыкин тем временем насвистывает: «Вольному — воля!» Майк чуть не плачет, а скинуть женщин не может — присосались, дуры. Это вам не отель под названием «Брак».
«Секрет” организовали любовный прямоугольник. Список ночей составили. Вам интересно, сегодня кто с кем? Секрет!
Петя Мамонов получил телеграмму из Питера и, конечно, обиделся на ленинградских рокеров. Покраснел даже. Но мыто с вами знаем, что это всего лишь диатез.
Кто в Питере любит крюки больше жизни своей ничтожной? Ну, во-первых, в поэзии — Джордж, а во-вторых, на «Стратокастере»Ляпин. Крючкотворы, однако!..
Идет Башлачев по Невскому поет что-то русское, почти народное. А рядом народ вышагивает и песни Эдди Хилого насвистывает. Странно, скажете вы. А на самом деле это уже традиция!
Братья Сологубы решили новую музыку выучить. Так нет бы сидели тихо, учили бы да помалкивали, так ведь кричат на весь Питер. Да еще Африку пригласили, чтобы он своими мускулами вдолбил сие братское желание в дубовые мажорные головы. Ну, он и постарался — у мажоров еще несколько месяцев головы раскалывалиь от новой соллогубовской музыки. Тоже мне игрища устроили…
Решил Цой дерево посадить. Вместо платана березку русскую посадил. Поливал, оберегал ее. Башлачев с гармонью и колокольчиками иногда ее раскачивал и распевал: «Некому березу заломати!» Но не заламывал — все же Башлачев не БГ.
Башлачев обвешался с ног до головы колоколами да колокольчиками и пошел гулять по Невскому. Звенит так громко, что спасу нет. Прохожие, того и гляди, оглохнут. А куда денешься? Пришло, наконец, Время Колокольчиков.
Борзыкин любил бунтовать. Поднимется, бывало, на ступени Казанского Собора и давай кричать: «Выйди из-под контроля!» А народ-дурак, им только сигнал дай — все снесут. Бузу подняли. Даже у Доктора Кинчева шприц отняли. Того гляди ; и Африку поколотят. Но ничего, обошлось. Через час-другой все успокоились, да и Борзыкина увезли куда-то…
Что ни говорите, а пролетариат у нас повсеместно впереди. Теперь он и в рок-н-ролл залез. Ведь что ни рокер, то кочегар. Прямо, «кочегаркин рок» какой- то.
Марина ушла от Боба и всем стало лучше, потом вернулась к Бобу и всем стало плохо, потом вновь ушла от Боба и всем стало лучше, а потом она к Свинье пришла /и насовсем/, ну, это для всех просто кайф!
В Питере, по слухам,обьявился Рыба /и при весьма загадочных обстоятельствах/. Каждый вечер под окнами Цоя некто настойчивым голосом просит: «Дай пожрать!» Цой выглядывает из окна, а того /просящего/ и след простыл. Через пять минут снова: «Дай пожрать!» И снова — никого. И так целый вечер. Цой уже готов пол-Питера накормить, но просящий по-прежнему остается инкогнито. Впрочем, возможно, это и не Рыба, но тогда кто же?
Приперлась Джоанна к Бобу и ну себя предлагать ему на ночь. А Боб ее спрашивает /кстати, тут еще знание english не помешает/: «А ты можешь двигать?» У Джоанны в голове все смешалось: чем двигать? как двигать? зачем двигать? когда двигать? Головой покачала и опять к Вишне поехала: там хоть вопросами не мучают!
Цой нашел Сталкера и в «Зону» просится. А тот спрашивает: зачем, мол. Ничего не ответствует Цой, молчит. Сталкер допытывается: «Исписался, что ли? Так и скажи!” Кивает Великий Начальник Камчатки, насупился. «Все будет!» — спокойно заверяет Сталкер и толкает Цоя в трол лейбус. Не на дрезину,! заметьте, а в троллейбус. Симптоматично, однако…
Джоанна из Америки больше всех любила Цоя. Гуляет, бывало, по Невскому, обо всем на свете забудет, напевает: «Цой is my joy!» /песню сочинила/. Навстречу Цой идет. Смерил Джоанну взглядом и серьезно пропел: «Я обьявляю свой дом безьядерной зоной!» И еще что-то про перемены…
Терри распустила слух, что ее зовут Авророй. Говорят, к ней теперь на экскурсии записываются. Много-много-матросов…/Эх, поматросят!/
—
Над Питером зажглась новая звезда Аделаида. Светит, черт ее подери, так ярко, что спать нельзя — сквозь веки просвечивает! Все просят Боба /это он ее повесил/: сними ее, достала она нас! А Боб ухмыляется: «Сниму, если мне nanvr выступить в «Песне-86». Ему говорят что в «Песне-86» уже все места куплены, а в «Песне-87» — пожалуйста, выступишь. А тот уперся: «Хочу в «86, хочу в «86!» Разревелся, как младенец. В общем, не по-христиански себя вел!..
Ленинградские рокеры пишут письмо Пете Мамонову: «Петя, Отец Родной! Стал ли ты пу? Стал ли гы ры? Стал ли ты ла?» Получил письмецо Петя и тут же на лестничной площадке разорвал его на мелкие клочья. Потом, дома, пинает раскладушку и бормочет /покраснев опять/: «Зато я умею летать!»
И, честное слово, воспарил! Чисто ангел…
БГ заперся дома и сидит тихо, как мышь. В дверь с «Ленфильма” колотят, в телефон с радиовещания трезвонят, молодчики с «Мелодии» в окна булыжники кидают. БГ пришпилился и ни на что не реагирует. Думает: «Хоть бы Доктор Кинчев забежал. И то лучше…»
Фирсов был очень хитрым. И все его любили. Особенно в «Урлайте». Что ни номер — дифирамбы Фирсову. Иногда — весь журнал о Фирсове. Что значит быть хитрым!
У Секретного Максима что-то с жопой случилось. Встал как-то утром, взглянул в зеркало и …что такое? — жопа перестала походит на оное место Элвиса Пресли. Естественно, когда он эту историю в рок-клубе рассказал, все в голос зарыдали, даже Доктор Кинчев пару слезинок уронил: какая легенда умерла! Впрочем, не легенда — жопа умерла…
Свинье надоело панковать. Пошел к врачу, чтобы отучиться пукать и рыгагь. Но ведь врач-то Доктор Кинчев.
Как-то на ночной тусовке Доктор Кинчев в припадке белой горячки нес какой-то бред: «Жопа. Макс. ночь, мышьяк, клизма…» Очень странный бред…
Обратите внимание на то, что инициалы Доктора Кинчева — ДК. Теперь ясно, кому колеса вагонные диктуют: мать, мать!
Боб слушает песню ДК «Бога нет». Разволновался: «Ну почему же они так думают?» Глядь, а Хозяин рядом стоит и пальчиком качает: «Ты что же это, богохульник.
слушаешь? Смутился БоБ, слова молитвы зашептал. А потом пригляделся: ба! да это не пальчик, а шприц огромный, и шприц этот ему уже вену ковыряет. А Хозя ин тем временем баском мурлычет: «Мы — атеисты!»
Фан научился играть на синтезаторе, да так хорошо, что Курехин вроде и ни к чему теперь. А Курехин собрал своих «Тимуровцев» и науськивает их хэппенинг против Фана задумать. А Фан и в ус не дует. Так на синтезаторе шпарит, что не поймешь, где клавиши, где пальцы…
А потом его раскусили: фонограмму, оказывается, заводил. Вот ведь схитрил, чертяга! У Фирсова, что ли, научился?..
Свинья давно не показывался на Невском, его даже забывать начали. И вот однажды посреди Невского появился и давай что есть мочи пукать и рыгать. И слух распустил: будто только что из Чернобыля приехал… Знатный вышел хэппенинг!
Доктор Кинчев дома и шприцы с клизмами кипятит. Стерилизует, значит. А затем , подумал: нечего их, негодяев, , жалеть, — и мышьяку в кипяток ‘ подсыпал. Особенно туда подсыпал, где клизмы!
Сева, вооруженный интелли гентными замашками, идет по Невскому. Навстречу — «Секрет» в полном составе. Подмигивают Севе: «Айда с нами!» Сева остановил их неприличные жесты и вежливо объяснил, что гомосексуализм — не его жизненная стезя. Тут один из «Секрета” /то ли Забулдовский, то ли Заблудовский/ elite круче неприличные жесты совершает, того и гляди, сейчас раздеваться начнет. Сева от стыда виолончелькой прикрылся и думает: «Будь, что будет!” Ну разве за виолончелькой от этого спрячешься?..
Боб любил крестить рокеров у себя в ванной. Разденет кого-нибудь догола, осенит водичку крестным знамением и плюх — в ванну. Потом даже друзья боялись приходить: он мог и по третьему, и по четвертому разу окрестить. Затянет: «Вода, очисти нас еще один раз», — и дрожит, как брачная простыня на ветру. Божественно-гнусное зрелище!
Тропилло стал большим человеком. Все говорили: «О! Это иде! большой человек!» Дети и женщины кланялись ему в пояс и просили поцеловать его натруженную руку. Менты уважали его. Что тут говорить, если даже Борзыкин против Тропиллы не бунтовал!
Да, Тропилло ста.: большим человеком… .
Курехин очень любил слушать «Кино». А Цой очень любил слушать «Облачный край», особенно альбом «Стремя и люди», особенно вторую песню, нравилась она ему…
Фирсов был очень хитрый. Бывало состроит хитрую рожу и ждет, как к этому окружающие отнесутся. Да в зеркало смотрит, любуется. На работу не ходит, только целыми днями сидит возле зеркала. Хитрит! И вот, однажды, из зеркала что-то большое ка-а-аак вылетит и прямо на Фирсова брякнулось. Трам-та-ра-рам! Оказалось, это ‘ Алиса из Зазеркалья. Вот до чего хитрость доводит…
Фирсов был хитрым. И за это его любили. Особенно Башлячев. Бывало, припрется с гармонью и колокольчиками и сует Фирсову дудку: «Давай. — говорит, — вместе со мной, Фирсов. играть.» А Фирсов хитрит и только вид делает, что в дудку дует. А Башлачев смеется: «Хитри — не жалей!» За что, мол, тебя и люблю. А Фирсов еще больше хитрит — вообще дудку выбросил, только губы в трубочку свернул и ни звука, конечно!..
Терри решила организовать фестиваль брейк-данса на Пряжке. Собрала дружков-шизиков и давай всем скопом на пузе-голове ходить. Кувыркались они кувыркались, да и вылечились все. Потом бродили все здоровые и злые да шипели: «Терри, ну и с…” /следует поток отборной шизофренической брани/.
Тусуются рокеры на флэте. Всем в кайф. Орут: «Тусовка высшая форма жизни!» Тут прибегает Борзыкин в милицейской форме и начинает бунтовать. Все очень удивились его внешнему виду, но бунт поддержали. В конце концов даже тусовочный путч устроили. Но потом приехал серый грузовик и соответствующие люди начали всех внутрь запихивать. Только Борзыкина не взяли. Теперь понятно, как нужно для тусовки одеваться?
Зашли как-то митьки на выставку Боба в Ленинградский Дворец молодежи, посмотрели, подумали и решили учиться играть на гитаре…
Сидит БГ дома и Юлиана Семенова читает. Чего только в Питере не бывает!..
Курехин собрал огромную банду рокеров, затащил на сцену, глядь — а все не умещаются. Теснил их, теснил, все равно половина в проходе топчется, за кулисами щлангует. А те, что на сцене, часто в яму падают. А Курехин, знай, кричит: «Теснее, теснее!» Треть рок-клуба задавил. А Дюша флейту потерял.
UB-40 в Питере в последний день гастролей решили потусоваться с рок-клубовцами. До того натусовались, что в полночь уже белого от негра отличить было нельзя. Все стали на одно лицо. Наутро тех, кто более-менее был похож на негров, покидали в самолет, и те полетели в Лондон. Самое удивительное, что в числе улетевших и Цой оказался.
Боб любил с пьяным Дюшей вокализы петь. Да при этом еще и соревнуются — кто громче. Орут, что есть мочи. Порой от натуги даже селезенки рвали. Но это пустяки, ведь Доктор Кинчев со шприцем всегда под рукой.
Курехин с толпой рокеров задумал устроить хэппенинг «Тимур и его команда». Шортики надели, галстуки красные повязали, только тимурить начали, приезжает серенький грузовик с зарешеченным оконцем и соответствующие люди «тимуровцев» загружают в нутро автомобиля. А те идут весело, не унывают ничуть. Собственно, хороший хэппенинг всегда так кончается.
Рахов приехал из Бомбея. Ни \ дать, ни взять — индус истинный. Едет по Невскому на слоне и на табле брякает. Откуда не возьмись -Доктор Кинчев. И глазом никто не моргнул, а он слону уже дюжину клизм вогнал. А тому /слону/ хоть бы что. Спокойно дальше пошел. Йог оказался натуральный.
Льюис Кэрролл любил Алису. Фирсов любил Алису. Башлачев любил Алису, да и Доктор Кинчев любил Алису. А сама Алиса благоволила лишь к Доктору Кинчеву. Вот черт! Клизмами что ли приворожил?
Сева родился в интеллигентной сорочке. Шел он раз по каналу, Грибоедова, панки ему вслед улюлюкают и Терри на пузе-голове брэйк выделывает. Сева виолончель под мышку и дал тягу. Нормальная интеллигентская выходка. /см.начало/
Едет Рахов на индийском слоне по Невскому и на табле брякает. Весь рок-клуб идет рядом и завидует: всем на слоне кататься охота. Вдруг из-за угла Боб на единороге выруливает. Подь- ехали животные друг к другу, обнюхали нужные места и давай совокупляться на глазах у всех. Наездников немного потоптали. Да это ничего, ведь Доктор Кинчев с клизмой всегда под рукой.
Зашел как-то Дюша к Бобу. Боб давай воду в вино превращать. А Дюша все выпивает. Не успеет БГ все кастрюли заполнить, глядь, а Дюша уже все выпил. Ерундовый, вроде, случай, а характерный!..
Прибежал к БГ Электрический Пес и ну его кусать. Боб кричит: «Фу! Табу!», — а толку-то! Хорошо Доктор Кинчев зашел. Пса отогнал. Боба забинтовал, затем горчичниками обложил, шприц под лопатку вогнал, промывание желудка сделал. А БГ лежит, не двигаясь, и думает: «Странно, рон-н-ролл мертв, а я еще нет. Очень странно!»
Распалась группа Станислава ЗАДЕРИЯ «Нате!» Однажды, рассказывают, поехал Слава Задерий с группой на гастроли в Одессу, да отстал по дороге и добирался уже на перекладных.
Приехал в Одессу с двадцатью копейками в кармане. «Где тут у вас можно подзаработать?» — спрашивает. «А пойди в порт, покрась баржу,» — отвечают. Ну, вы представляете себе Славу Задерия? Беленькая рубашечка, узенький галстук, брючки отглажены, оотиночки черные сверкают. Но он-таки пошел в порт и покрасил баржу!
Но когда он пришел за деньгами, то ему говорят: «Ты что, сдурел, Слава? Ты почему баржу с одного бока покрасил?» А он достает договор и показывает: «Так вот же здесь черным по белому написано: обязуется… покрасить баржу… Станислав Задерий с одной стороны… Черноморское морское пароходство с другой…»
Ну вот. пожалуй, хватит на сегодня. Продолжение в следующей модели!
Наш журнал совместно с независимой музыкальной радиостанцией SNC объявляет конкурс на новые «хармсинки». Лучшие будут опубликованы в «Давай! Давай!и прочитаны в SNC^cbune. Пишите!