…Говорила мне мама, лет пять назад, в период половых вопросов и порочных прыщей на нежной коже: «Не читай, Шурик, Лимонова!» А тут, на беду, приходит ко мне друг, сосед и событульник Леша Синькин, перетаптываясь с ноги на ногу, мнет в руках какой-то томик, и багровея со стыда лепечет: «Я вот тут купил Эдичку… хочешь ознакомиться?» Так и сказал: «ознакомиться».
— Хочу.
Ознакомился.
Начну с обложки. Хорошая обложка. Оформление, в натуре, хорошее. Дальше — больше. Нью-Йорк, эмиграция, мат-пере-мат, восхитительный русский язык и умопомрачительная порнография. Всего за двадцать пять рублей.
Пишет Эд Савенко на пять баллов, имеет полное право на место под чугунными небесами пантеона русской словесности; я готов расшибить лоб о рафинированную землю Америки в троекратном поклоне этой проститутке, обильно поливающей потом древесину. из какого-нибудь Висконсина, ту древесину, что стала бумагой, на которой проросла причудливая кириллица букв негодяя российской прозы. Дайте мне Америку, в которой водятся Лимоновы — я без зазрения совести плюну в тот колодец, из которого напиться мне не светит, ни водицы, ни виски с содовой, так что дайте мне Лимонова — я его выжму!
Я действительно выжимал в себя кисло-вонючую пульпу его прозы, подавляя поминутную эррекцию позывами к тошноте, рыдая и откашливаясь.
Главная претензия к книге: ну ладно, читаешь хорошего писателя, позволяешь ему мостить текст матом, порно, гиперинтимным слюнопусканием, но зачем так детально описывать, как пенис негра входит в анус автора? Зачем мне знать, какова технология американского гомосексуального минета? Почему он делится со мною, восхитительно владея МОИМ языком, и тем самым заставляя меня пережить им сказанное как бы наяву (о, великий брутальный реалист Эдичка!), ощущением теплой спермы в прямой кишке и запахом волос на лобке этого его полуночно-помоечного негра. Нехорошо!
Далее. Этот затянутый и болезненно-смазливый рефрен «бывшей жены». Плавали — знаем. Другой русский писатель, гений Веничка Ерофеев говорил примерно следующее: «Я даже когда похмеляюсь утром, прячусь от неба и земли…» «Интимней самого интимного», — говорил Веничка. А Лимонов? «Трусики бывшей жены, залитые чужой спермой…» «Я ма- струбировал, надев ее колготки…» «Мою русскую девочку трахает вся Америка…» Это называется: порнография духа, эксгибиционизм самого святого, дешевый понт и нудный эпатаж.
Майк Науменко, спевший гимноподобную песню «Где и с кем ты провела эту ночь, моя сладкая «N», плачет слушателю в жилетку гордо, по-мужски. Хоть его «N» и наставила ему рога— Майк их не лелеет. Их и не видно. «Так ли это важно, где и с кем…», — это Майк. «Ты думаешь, ты один у нее…»—Это у Венички, и потом: «Верность накладывает на рожу морщины…» А тут слезосоплепускание, едва ли чистоплотнее поллюции. А еще вернее — поллюция слез. Но каким убедительным, красивым, сильным языком. От этого еще тошнотворнее!
И потом—это порочное вальсирование с левыми идеями, эта требадация с Серпом и Молотом От него ушла жена — он онанирует и плачет. Он ушел от ненавистного Совдепа — и онанирует левизной в Свободной стране. В фильме «НЕАУУ PETTING» («Грубые ласки») апостол американских битников Аллен Гинсберг рассказывал, что впервые, в сопливые тринадцать лет, он кончил, онанируя отцовской шапкой. Прикосновение меха дало невероятный эффект. Эдичка же с успехом может кончить от прикосновения не шапки, но кокарды, той самой, что, как всевидящее око, курировало его жизнь в родимой империи зла.
Резюмировать очень хочется столь же одиозной фразой, ставшей названием такой же порнополитической книги шестидесятых, выкидышем из-под пера Кочетова:
— Чего же ты хочешь, Эдичка?
Великолепная книга! Масса эмоций! Продается в подземных переходах.
Всего двадцать пять рублей! Год назад я бы купил за эти деньги бутылку водки.