«Страммер напомнил мне наших рокеров типа Рыженко, занятых только пьянством и тусовкой. Я встретил его за кулисами концерта Лидии Ланч, он выглядел весьма потрепанным».
Из интервью с Артемом Троицким, побывавшим однажды в Англии.
— Панки… Первое, что я понял о панках, так это то, что их музыка гораздо интереснее, чем «ресторанный рок», то, чем я тогда занимался, то, с чего начинал. «Ключи к твоему сердцу» — первая песня, которую я написал. А в истории «ресторанного рока» это, наверное, 101-я песня с таким названием.
— От «Ключей к твоему сердцу» был сделан скачок к «Белому бунту»?
— Я могу рассказать, какие воспоминания у меня связаны с «Белым бунтом». Кит Левин как раз тогда ушел из группы. Мы репетировали там, где обычно — в Кэмдене. Кит позвонил и спросил: «Чем вы занимаетесь?» Я ответил, что мы репетируем «Белый бунт», тогда он сказал: «А, ну тогда мне нечего там делать». Ну, я и посоветовал ему убираться подальше. Что он и сделал. Я, Мик, Поль и Терри Чаймз (барабанщик первого состава) закончили песнкЗ в тот же день.
— Это была первая песня ансамбля «Клэш».
— Мы сделали весь альбом за три долгих уик-энда. Девять дней — на все те песни плюс «1977″. Я не могу с уверенностью сказать, какая именно была первой. Мы были в 3-ей студии Си-Би-Эс, на Уитфилд Стрит. Позже я узнал, что именно там Игги и »Студжес» сделали «Несправедливую власть» («Raw Power»).
ПЕРВЫЙ АЛЬБОМ «КЛЭШ»: ВИНТОВКИ, БОМБЫ, НАРКОТИКИ И ТОСКА
Как документ, свидетельствующий о состоянии общества, первый альбом «Клэш» рисует довольно мрачную и унылую картину Лондона, но каким-то образом им удалось убедить всех в том, что очереди за пособием по безработице и дешевые наркотики
— это самая романтическая вещь на земле.
— Ну, это вообще-то правильно по отношении к жизни, которую вели мы. Мы принимали амфетамин и носились по мрачным улицам, где нечего было делать, кроме как следить за огнями проезжавших машин. Вот об этом-то как раз песня «Лондон в огнях» («London’s Burning»). У нас в ту пору не было никакого клуба, куда бы мы могли ходить развлекаться.
— Так родился «Звук Уэстуэя»?
— Да, квартира Мика была на 18-м этаже и выходила на Уэстузй. Вид оттуда и вдохновил нас на «Лондон в огнях».
— А насколько важны были наркотики для взрыва панк-рока?
— Очень важны. Большую часть дня мы проводили, просто глядя по сторонам. Обычно мы делали вот что: принимали таблетки или накачивались дешевым сульфатом и уходили в город на всю ночь. Я рано остановился, потому что меня здоровье подвело. Кто-то, может, и способен на все это, но у меня были такие спады, когда тянуло размозжить себе голову молотком. Подъемы не стоили тех спадов, что приходили следом. Все это стоило дешево и было достаточно мерзко.
— И конечно, это определило форму и воздержание ваших ранних песен. Эти песни звучали, как короткие грубые взрывы едва сдерживаемой агрессии.
— Вообще-то я думаю, что некоторые песни были совершенно неправильно поняты. Например, строку о «пулеметах на Найтс-бридж» Тони Парсонс и Джули Берчилл приняли за боевой клич, нечто типа: мы промчимся по Найтсбридж, стреляя в богатых. На что я ответил тогда: «Ну, конечно, вы правы, именно так мы и сделаем, особенно сейчас, когда мы только что подписали контракт с Си-Би-Эс!» А если говорить правду, то в той песне («1977») я отчетливо видел пулеметы, направленные на меня. Лирический герой песни -“террорист. Его ловят на месте преступления и расстреливают из пулеметов. Я могу поклясться, что пулеметы были направлены на меня. А Парсонс, Берчилл и Джимми Перси увидели в этом панковский призыв к оружию.
— В песне «Дженни Джонс» было все, что характерно для «Клэш»: скука, бомбы и снова скука проклятой службы…
— Да, Мик работал в отделе писем одного оффиса, когда в почтовые отправления стали подкладывать взрывчатые устройства. И он все время боялся, что ему оторвет руки, а ведь он гитарист.
«Дженни Джонс» («Janie Jones»)… там как раз и упоминается тот скандал, который привлек внимание всех городских служащих.
ОКОПНЫЙ РОК И ЗНАКОМСТВО С ЯМАЙКОЙ
— «Полицейские и воры» («Police and Thieves») были моей идеей. Обычно мы садились вместе — «Клэш» и «Пистолз» — и решали, будем ли мы делать песни в стиле рэггей. Роттен изрекал тоном, не терпящим возражений — а он был фанатиком рэггей, — что мы не должны даже касаться этого стиля. Но в любом случае мы сделали это в стиле панк.
Поездка на Ямайку разочаровала «Клэш», но результатом ее была прекрасная песня второго альбома — «Безопасный европейский дом» («Safe European Ноше»). Это — первоклассная песня.
— Кингстон, наверное, самый преступный город мира. Мы с Миком вышли из отеля «Пегас», упакованные в наши панковские лохмотья. Мы были, как два туриста-панка, два наивных дурака. Мы знали там Ли Перри, но не смогли найти его и были предоставлены сами себе. Нас не убили, наверное, только потому, что приняли нас за моряков торгового флота, сошедших на берег. Мы шли по Кингстону к докам, чтобы достать немного марихуаны. Ну, а вот теперь слушай. Подходит к нам подозрительного вида тип, этакое пугало, и спрашивает: «Вам нужна травка?» Он говорит дальше, что сейчас сходит за ней, и исчезает вместе с нашими деньгами. Мик начинает тут же мне выговаривать: «Зачем ты дал ему денег? Ну, и дурак же ты! Ну, и простофиля!» А я ему отвечаю: «Имей хоть немного веры в человека, Майкл». Примерно через полчаса, когда я уже думал о воровской природе человека, парень этот появился снова с целым мешком травы. Это все правда.
— Ли Перри там писал «Полный контроль»…
— Да, вроде так. Мик пришел в студию сразу после того, как ее покинул Ли. С Ли все было в порядке. Сейчас говорят, что он притворяется сумашедшим, и я склонен согласиться с этим.
— Была ли песня «Белый человек в Хаммерсмит Пале» («White Man in the Hammersmith Palais») еще одной песней об утрате иллюзий? Мне всегда казалось несколько неясными настроения, которые она выражает.
— Там сложные стихи, стихи о власти. Там было много негров, которые крутились поблизости, пытаясь стащить сумочки у белых девушек, и я вмешался. Я подумал, что все мы, как крысы в норе, грызем друг друга. Там есть строчка (поет) «потому что ты знаешь, английская армия весит тысячу пятьсот тонн». У нас нет никакой возможности противостоять такой мощи, если мы все не объединимся.
БУНТАРСКИЙ РОК: ПОЛИТИКА СЛАВЫ
— Раньше мы были очень искренни во всем этом, но, я думаю, теперь в этом стало больше позерства. Прежде всего мы были музыкантами. Нас ошибочно принимали за бунтарей.
— Ну, вы же сами иногда,давали к этому повод.
— Мы были искренни. Послушай, я знал с самого начала, что мы не добьемся ничего конкретного, никаких изменений в системе власти или чего-нибудь в этом роде. Наше дело было констатировать очевидное, показать, о чем думали люди — это все, что может сделать музыкант.
Джерри Даммерс или Билли Брэг — я восхищаюсь ими. Они делают гораздо больше, чем я когда-либо мог сделать. Я слишком легкомысленный человек, чтобы ходить на заседания комитетов и тому подобное.
— Разрушился ли идеал «Клэш», когда в вашу группу пришли новые люди?
— Не знаю. Очень многие думали, что мы продались, когда поехали в Америку, но я против изоляционизма. Мне кажется, что все — и поклонники, и журналисты — всегда ждали слишком многого от «Клэш». Просто в свое время у час было несколько неплохих шлягеров. Кроме того, многие фаны «Клэш», которые сопровождали нас, странно себя вели: они кололи себе наркотики, а потом садились и начинали о нас причитать. Я говорил^ обычно: «Ну что вы теряете время зря, жалуясь и причитая, встаньте и сделайте что-нибудь сами. Не надо терять времени, думая о Джо Страммере». Но чаще всего в ответ они смотрели
На меня, ничего не понимая. Очень многие не понимали тогда, в чем дело.
— Как ты думаешь, пресса слишком сурово обшлась с вами в конце?
— Я не знаю. Журналистов легко обвинять, но, я думаю, надо все делать независимо от того, помогают они тебе или нет. Неважно, одобряют они то, что ты делаешь, или нет. Слишком уж просто стало обвинять прессу.
— Но журналисты пощадили «Сандинисту».
— Это хороший альбом. Он мог бы быть и двойным, но главное, что там — великолепные вещи.
— А «Клэш»-2?
— Это не было уже так здорово, но совсем не по вине Винса Уайта, Ника Шепхерда или Пита Ховарда, это не должно бросать на них тень. Иногда я думаю об этих парнях, надеюсь, это не испортило им жизнь. Они хорошие ребята, но попали тогда в ситуацию, в которой не могли выиграть.
Лучшее время, которое у нас было — это когда мы бросили Берни Роудза и Космо и отправились в ту гастрольную поездку. Но после Греции я почувствовал, что с меня хватит. Понимаешь, замысел Берни был таков: узнать, выстоит ли первоначальный образ «Клэш» и в 80-е годы? Я думал, что этот образ все еще нравился, но на практике это не подтвердилось.
— После той ошибки ты сознательно принял решение залечь на дно?
— Я чувствовал себя сгоревшим, опустошенным. Последний периоде Берни Роудзом был просто ужасным. Коротко говоря, чтобы руководить мной, он разрушил мою уверенность в себе.
— Мне трудно поверить в это, Джо! Ты всегда был полностью владеющим собой лидером…
— Это правда. Я не должен был допустить такого, но я допустил… (длинная пауза)… не знаю, почему. Я не понимал его истинных мотивов до тех пор, пока не стало слишком поздно и дело зашло уже слишком далеко. Было уже поздно останавливаться. «Клэш»-2 был большой чушью. Все это для меня было очень тяжело, и понадобилось много лет, чтобы преодолеть все это.
«СРАЖАЮЩИЙСЯ РОК», КОКАИН И АМЕРИКАНСКАЯ ОПАСНАЯ ЗОНА
— «Рок Касба» — это было в Штатах. Заслуга Топпера. Он играл на ударных, бас-гитаре и фортепиано. Конечно, эта песня — детище Топпера. Тогда был единственный раз, когда нам удалось что-то продать в Штатах. «Сражающийся рок» начался после
этого.
— А повлияла ли на вас Америка в профессиональном смысле?
— В Америке было черт знает что. Нас буквально разрывали на части. Была ужасная неразбериха. Слава всем кружит голову, даже самым крепким, а Америка — это вообще опасное место. Она пьянит. Но я против изоляционизма. Может быть, это сейчас не модно, но я считаю, что у нас с янки одна дорога. Кое-что о второй мировой войне я знаю и думаю, что со штатовцами нам надо быть заодно.
— Но ведь это Америка превратила вас в наркоманов!
— Мы и без Америки покуривали травку. Единственная стоящая песня, которую мы сделали, не накурившись, была «Это Англия». Так что можно делать хорошую музыку и без наркотиков. Это не самое важное. Кстати, когда я говорю про наркотики — это марихуана. Мик, Поль и я ее курили. А ударники — они совсем другое. Как они себе на жизнь зарабатывают? Лупят палками по натянутой коже — самая дикарская работа, древнее нет. (Смеется).
— Значит, Топпер — единственный из вас, кто перешел на тяжелые наркотики?
— Через кокаин мы все прошли, но никто им подолгу не увлекался. Я и Поль попробовали его в Штатах, а Мик здесь, в Англии. Но у него воля железная. Кокаин, на самом деле, страшная штука. Рудокоп в Боливии за день сжует пять листьев коки, чтобы дотянуть смену до конца, и с ним все в порядке, а нью-йоркский мальчик вынюхает столько порошка — считай, целая комната таких вот листьев. Ведь мы ненасытны во всем, и в наркотиках тоже. Но группа «Клэш» проявила силу воли.
— Кроме Топпера, да?
— Топпер был другим. Когда я впервые его встретил, он уже этим занимался. И ему нравился наш обычный мандраж уикэндов. Когда же мы приехали в Штаты, и у него появился доступ к более сильным наркотикам, он сразу же перешел на них. Это было ужасно.
Я думаю, если бы это случилось сейчас, мы бы помогли ему, вместо этого мы тогда бросили его на произвол судьбы.
-Ты все еще поддерживаешь связь с остальными?
— С Миком и Полем — да. Ну, а с Топпером — немного сложнее.
О СИ-БИ-ЭС И ПРОДАЖАХ «КЛЭШ»
— Вначале было так: мы должны были подписать контракт с фирмой «Фонограм», но после вмешательства Берни мы подписали контракт с Си-Би-Эс. Вообще-то, единственный случай, когда они плохо с нами обошлись, — это когда мы записали песню «Банковский вор». Они возились с ним месяцев пять, потому что глава фирмы не понял этой песни. В итоге, диск был выпущен сначала в Голландии и уже оттуда пришел в Англию и очень быстро разошелся.
ПЕСНИ ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ
— У вас давняя привязанность к оружию — «Томми Ган» («Tommy Gun»), «Ружья на крыше» («Guns on the Roor»), «Ружья Бриксто- на» («Guns of Brixton»)…
— «Томми Ган» — это как раз песня против любого оружия. Ее поет парень, у которого в руках ружье. А «Ружья Брикстона» — это песня Поля. Я даже поиздевался тогда над ним. Я сказал: «Слушай, а каково бы тебе было, если бы тебя застрелили?» А он: «Меня это не волнует!» Ну, что на это ответить? Я и сказал: «Прекрасный ответ!» Ясное дело, с таким заявлением не поспоришь.
— Ну, а «Испанские бомбы»?
— Я просто подумал, что должна быть песня с таким названием — «Испанские бомбы». Там были использованы довольно сложные стихи Гарсия Лорки. Испанская история перекликается там с туристской поездкой наших дней. Я встречался тогда с Пальмолив из «Слитс», а ее родина — Андалузия. Это что-то вроде любовной песни.
— А что ты можешь сказать о «Гражданской войне в Англии»? Это же ужасное пророчество! Как и «Время Армагеддона» …
— Я хотел немного изменить одно детское стихотворение, только и всего. Но с тех пор все, о чем поется в песне, произошло: и забастовка шахтеров, и раскол между севером и югом.
ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА: ПОСЛЕДНЯЯ ФОЛК-ГРУППА В ГОРОДЕ
— Да, нас можно было бы назвать фолк-группой. В каком-то смысле я многое взял от Вуди Гатри.
— Скажи честно, была ли слава «Клэш» под конец слишком тяжелой обузой?
— Нет, совсем нет, Случилось вот что: время ушло вперед, и мы ему уже не подходили. Мы опять стали аутсайдерами. Я могу сейчас тебе рассказать, что меня задело. Было бы просто здорово, если бы Гелдоф тогда сказал: «Возвращайся-ка, Джо». Так получилось, что я живу совсем рядом с местом, где записывали концерт «Лайф Эйд». Нагнали полицию, она блокировала целую улицу, чтобы «звезды» могли проехать. Я стоял в толпе и смотрел на «звезд». Я был, конечно, немного раздражен, но то, что сделал Гелдоф, — просто фантастически здорово. Хочу ему пожелать удачи.
— Ты о чем-нибудь жалеешь?
— Да нет. Пока мы были популярны, все было прекрасно, но я сейчас ни о чем не жалею. Понимаешь, панков сменил тэтчеризм, так называемый «нью-поп». Люди стали относится друг к другу сдержанно, с прохладцей. Они перестали разговаривать между собой. Очень грустно. Я думаю, это была реакция на стремление панков к объединению, на их чувство общности. И это очень пбчально. С панками можно было носить поверх куртки сиденье для толчка, или говорить о том, где купить по дешевке это самое сиденье. Конечно, это может показаться нелепым, но, по крайней мере, мы хоть как-то общались. А теперь панков тыкают в это носом. Я даже немного рад поэтому, что я опять — аутсайдер.
По материалам английской печати подготовила Наталья СТРЕЛЬЦОВА, но предпочтение было отдано интервью Шона О’Хагена из, кажется, «Нью Мюзикл Экспресс».