ИНСТРУКТОР НЕУМОЕВ РАЗМЫШЛЯЕТ…

(Начало см. в “ЭНске” 12/93. С Романом Неумоевым беседуют Михаил Тимофеев /М/, Сергей Гурьев /С/ и Ольга Барабошкина /О/. Речь идет о первых альбомах ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ).

…А то. что сочинил Немиров. оно звучало более умно, но и было напыщенно. «Ты приходишь домой непристойно живой — На тебе это точно клеймо — Ты приходишь домой, рок-н-ролльный герой — Инженер, психопат и дерьмо». То есть, это уже некий такой интеллектуальный подход, такой герой-интеллигент, которого никто не любит._ Не без идеи создано все это дело! Ну, и резюме тоже: «мы спускаемся туда» (смеется). То есть это должно было зацепить, скажем так, более серьезные круги, по интересам…

М: То есть в таком виде это и осталось?
— Да. Немиров потом посмотрел и сказал, что в том виде, в котором оно сейчас существует, это. конечно, поэтически слабее, потому как надумано. А с точки зрения текста, оно. может, и получше, посерьезней.

М: Мне эта песня очень цоевекую напоминает, я не знаю почему…
С: Может потому, что Цой «Мы-ы-ы» любит тянуть…
— Ну. может быть. Потом, «мы» в тот момент, как некая потребность осознания себя как члена некоторого (улыбается) альтернативного сообщества. характерна и для Кинчева («Мы вместе») и для многих других… Это не Цою принадлежит. Кстати говоря. Цой после этого уже стал «мы» петь. Я бы даже сказал, что это не похоже на Цоя. То есть, это для него не свойственно, потому что он изначально писал от первого лица. И от первого лица это всегда, конечно, воспринимается четче. Потому что это правдивее. Когда человек поет: «я. я». А вот когда он начинает петь «мы-ы», или начинает говорить «Мы!», то уже в этом явная натяжка и вранье. Потому что любой человек, говорящий «мы», предполагает втайне: «я и они», «те».

М: Скажи, а как вот «сложные тексты» писались? Так сказать, «второго типа»…
— А сложные… они с самого начала у меня были не такие уж простые. То есть был некий механизм, там вообще на религии часть была заверчена, на каком-то дзен-буддизме. То, что я сочинял лично, и «Лейтенант», и про тюрьму песни тоже, они все были с каким-то политическим ирреальный налетом, а потом уже оно пошло куда-то вглубь. Более в такую тяжелую глубь… в связи с усугублением ситуации… (внезапно смеется) в мире — а там начались и в кругу друзей кое-какие проблемы… Тяжело просто стало. Ну, люди, долго существующие друг с другом, они начинают друг на друга давить несколько всегда. Тем более, что у нас несколько таких жутких драк ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ пережила, которые и вспомнить страшно_ То есть люди друг друга били почти насмерть, резали какими-то консервными ножами, причем заднее место… изуверски совершенно… Такие дела были, что рассказывать о них широкому кругу, может, даже и не следует…
И вот я написал под впечатлением этой ситуации, вновь созревший (чуть улыбается)… Ну, а может, я не знаю даже, с чем это связано — может, потому что «проверка» такая произошла в КГБ, многие люди долго не могли потом избавиться от комплекса предательства. (Внезапно смеется) Совершенно по незнанию реалий советского права. Ну, молодые люди первый раз попали в КГБ. после этого осадок такой, что тебя превратили чуть ли не в стукача. Потом еще долго выясняли (я опять к этой теме возвращаюсь, потому что от нее никуда не денешься) — кто уже стучит, почему, как…

М: И после этого уже за консервные ножи брались?
— А. нет. это все перманентно. Это все из-за баб происходило (говорит почти весело). Нет. совершенно очевидно. Нет. ну из-за чего мужики будут драться? Из-за того, что рюмку водки, что ли. не поделили? Да бог с ней, а вот ЖЕНЩИНЫ, это другое дело. Тут исторически сложившееся.
(Оля Барабашкина улыбается.)

С: …Мы вот про вышеупомянутый цикл песен никак не можем поговорить. Они хоть подряд писались, эти вещи?
— Нет. началось все с песни «Все пройдет»… Я просто проанализировал советское песнетворчество, и понял, что многое из него незаслуженно недооценили. Неосмысленно совершенно. То есть, в некий момент как бы ребенка выплеснули вместе с водой, сказав, что все советское — это такое страшное. ужасное, задавленное, нехорошее. А на самом деле советские песни были настолько прекрасные, настолько философские. Потому что задавить русское самосознание не под силу было никому. даже Сталину. То есть песня «Призрачно все в этом мире будущем, есть только миг. за него и держись» —• вот такого уровня вещи, это же бессмертные произведения! С поэтической точки зрения, с философской, метафизической, которая вне пространства существует. Неважно, кем и когда они написаны, в советское время или при фашистском режиме, это совершенно неважно. И они, безусловно. никакого политического компромата не содержали, правда, некоторая метафизичность там присутствует. Но она неявная, она такая, позволительная метафизичность. И таких песен немало. Например. «Все пройдет, и печаль, и радость. Так устроен свет». Это же совершенно вещь такая, это же целый философский трактат про любовь! Которая «не проходит, нет». И я. когда на это дело натолкнулся, посмотрел и подумал: а что я, собственно, ищу-то? Все написано давно, все сделано, и даже в наше время те люди, которые с хорошей поэзией знакомы, они продолжают ею заниматься и пишут прекрасно.. И вот, написал я такую синтетическую вещь — то есть оставил припев «Все пройдет» и саму идею, «все пройдет». Ну. и соединил.. Получился, конечно, панк-рок. почему — потому что текст был совершенно… Ну. это такой вот метод, особый, кстати говоря, когда одно соединяется с другим, и получается на противоречии, на парадоксе, НЕЧТО ТРЕТЬЕ.
Там идет текст такой сначала, скажем: «Прекрасное лицо, гуманные книги и разговоры о том, что все имеет полное право, бутылка вина, случайные обиды, разбитые лица друзей и унижения кровавая пена». То есть идет такой приземленный, чисто ситуативный текст, а потом идет очень философский текст. НЕСОИЗМЕРИМО С ЭТИМ ФИЛОСОФСКИЙ: «Все пройдет» и тд. И на этом соединении обыденного и высокофилософского и произошел некий такой интересный и энергетический всплеск… Потому что было невозможно без энергии, без глубинной духовной энергии это исполнять!
И я так и исполнил. Первый раз эту вещь на флэту у какого-то музыканта, я сейчас его, к сожалению не помню, это очень известный новосибирский музыкант, такой психоделик. который и с Селивановым писал проекты.

С: Это не Вадик Кузьмин, часом?
— Нет. не помню…

С: Может, Валера Рожков?
— Нет. не помню, на точке в Академгородке… Да. наверное это Валера Рожков.. И у него на флэту там был Дима Селиванов, еще живой, и Янка была (говорит тише), и мы там такой сейшенок запалили для себя… И каждый там свои песни, собственно, и пел… Вот я там ее первый раз и спел. Всем очень понравилось, и Летову, и всем. И они так потом удивлялись: что это ты поешь лажу всякую,- типа как в песне… (говорит все медленнее и почти останавливается) как она… (кричит) «Не осталось никого»! То есть «надо ехать в централ и играть там панк» — в общем, такая наивная тюменская. Мышление юноши, мечтающего о палестинах рок-н-ролльных. цветущих (смеется). А его не пускают пока (смеется), и резюме такое, что «не осталось никого»…

С: Эдакие «Три сестры».
М: Припанкованные три сестры.
— (смеется) Да„. Ну, и. короче говоря, они были очень удивлены, что я сочиняю ТАКИЕ вещи, а пою при этом ВОТ ТАКИЕ! То есть, с их точки зрения, это наив полный. Но они, это новосибирско-омское направление, они всегда на интеллектуализм ориентировались. То есть, это интеллектуалы, в общем-то. И Летов, он… Собственно говоря, я не знаю, сам он интеллектуал или не интеллектуал, это. надо уже оценивать человека. — а ОРИЕНТАЦИЯ У НЕГО БЫЛА НА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ музыку и тексты, это он всегда говорил, что панк, это изобретение интеллектуальное, интеллектуалов нью-йоркских, и на этой идее базировался. Да у него и брат, собственно… под впечатлением брата многое, я считаю. он в своей жизни делал и на него смотрел с уважением всегда… У него брат йогой занимался, музыкант такой, серьезный и достаточно изобретательный… и упорный. Он. наверное, йог и есть — он и к игре своей подхоДит так же. как к упорному тренингу. Это я Сергея имею в виду Летова.

М: А про Янку расскажи…
— Про Янку? Гм, гм… Ну. что… А что. собственно, про Янку, ИМЕННО-ТО ЧТО?

М: А что тебе в голову приходит. Вот я сказал: «Янка»… (пауза. Ромыч судорожно пьет чай большими глотками)
— Я даже не знаю, что сказать.. Я и про Селиванова ничего — только упомянул, и не стану говорить.. И про Янку ничего не стану говорить, потому что о мертвых — либо хорошо, либо ничего…

М: А по текстам? Вот ты что-то брал от нее? Ведь под влиянием Летова ты был, я не знаю, идеологическим или еще каким…
— (быстро) Нет, ну как под влиянием… И он под моим влиянием был! Любая личность… энергообмен происходит, когда люди соприкасаются плотно и пытаются друг друга понять всерьез, то это нормально. Обмен всегда происходит, и часть качеств каких-то перетаскивается… Ну. и (чуть улыбается) и часть каких-то Янкиных не качеств, а скажем, некоего такого… (произносит совершенно по-особенному) эмоционального такого состояния может быть, тоже перешла…

М: То есть более обостренного, так бы ты это состояние назвал? По сравнению со своим?
— (слегка мрачнеет) У Янки? Ну конечно, как у всякой женщины, оно более обостренное. То, что мужчина может пережить умом, она обычно переживает сердцем (нервно усмехается)… Это. конечно… ФАКТ. (Отпивает чаю).

М: Скажи, а у тебя есть какие-то способы проверить энергию в песнях?
— А че ее проверять? Энергия не проверяется. Она сразу ясна — если она есть, то есть. Ведь это придумали не мы — саму сущность эту рок-н-ролла — потому что он сложно, ступенчато возникал, ветвился; ее придумали именно те люди, которые ориентировались на энергетизм. ЛЕД ЗЕППЕЛИН на него ориентировались с ЛСД, кто перешел на такой психотропный уровень мышления, на психический. — и они, я считаю, рок-н-ролл стали воспринимать совершенно иначе, чем он существовал первоначально. Все говорят, что существовал, дескать, стиль «рок-н-ролл», а потом, «вдруг как-то возник ритм-н-блюз», а’ потом разные направления… И как это произошло, и почему, и в чем причина., то есть, чисто хронологически это, может, и прослеживается, а этимология этого процесса, она не ясна.

Я сам считаю, что тогда-то, собственно, все и началось — когда музыканты начали экспериментировать с энергиями астрала — то, что сейчас современные экстрасенсы, биополь-щики и оккультисты называют астралом, — а выход туда дает ЛСД достаточно плотный, гарантированный. Во всяком случае, если не дает, то способствует этому в какой-то момент. Причем за последнее время с этим куча людей уже ознакомились в результате похмелья, то есть люди в похмельном состоянии синдрома лежат и вдруг в состоянии такого полусна перед тем. как проснуться, начинают всплывать к потолку и видеть себя со стороны… что они лежат на кровати… (улыбается) и начинает ехать крыша у многих…’Вот, когда началось это дело с наркотиками и с ЛСД, то есть с БИТЛЗ, и тех. кто в этой тусовке был поблизости… а началось это опять-таки даже не с БИТЛЗ, а со знакомства с Индией. То есть, все это из Индии поползло, Кастанеда уже потом вышел. Потом уже стали осмыслять, что Кастанеда и DOORS, это уже ЧТО-ТО ТАКОЕ, близкое, и даже когда кинофильм сняли, «Doors», он весь вот так (показывает пальцами) на параллелях… То есть, там учитель этот индейский все время присутствует, пустыня, ЛСД, пиотль, то есть все на Кастанеде, в общем-то, базируется, да и сама гибель Моррисона, она тоже идет по Кастанеде.

И вот с этого все ЭТО направление в рок-н-ролле и началось. А потом усложнение произошло по мере развития событий. Но вот этот вот момент — момент энергетизма — и был тогда осознан. Что помимо всего прочего, помимо эстетики, помимо культуры языка и творчества, помимо времяпрепровождения, отдыха и танцев — ЭТО ЕЩЕ И ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ НЕКИЙ ТРЕНИНГ И МЕТОД. И ЛЕД ЗЕППЕЛИН не зря ведь говорили, что рок-н-ролл — это МЕТОД, то есть способность производить энергию, отдавать энергию, и получать энергию обратно. И все в рок-н-ролле происходящие вещи, они с этой точки зрения в конечном итоге и оценивались — потому что люди, они на самом деле в рок-н-ролле на внутреннем уровне эмоциональном, они ничего и не воспринимают. То есть они могут чисто интеллектуально копаться и оценивать, что вот эта группа так играла, а вот эта с тем-то соотносится, но она никогда не понравится по-настоящему, и надолго не запомнится, если нет энергии. То есть это — как факт бытия. Либо есть, либо нет. Ты можешь что угодно изобретать, но если энергии нет, рок-н-ролла нет!

М: Но и БИТЛЗ, и те же ЦЕППЕЛИНЫ, они в поисках энергии использовали те же элементы восточной музыки: БИТЛЗ — индийскую, ЦЕППЕЛИНЫ — арабско-азиатскую…
— Но они осмысления в этой музыке не добились… Они использовали ее чисто ТАК — обучались… Причем, обучались каким образом? В Индии они получали заряд осознания. — а потом уже обратно в Европе, со своими европейскими инструментами, то есть поняв, ЧТО такое барабаны: что это, в конечном итоге, шаманский, полушаманский инструмент. ЧТО такое гитара — что это в конечном итоге развитый инструмент ритма; они в конечном счете начали уже работать в западном ключе, но с этим ЗАРЯДОМ, и им, БИТЛЗ, удалось добиться колоссальных энергий, но, в основном, сексуальных. То есть, про это писали — что многие девочки оргазм испытали впервые на концерте БИТЛЗ. Потому что девочки в нормальном состоянии творить такого не должны, что они там творили на этих концертах.

М: А ИНСТРУКЦИЯ воспринимает ударные тоже как шаманский инструмент?
— Ну, да, конечно… В принципе, конечно…

М: Но это сочетается с индуистскими всевозможными делами? Не мешает идеологии какой-то?
— А у ИНСТРУКЦИИ, в отличие от Бориса Гребенщикова и ленинградской волны… Дело-то в том. что я к индуизму-то отношусь на самом деле довольно осторожно. И ко всем вот этим вот религиям, которые существуют давно на Земле. То есть, к настоящему моменту, религии эти все они уже… «темноватые». То есть, слишком привязанные к земле. За историю развития цивилизации они закостенели на земном плане и… (пауза) я бы не сказал, что бы мы когда-то на что-то подобное ориентировались. Мирослав Маратович, так он Индию просто ненавидит жуткой ненавистью. Все что угодно (улыбается) — Европа, рациональное мышление, но Индия, эти Шиввы, эти многорукие страшилища и идиоты, это «ой. ой. это какой-то кошмар». А я. я внутренне как-то относился всегда с пиететом к Индии. Я считал, что это интересная, это религиозная культура, конечно — мощнейшая. Тут дело в том, что я человек религиозного склада мышления, не социального.

М: Но именно христианского? Или же…
— Практически чисто христианского… То есть, у меня и вся символика, — если бы кто хоть раз взялся проанализировать всерьез мои тексты так. как я иногда, ну. может, не анализирую, а смотрю. — то там вся образная символика и вся информация струк-турированны в чисто христианском ключе. Все символы. Вот, белый корабль, скажем, то есть там все из Нового Завета. Но не взятое, не прочитанное в Новом Завете, а стащенное вот отсюда (делает жест над головой, словно проводит нимб), из некоего надсознательного уровня мышления, трансформировано и. таким образом, осознано в себе со временем. А уже потом — увидено и прочитано в Новом Завете, и понято, что это все совпадает внутренне, по своей природе сущностной. С новозаветными делами со всеми. А когда я. конечно, начинал, я просто не думал, ведь это процесс самопознания, то есть это внутренний поиск себя. Просто об этом никто не думал, и я не думал, но этим заниался (улыбается). А потом я уже понял. ЧЕМ занимался. У меня это так происходило; как у других, не знаю. У всех — по разному. Но «инструкционеры», почти все они уже крестились и намерены очень всерьез заниматься христианством. Некоторые, по-моему, даже на иноческий путь вступили, то есть, вплоть до таких дел.

М: Но, наверное, вместе с этим пришло и увлечение русской культурой? В том числе и музыкой?
— Ну-у-у, я русской культурой особо никогда ею не увлекался. Я не вижу просто смысла «увлекаться» русской культурой, потому что если ты русский, то культура, она и так в тебе (кричит) ВСЯ. ЗАКРЕПЛЕНА!

М: Вся целиком?
— Конечно, генетически! Если ты не русский, то ты можешь изучать ее годами, быть большим спецом, это все по-другому. Я же никогда не занимался специально изучением культуры, я же физик по образованию, честно говоря. Вот Мирослав Маратович (улыбается), тот знаток, тот филолог. Его если спросить, он много знает. Но вот он сейчас сидит и говорит: «Ты, Ромыч, был прав, книги все надо сжигать. Они пылят (смеется). занимают объем, жрут, суки, кислород, вот. Надо от них избавляться, пусть они в библиотеке стоят все. Читать их. конечно, надо, когда ты еще молод, и тебе нужно образоваться, но не в нашем’ же возрасте (уже хохочет)’». Делом пора заниматься, как бы, а не книжки почитывать…

М: А что тебе в жизни не нравится? Вот перечисли, чисто условно, первые попавшиеся вещи. К чему ты относишься резко отрицательно?
— (улыбаясь) Резко отрицательно я отношусь много к чему… в состоянии неадекватного восприятия. То есть, когда я нахожусь в эмоционально-психологически неправильном состоянии, я могу очень ко многому так относится. Но это неправильное состояние. В принципе, в нормальном состоянии я хорошо отношусь ко всему. Потому что во всем плохом можно найти что-то хорошее. То есть плохое, оно чем хорошо? Тем, что оно дает опыт. А хорошее — в том. что дает энергию. Плохое, оно перерабатывается в опыт. Поэтому надо по-хорошему относиться, по большему счету, ко всему. Даже к плохому. А иначе, любая другая позиция — это обычное мышление, то есть это мышление узкое, которое склонно к стереотипу. Вот в Москве, тут люди стереотипно мыслят. Не только в Москве, но и во всем мире, — но здесь это ощущается особенно явно. Потому что здесь — вульгаризированная тенденция все делить. То есть, для всего находить свою полку. «Шумела Мышь» часто этим грешат, потому что такое впечатление, словно идет соревнование в скорости: что быстрее будет названо. Это у нас ВОТ ЭТО, а это у нас ВОТ — ТО. Это у нас арт-рок, а это вот — панк. А это вот пост-пан*! И в этом вот разложении по полочкам конца и края просто быть не может. Подавай баночки все новые и новые. Для все более сложных вещей, которые не укладываются в такое какое-то понимание четкое, которое можно одним словом назвать, но требует баночки для себя. Рано или поздно баночка находится. В эту игру играют многие московские журналисты и музыканты.

М: А в Тюмени не разделяют стили, не ставят все на полочки?
— А в Тюмени никто этим не занимается и не занимался.
С (с угрюмым ехидством): В Тюмени все «Розу мира» читают.
— Нет, почему же «Розу мира», не только «Розу мира» в Тюмени все читают. Но дело в том, что мы подобные научные подходы пресекли в самом зачатке и всех выгнали напрочь. И рок-клуб даже разогнали. То есть, в 1987 году он все время пытался создаваться, и я это дело разваливал огнем и мечом. Потом подобная структура продолжала тенденцию в каком-то ДК осесть, начать зарабатывать деньги. И Гузель пыталась этим заниматься. А потом и она уже поняла всю тщету этого в Тюмени произвести — при моем постоянном настрое все это разрушить…

М: Но от идеи зарабатывать деньги все равно очень трудно избавиться…
— Нет, зарабатывать деньги, безусловно. надо. — но это личное дело каждого, как он будет зарабатывать и с кем. А когда создается организация, которая ставит себе конкретные цели, то есть обуславливается часть людей, «которые зарабатывают деньги», и они почему-то считают потом все время “что мы. мол. главные люди, мы же деньги зарабатываем». А другие им говорят: как это вы деньги зарабатываете, мы ж ТВОРЦЫ! А вы коммерсанты подлые! И начинаются — зборки. ВО ВСЕХ КЛУБАХ СТРАНЫ. Разборки с «коммерсантами» идут непрерывно незнамо с какого года. То есть одни стоят на позиции творцов, другие — коммерции. И рано или поздно эти клубы все равно разваливаются. Либо те. кто деньги делает, уходят, понимая, «зачем этот бардак, когда можно просто делать деньги в другом месте и гораздо эффективнее!». Так Грахов ушел из Свердловского рок-клуба. Повзрослел просто. Поняв, что какой смысл, он уже не мальчик. Так и «Студия 8» образовалась. Ленинградский рок-клуб развалился.

То есть, пока умные люди видели, ага. это можно использовать, хорошо! Если других не пускать! (смеется). То есть если свой узкий круг. Потому что если свой узкий круг на кормушке сидит и других к этому не подпускает, тогда денег хватит. Но приток-то идет из неформальной молодежи, которая не очень-то денежна. И не очень массовая. Но двум-трем людям,
конечно, хватит. А вот когда стали жестче условия, — то есть стали необходимо «как можно больше денег», тогда такие люди стали
отпадать, и сейчас, конечно, остаются уже полные энтузиасты, типа Сергея Гурьева. Святого человека. Который на свой страх и риск, несмотря ни на что, преодолевая ураганные вихри перестройки, берется за организацию убыточных концертов.
Гурьев безмолствует. Печально посматривает на пустую квадратную бутыль «Амаретты».

М: Роман, а какой для тебя оптимальный вариант делания денег? Ведь все равно же они нужны — и для оборудования, и.-..
— (быстро) А какой! На самом деле нет никакого (почему-то рычит). Деньги делаются, добываются мистическим образом. То есть чисто по Библии, по Новому Завету. То есть там сказано, что птицы небесные не жнут, не сеют, но клюют свой корм. Поэтому никакой четкой идеи, что надо именно так делать деньги, нет. Точнее, идея такая простая (смеется): как можно их на сегодняшний день, так и зарабатывай. Если они объективно мне в руки могут попасть, то надо их взять. А если нет — то ничего не поделаешь. То есть главное: не напрягаться в этом вопросе. Потому что сама идея делать деньги (смеется). она очень захватывающая в своей неистребимой силе, и она может захватить человека целиком. Сделать его рабом. Поэтому здесь никак нельзя отойти от этого христианского принципа. что нужно спокойно жить, работать и ждать, что Господь тебя не оставит и деньжат подкинет ровно столько, сколько надо.

М: Но ты был бы не против, если бы в магазине стояли твои кассеты и…
— Но я же понимаю, что этого никогда не будет!

М: Нет, ну мало ли… Или ты придерживаешься мысли, что они настолько андерграундовые, что…
— Нет… Дело в том, что я НИКОГДА НЕ ПРИДЕРЖИВАЮСЬ ДОГМ!! То есть каких-то жестких установок, что я буду делать вот так. потому ЧТО… Нет, жизнь ведь сложнее! Она опровергнет любую догму! С большим весельем и драйвом. Поэтому я понимаю прекрасно, что мои кассеты, допустим, это смотря как их сделать. Если сделать их так, как я хочу, то воспринимать их однозначно будет невозможно. То есть одни люди песню воспримут, — другие не воспримут. Другие другое воспримут… Но это дает и выигрыш свой! То есть какие-то отдельные вещи, в качестве ХИТОВ. — а я кроме хитов ничего и не пишу, честно говоря (пауза, потом смех в комнате)… Но я пишу какие хиты, у меня не такая позиция, как у Немирова, она у меня была с самого начала хитрее — я однодневного товара не произвожу, я стараюсь производить, за счет глубинно-философского подхода, не однодневный товар, а вино, которое чем древнее, чем больше лежит, тем ценнее.

М: Главное, чтобы в уксус все это случайно не превратилось.
— (смеется) Да. Это тоже может произойти, тут я ни от чего не гарантирован. Но такая надежда есть, что если дольше полежит, то крепче будет. А в принципе, такая ориентация на хиты, и РАЗНОУРОВНЕВЫЕ ХИТЫ, я опять подчеркиваю. То есть на каждый конкретный план человеческого сознания, которых семь. А еще есть и восьмой, который не берут в расчет. Но зря. И такая ориентация даст то. что отдельные хиты будут воспринимать самые разные люди — от металлистов до. может быть, интеллектуалов. Кому-то «Белый свет» понравится. Духовно ориентированным людям. А кому-то что-то поагрессивнее. Вот и все. И за счет этого многоуровнего подхода охватить максимальное число слушателей. Такой хитрый ход.

М: Но ты считаешь, что лучше пустить в тираж сборник твой…
— Нет, это не сборник, я говорю в данном случае об альбоме «Внимание». А вот альбом «Память», он сделан тоже разноплановым, но он не выстроен, он сделан чисто по другому принципу, не по концепту. Я его делал по чисто эмоциональному принципу. То есть он посвящен Янке, и подобраны вещи, для того чтобы подвести к мысли о Памяти.

М: А у тебя меняется оценка твоих песен? То есть, проходит год или два, и ты видишь, что у тебя было к ней какое-то завышенное отношение?
— Нет!

М: Ты очень ровно к ним относишься?
— Ко всем. За исключением тех. которых я не сочинял. А просто пел (усмехается). Или сочинял с кем-то потому, что им так хотелось. Ко всем своим вещам у меня отношение такое, что… Дело в том, что к тем вещам, к которым у меня нет такого отношения, они просто света не увидели. Я все в отвал выкинул.

М: У тебя большой отвал получается?
— Большой. Большой.

М: И это чувствуется.
С: А почему ты «Красный смех» и «Час до полуночи» петь перестал на концертах?
— Просто программа так строится, что они туда не вписываются. Не получается. То есть другую программу надо составлять, куда они войдут. Если б концерты давал более менее регулярно, конечно, я бы разные программы пел, — и такие, и такие. А так как я последний концерт давал год назад, и чаще чем раз в год я вообще не выступал, то выбирается то. что оптимально.

М: А на концерте ты меняешь последовательность вещей? То есть начал, почувствовал, что не так пошло, и сменил?
— Нет! Нет! Весь концерт выстроен заранее. Дома. И не подлежит никакому изменению. Если это концерт. И так где-то с девяностого года. То есть концерт без конкретной задачи быть не может — меня, вернее, сверхзадача. То есть задача любого концерта, конечно, это выступить мощно, интересно. Может быть, кое-где есть и такая хитрая мысль о скандальности (смеется). Очень незначительная и редкая. Но, как правило, со сверхзадачей.

С: Но исполнение Летовымтвоих вещей, оно как-то повлияло на тебя стилистически? Ведь у Егора очень сильно отличается и вокал, и то, что он сделал из этих песен…
— (быстро) Никак. Это все сделал он. Причем стараясь воспроизвести как можно ближе к оригиналу. — но. естественно, у него ничего не вышло. И не могло выйти близко к оригиналу. Но во всем остальном (пауза)… отношение мое. ровное такое…
Человек он, конечно, сложный… Но я думаю, что сделано это было с благими побуждениями (говорит поспешно и громко, словно Летов сидит в соседней комнате)… Человек он хороший, конечно. То есть сложный, эгоистичный, по мнению многих людей, так, внешне воспринимающих. Одновременно и ранимый, и с тонкой душевной организацией, и хороший. То есть он не на примитивном уровне хорош, что он бабушке место уступит в троллейбусе. Наоборот, он может и не уступить, а наорать на бабушку. Сказать: ты че. старая… Тут не примитивный уровень ощущения добра, а такой лично усложненный, субъек-Л тивный. То есть у него не расхожее представление, что добро, а что зло. Он не станет подставлять плечо, когда кто-то хочет прикорнуть на его плече. Он стряхнет и скажет: «Сиди!» И все. Но’это не значит, что он зол или невнимателен. Внутреннее его отношение к вам не будет плохим, если вы хороший человек. Причем у него интуиция в этом плане развита колоссально. Он умеет, он знает. КАК иметь дело с хорошими людьми. И с КАКИМИ иметь дело, а с КАКИМИ не иметь, (произносит очень мягко) Так что это парень такой…
(окончание следует)
Материал предоставлен Михаилом Тимофеевым


Обсуждение