Екатеринбургская группа АВГУСТЕЙШАЯ — рождественский подарок, неожиданно доставшийся мне на одном из предновогодних фестивалей, звучный щелчок по привычно сморщенному носу.
Дурацкий вопрос (не мой) лидеру группы Юрке Ощепкову:
— Почему «Августейшая»?
— Потому что «зима»,— и наслаждается эффектом.
А мы-то решили, что в честь скрипачки Наташи Симакиной. Такой был поток сознания.
Они появились на сцене, и оказалось, что музыка их лаконична и нервна, а стихи просты, но со странным упорством пробираются в душу, отгороженную эстетским снобизмом и фестивальными возлияниями. До сих пор в поле моего зрения попадали две категории творцов-екатеринбуржцев: либо играющие нечто, насыщенное разнообразными интеллектуальными изысками и не без кокетства, но бесспорно красивое, а то панки еще многочисленные. Эти — нет, не такие. Это фолк-рок, это русский рок, неожиданно психоделичный.
Как гуляли кони над широкой над рекой.
Как искали кони спуск на водопой.
Только берег крут, вот они и не идут.
Братец мой, постой, ты не суйся, друг,—
Там у них есть кнут, там они убьют.
Зал слегка придавлен и ошарашен мощнейшей энергетикой АВГУСТЕЙШЕЙ. сильный голос вокалиста приобретает какую-то магнетическую силу.
Все ясно, на сцене Ощепков — комок нервов и боль рок-н-ролла, а поймай его вечером в недопитии — хам, циник и зануда. Слово «лидер» недолюбливает, но на деле автор всех песен АВГУСТЕЙШЕЙ, гитарист, вокалист, на репетициях по совместительству тиран и деспот.
Из истории команды:
— Сначала у меня была группа САРА ГОПАТУ И ЕЕ БЕДНЫЕ ДЕТИ — панк это был, а панк у нас любят, и нас тогда тоже все любили. Мы даже ездили по фестивалям. Там все от одного нашего выхода на сцену визжать начинали — вылезем мы в дрезину пьяные, стойки микрофонные роняем, потом со сцены кто-нибудь свалится, барабанщик за установкой зависнет — праздник! А то еще матом всех как покроешь — они и счастливы. Надоело.
На сегодняшний день состав группы такой: Юрий Валерьевич со своей гитарой, барабанщик Хэн Стремный (Н-ск), Пол Драйв (басист из Ижевска, где в данный момент и находится, существенно тем подрывая репетиционный процесс, не говоря уж о выступлениях), Наталья Симакина — скрипка, клавиши (музыкальная школа позволяет ей отлично управляться и с тем, и с другим).
— Я-то не музыкант, вот Пол, Хэн, Симакина — музыканты, а я любитель.
Согласна. Ощепков — прирожденный свободный вокалист. Глуховатый голос с чуть картавым «р», изломанная, в чем-то джеггеровская пластика, потрясающее концертное биополе требует выхода, в то время как руки связаны не всегда послушной гитарой.
На что пряник твой,
Он горчит войной.
Рот не разевай — не то мигом наплюют.
А что кровью писать —
Так это ж немудрено.
А ты попробуй,
Любовью напиши.
В одном из интервью Юра сказал: «Если поэт любит, то любит сильно, страстно, запредельно. Это то немногое, чему простые люби могли бы поучиться у поэтов». Так и пишет: любовью и болью. Кто-то уверял, что в их песнях нет суицидной идеи, а ведь в каждом стихотворении — смерть, отчаянное предчувствие неизбежного мучительного безвременного конца и тоска от перспективы встретить ее в глухом одиночестве.
Мы должны умереть
Под дождем на снегу,
Но лучше всего — на лету.
На взошедшей траве.
Так кажется мне.
— Самоубийство — это способ выйти из творчества, когда исчерпал себя, когда желание писать по-прежнему сжимает тиски вокруг горла, а на бумаге ни строчки и выхода нет. Говорят, самоубийцы на том свете обречены на вечные мучения, но я верю, Сашбаш не будет мучиться. И Янка — не будет. Они — поэты, а жизнь поэта нередко хуже ада.
Брат на кухне сидел, допивая вино.
Говорил, что поэты для народа — говно.
…Чтоб остаться живым в этом пьяном бреду,
Надо сжечь все стихи, надо спрятать звезду.
И мы жжем, только после этого тоже часто не хочется жить.
Ощепков часто исполняет свои вещи в акустическом варианте: на капризной и упрямой, как женщина двенадцатиструнке. Но песни — «В поле ягода», «Заячий остров», «Трилогия» — покоя в душу не вносят. Резкие звуки — характерный ощепковский бой — словно падающая в жестяной сосуд вода, скручивают нервы в узел.
Первое знакомство: в глаза бросаются свежие шрамы на руках, на горле. «Это что?» — ехидное впечатлительностью дрянцо. «Понимаешь, мы поем, я в зал но интересуюсь я, не обремененпосмотрел, а они там сидят все упыханные, обдолбанные, глаза пустые-пустые. Ну, схватил бутылку — их там полно валялось — грохнул об сцену, и вот, постарался».— «И что?» — «А ничего. Я же говорю: упыханные, обдолбанные» — «Шизоид чертов»,— думаю про себя.— «Сдох бы на сцене, и никто бы не заметил».
По заштопанным швам железных дорог Я убегал от надоевших тревог.
По составам, по полям.
Да по отхожим местам,
Позабыв, где тот рай.
Из которого бежал.
Из которого бежал…
Кроны деревьев закрывают серое небо, и сумерки богов недоступны простым смертным. Музыка АВГУСТЕЙШЕЙ обостряет внутреннее зрения до предела, и внезапное столкновение с нормальной жизнью начинает пугать, как чужие шаги в темноте.
Под луной да под ольхой.
Да под осиновый шумок
Разбегусь вниз головой
В омут ранне-поздних строк…
— У нас все пишут. На Пола (хард-панк) в Ижевске молятся, Наталья Симакина только начинает, но у нее уже неплохо получается. Хэн…
Хэн все это время тусуется рядышком, похожий на маленького рыжего свирепого ежика. Не шалит, никого не трогает, держится в тенечке, а песни пишет потрясающие — сама слышала.
Последняя идея Юрки и Хэна к музыке отношение имеет побочное — собрать средства на строительство ночлежки и благотворительной столовой, которых в Екатеринбурге пока нет. А для этого надо устроить большой благотворительный концерт и найти спонсоров. Идея еще в зародыше…
А еще они любят Джима Моррисона. Вот, наверное, и все…
Марианна КУРНОСОВА (Алма-Ата) Фото Сергея КОРОТАЕВА