CAVE

Nostu eternus in faece cloaca in cxsilium cum catarax optica. Corpus Leperum, on. corpus leperum similis albino papyrus vexillum. Ego surrendus. Deus. Non capit captivum. Deus non capit captivum. Ego Exceptum.
Мы пристально вглядываемся в сверкающую съедобную субстанцию, которая еемь и пребудет источником жизни. той центральной осью, что приковывает к себе наше внимание. Мы сощурились. Мы жмуримся, но умирающее, умирающее солнце набрасывает гибельное покрывало на наши грезы — мутная лужа превратилась в Огромное Золоченое Блюдо, плоское и круглое. Мы стоим вокруг него, пронзительно вереща, и отводим взгляд от акта смерти, совершающегося в центре, лишь затем только, чтобы убедиться вновь, что мы еще на Твердой Земле. Да, мы еще здесь.
Ego est Protog. Черт дери.

Пар кольцами поднимается от фигуры. Она не шевельнулась, пока мы ходили по кругу. Ракурс сменяет ракурс в неотвратимой циклической последовательности, завораживающем вихре. Мы опасаемся, как бы наши глаза вновь не изменили нам,— и впитываем происходящее с нарастающим трепетом. Пламенеющее солнце тает. Мысли безостановочно текут перегоняя одна другую. Мы впитываем, воспринимаем, мы анализируем, мы конструируем. Головы отягощены нездоровой поэзией. Туман уцепился за верхушки деревьев. Он колышется, словно вуаль. Деревья и кусты прельщаются в толпу обманутых невест.

До тех пор, пока в сей скромный уголок не пожалует рассвет, здесь будет стоять запах смерти. С чего мы л о взяли? Теперь нам известно — это смерть обманула невест, что роняют из-под вуалей тяжелые слезы, с плеском падающие в золоченое блюдо. На нем. в центре, лежит несъеденное лакомство. Вы можете найти потенциального супруга где угодно, но самая свежая пища быстро гниет. Судя по всему, гостей принимают с шиком. Мы полагаем, что оставленный деликатес— какое-то разнообразное, возможно, креветка. Наши утомленные лаза не позволяют разглядеть полу-idie. Пар поднимается кольцами.

Мы видим, что его колени подтянуты к груди, и он лежит на боку, обнаженный. забытый. Мы видим, как бледно-оранжевое сияние, просачиваясь сквозь туман, высвечивает капли влаги на его теле. Оттуда, где стоим мы. кажется, что его кожа покрыта чем-то вроде крупной чешуи, совсем как панцирь речного рака или креветки. Он лежит на боку, обнаженный. Черная, как смоль, замерзшая капля уставилась на нас. Мы уже было решили, что, скорее всего, это мертвый взгляд, как вдруг оно, ни дрогнув ни единым мускулом, ни лапой, ни телом, вскрикнуло жалобно—эта капля, черная, как смоль, взмолилась о смерти, а мы лишь пялимся на нее. объятые ужасом. Сердца наши переполняются сочувствием. Глаза наши затуманивает жалость, лица наши омываются влагой — и она смешивается со слезами обманутых невест, что все еще плачут, не останавливаясь ни на секунду. Мы протягиваем к нему свои руки — напрасно, хоть все мы и высоки ростом, нам не дотянуться. Оно по-прежнему недвижимо, глаз застыл. Мы хотим окликнуть его, но выясняется, что нам еще не дарован голос. Убежденные в том, что нас много, одержимые желанием немедленно помочь, мы храбро шествуем по кругу. Но ни благородные устремления, ни бравая поступь не могут насытить прожорливого моллюска. Ха! Черная жижа вдруг поглощает наши босые ступни, и мы вынуждены отшатнуться, чтобы не оказаться погребенными в этой грязи. Мы трепещем во тьме, ибо солнце ушло, и зарево заката — вместе с ним.

0, солнце ушло. А дома, в жарком томлении, нас ожидают наши киски. О, зарево исчезло. Наши ботинки облеплены черной грязью. Мы скребем и скребем, но они безнадежно испорчены. Как можем мы присутствовать на столь роскошном приеме в насквозь промокших ботинках? Не можем! И увы. мы принуждены позволить золоту померкнуть, угощению — протухнуть.

Позабытое ракообразное быстро гниет, становясь дымчато-серым. Разложение распространяется метастазами изнутри существа, возлежащего на черном с зеленью блюде. Несколько минут- и половина десерта уже съедена. Он исчезает на наших глазах. Лишь черная, как смоль, капля умоляюще сверлит нас взглядом. Туча насекомых атакует то, что осталось от его исчезающего остова, жаля его и высасывая плоть, отчего его кожа расцветает рубцами и разваливается на куски. Мы не в состоянии помочь, и нам остается лишь склонить головы в знак уважения к его мученичеству. Эмоции опять подвели нас, ибо мы не смогли сдержать последнюю горькую слезу. Она принимает форму и вес овального медальона, раскрывается—-и перед нами изображение маленькой девочки. Черты ее ангельского личика волшебно прекрасны. Нам кажется, что это дочь одного из нас. но в то же время мы бессильны узнать ее. Медальон падает и разбивается. Мы пытаемся вернуть его — цепляемся, как за призрак любимого человека. Тщетно. На его месте проступает наше собственное отражение — тем явственней, чем спокойнее грязная поверхность. Мы отшатываемся в страхе. Наши лица на недвижной глади замирают на секунду. Они искажены и налиты кровью, глаза выпучены и полны ненависти. Наши рты искривляются, складываясь в гримасу ярости. Полуоткрытие пурпурные губы выплевывают непристойные ругательства и желтую ядовитую пену. Слюна стекает вниз, по подбородкам, а волосы наши покрыты отвердевшими комьями грязи и кала. В побелевших от напряжения кулаках мы сжимаем наготове оружие: копья, остроги, самодельные дубины, мотки веревки и кухонные ножи — мы размахиваем ими над головами: туда-сюда.

Ночь сбрасывает свою мантию, и яма становится чернее самой смерти. Звери воют, словно нищие на поминках. Мы не слышим их. Мы бросаемся к кустам. Вырываем их с корнями. Обливаем ветви бензином и поджигаем. Мы держим их на вытянутых руках, направив к центру, создавая огненное кольцо. Черный дым поднимается вверх и окутывает вершины деревьев. Он колышется, словно вуаль. Деревья превращаются в толпу скорбящих матерей. Их застывшие каменные лица залиты слезами. Расстроившее их свадьбы, похитившее их единственное чадо, этой ночью должно забрать у них и последнего мужчину. Но кого? Колесо ночи замедляет ход, когда огонь, двигаясь сквозь поверхность. устремляется к центру. Осталась только голова его— и глаз, не молящий более, нет! Этот кусок черного угля смеется над всеми нами. Мы призываем ангельское дитя. Мы тычем пальцами в дыры на красном платьице, которое вдруг оказывается в наших руках, покрытое кровью и нечистотами. Мы злобно рычим в тишине, взбешенные этой чудовищной шуткой. Скорбящие матери дрожат и раскачиваются, срывая траурные покрывала со своих лиц. И когда вся ярость, вся жажда мести достигают, наконец, своего апогея, мы осознаем, что действовать нам следует быстро. Его жизнь — наши жизни. Это вопрос чести. Этого у нас не отнять. Через какие-то секунды он исчезнет. Смерти больше не удастся нас обмануть. Нам следует действовать быстро. Нам следует действовать быстро и решительно. Капля. Черная, как смоль.
ФИНИШ
Перевод Андрея Ковжуна (по вкладке кейвовского альбома «From Her То Eternity»)

DISCOGRAPHY
Boys Next Door Door Door (1979)
Нее Haw (EP.1979) .
Birthday Partv
The Birthday Party (1980) Prayers On Fire (1981)
Drunk On The Pope’s Blood (EP.1982)
Junkyard (1982)
The Bad Seeds (EP.1983)
The Birthday Party (EP.I983) Mutiny! (EP.1983)
It’s Still Living (1985)
A Collection… (1986)
Peelsession (1987)
Nick Cave And The Bad Seeds From Her To Eternity (1984)
The Firstborn Is Dead (1985) Tupelo (ЕР, 1985)
Kicking Against The Pricks (1986) Your Funeral, My Trial (1986) Tender Prey (1988)
The Good Son (1990)
Henry’s Dream (1992)
Nick Cave /Blixa Bargeld/ Mick Harvey
Ghost Of The Civil Dead (1989)
Die Haut With Nick Cave Burnin’ The Ice (1983)


Обсуждение