Что ты мне все — бритатроника, да бритатроника. Фестиваль называется «Бритроника»
(подслушанный разговор)
Лежу на песке. У самой кромки моря. Обратив голову к воде. . Набегающие волны солонят мне лицо, и с каждой новой я все больше ощущаю непрерывность их движения, их равномерное накатывание, которое вначале будоражит — перед атакой жмуришь глаза и готовишься к чему-то типа светопреставления, — а потом привыкаешь к нему, не обращаешь внимание на слезы в глазах, застываешь. А в каждой волне, покуда она неистово пенится у головы., пока не схлынет, я словно бы вижу весь океан. Он будто бы дробится весь целиком, расстилая все свое могущество, все свои капли, песчинки, всю свою растительность и мелкую живность у моего взора. И нет уже другой гармонии.
Иногда в жизни бывают моменты, необычайно похожие на эти ощущения лежащего у прибоя человека. Накатит суть, пощекочет и отхлынет, предоставив тебе в распоряжение истинный покой. А потом опять тоска до следующей волны. Впрочем, вся жизнь — это пребывание у самой кромки воды…
Вокруг меня многие жалуются — к нам, мол, в Россию (а раньше в Союз) едут выхолощенные на Западе музыканты. А тут…
Как в анекдоте про семью даунов у моря — пап, что это было?
Пишу сейчас несколько обалдевший. Чем дальше идет время, тем большим идиотом себя чувствуешь — КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО? А с другой стороны понимаешь, что ИМЕННО ТАК БЫТЬ ДОЛЖНО.
Все вот говорят, что мир тесен, все повторяется. Ну разве можно представить себе, что вот едешь ты в поезде по российской глуши, переводишь статью из англицкой газеты, а через месяца два встречаешься почти с половиной из ее героев, общаешься с ними, обмениваешься записями.
Короче, чего все вокруг да около ходить, 15-17 апреля, Московский Дворец Молодежи, фестиваль современной британской альтернативной музыки электронного направления «БРИТРОНИКА». Читай — британское вторжение всех стилей, от нойза до танцевальной музыки.
Михаил Шишков: «Появление подобной музыки для меня вещь достаточно нормальная. Этого следовало ожидать, ибо сменился в очередной раз социально-культурный контекст — вместо action-man’oв, яппи, панков и всяких хардкорщиков сейчас в ходу интеллект на Западе.
И эта прослойка людей будет требовать какую-то музыку для себя. А музыка, услышанная на этом фестивале, впрямую связана с этой самой прослойкой…»
Как здорово было, что Брайан Ино так затащился в свое время от самых обыкновенных звуков окружающего мира, и заставил поверить в их прекрасную ложимость на звуконосители многих последователей. Сегодня, в середине 90-х, спустя полтора десятилетия после его «Музыки для аэропортов» современная новаторская поп- и рок-музыка вращается вокруг амбиента.
И вот, на тебе — вся эта коллекция моделей едет к нам. Модельер (в смысле организатор) с их стороны — неутомимый любитель наших просторов и зрительных залов, старый знаток наших реалий — Ник Хоббс. Он вообще очень большой энтузиаст, ибо способен был позвать порядка сотни групп. Наша сторона (Артемий Троицкий, Александр Полуэктов) это даже и в мыслях не смогла переварить, обвинив Ника в некоторой типично нашей халявности и безрассудстве. Хотя Хоббс — творец, ему можно. И внимательным взором глядел сверху на эту идею и как бы поощрял даже затею Британский Совет (внимательно ли?)
Правда, и с двадцатью коллективами пришлось повозиться. Бедный фестиваль! Сколько шишек падало на него — и заслуженных и напрасных. Вся беда и весь фарс заключаются в том, что у нас тем, кто бросают идеи таких мероприятий и наполняют творческую часть, приходится возится со многими техническими вопросами, даже если к последнему подключены (казалось бы) профессиональные организаторы.
«Опыт этого фестиваля научил меня тому, — говорил совершенно разбитый после фестиваля Артемий Троицкий, — что если берешься за какие-то большие и амбициозные проекты, то надо, конечно, прорабатывать все намного лучше, не полагаться на обещания, не полагаться на людей, в профессиональных качествах приходиться сомневаться, ибо тот бардак, в котором пребывала «Бритроника», связан был не с творческими проблемами, а с обстоятельствами, которые находятся абсолютно вне моего контроля и моей компетенции. Вместо общения с музыкантами, налаживанием каких-то контактов, приходилось заниматься вопросами транспорта, питания, раздобывания денег…»
Любишь кататься — люби и саночки возить! С этим, в данном случае, цинизмом приходится считаться.
Отечественная сторона, видимо, полагалась на опыт британских коллег; последние лее считали, что собрать в лондонском аэропорту музыкантов — это, собственно, все, что от них требуется.
Но любой прокол имеет свой плюс: как ни хаяли многие наши масс-медиа фестивальные зло-перипетии, действительность славно надрезала нервы музыкантам, и музыка звучала гораздо более резко и динамично, нежели из их уютных студий, в которых словно бы живут вечные туманы Островов.
Впрочем, если в одну прекрасную ночь перекрасить весь наземный общественный транспорт в Москве в зеленый цвет или пустить в метро вместо привычного состава пригородную электричку — газеты еще тот ор поднимут, не меньший.
Словом, британская телега, пущенная всего-то за пару месяцев до события, на полном ходу влетела по бездорожью в наш дремучий лес, поободралась на первых же ветках, поспотыкалась на первых же пнях, но в образованную ею брешь в стене леса, вслед за ней дунул сильный ветер — вот от того у меня такие аллюзии на набежавшую волну. А по сторонам от пролома стояли немногочисленные сбежавшиеся зеваки, ломали шапки и дивились — что, мол, за дорогой пир устраивают в честь гостей (билет в МДМ стоил что-то в районе двадцати тысяч, хотя, как выяснилось позже — на двух персон).
Но более всего трещали ветки, когда телега вкатилась в ночные клубы: «Пилот», «Эрмитаж» и «Jump». Вот уж где смех сквозь слезы. Видать, попривыкала наша клубная молодежь к тому, что все больше залежалый товар им предлагают, а как новую музыку принесла нелегкая, так встали столбом — не понимают. Хотя музыка — для дискотек; за несколькими исключениями, отбиралась самая что ни на есть танцевальная.
Михаил Шишков: «Я вот чего не понимаю: ведь, в общем, техно и подобная ему музыка — явление достаточно массовое. Но у нас в стране делается такая искусственная избранность, когда главная задача состоит в том, чтобы содрать безумные бабки за вход в дискотеку. Пластинок нет, CD мало. Мне кажется, это очень неправильная вещь…»
Все это напоминает анекдот про Гену и Чебурашку, которые нашли в лесу ружье, и Чебурашка взял да и заглянул в дуло. В тот самый момент, когда Гена случайно нажал на курок. Катается ушастый в мучительном экстазе, а крокодил ему: «Тебе смешно, а мне все ухи позакладывало».
И вот теперь о главном…
Михаил Шишков: «»Бритроника”, как и многие подобные вещи, безусловно выполнила свою функцию в плане ознакомления с новыми веяниями. Кроме того я просто предвижу появление у нас работ, сделанных так или иначе в подобном электронном ключе; это вызовет у нас вполне нормальный интерес, как и у зрителей, так и у музыкантов. Я также очень хочу надеяться, что наши рекорд компаниз тоже двинутся в эту сторону…»
Если вы когда-нибудь видели огромный зал Дворца Молодежи и представляете, как выглядят клубы по всему миру, вам будет понятно недоумение музыкантов и слушателей.
Помпезность не всегда есть идеальность.
Хотя несколько раз англичане оказывались находчивыми и хоть как-то использовали архитектуру этого неуютного помещения.
Первый и самый интересный пример тому — двухкратный концерт Брюса Гилберта, известного, в основном, по его участию в качества гитариста ранее в квартете WIRE, а нынче в трио WIR. Кстати, это был самый выделяющийся человек в пестрой молодежной тусовке участников фестиваля. Брюса можно с полным на то правом назвать ветераном мировой альтернативной сцены. В числе прочих музыкантов он был как бы пионервожатый, или просто как папа. И в отличие от остальных, плацдарм для его выступления был выбран нестандартный — Брюс приготовлял свою музыку и угощал ею слушателей, разместив свою кухню на балконе зала МДМ. Подавались блюда бескомпромиссного электронного нойза. Повар в действительности словно бы нарезал звуки тонкими кружками. Подобно юному натуралисту с сачком за бабочкой, его мысль бросается за каждым шумом, создаваемым компьютером, и ловит ее обратно в сети виртуальной реальности. Академический образ.
Михаил Шишков: «…Где-то такие исследования звукового пространства напоминают такие проекты как F.R.U.I.T.S., например. Тоже использование микро- и макроуровней в музыке, когда звук из незначительного забивает собой все, а потом опять же в никуда уходит, уступая это место другому созвучию…»
Вообще, музыка, звучавшая на «Бритронике», делается по принципу «раз отмерь — один раз отрежь». Многие участники — в некотором смысле электронные кудесники. Крутятся вокруг своих аппаратов, что-то вычисляют, пробуют, задают какие-то параметры и спустя некоторое время режут…
Особенно сильно эта «нарезка» оказалась подогретой, повторюсь, нашими суровыми климатическими условиями. Полууголовные лица российских граждан, тревожная атмосфера на улицах; самое расхожее слово, звучавшее из уст гостей, помимо традиционных спасибо и привет, — слово «киоск». Мы хотим есть — лэтс гоу ту киоск. Мы хотим русской экзотикикам — он туда же. Тема «иностранцы в России» остается самой животрепещущей и по сей день.
Гак вот. Эта явная и неявная жесткость наших условий заставила внешне спокойных англичан реинкарнироваться на концертах в резкие энергетические сгустки. Что само по себе, и для зрителя тем более, оказалось интересным…
Один из самых ярких примеров такого перевоплощения — коллектив AUTECHRE, чей альбом «Incunabula» представляет из себя, по меткому выражению Артемия Троицкого, вялую амбиентно-экспериментальную работу. Но выйдя на московскую сцену, Роберт Браун и СеОн Бут врубили такую экстатическую машину, что даже ярые хулители танцев вынуждены были броситься в психоделическую пляску. В полной темноте, нарушаемой лишь буйством зеленых лазеров, дуэт выделывал такие пассажи на своем «иквипмент», что поневоле приходилось задумываться — человек ли это создал. Так ли уж несовместимы созерцательность и динамизм? Почти весь зал впал в такой мистический транс, когда уже не различаешь какие-то интересные темы и более попсовые ходы.
Приехал домой после концерта, включил их альбом — ни фига подобного. Туманы, лондонские туманы…
Еще одно открытие фестиваля, так же, видимо, преломившееся во время московского жития. BARK PSYCHOSIS. Первые же их звуки вызвали сильнейшую ударную волну, которая вжала зрителей в кресла, сбила с ног стоявших и вышибла многих из зала. Половину концерта многие про себя или вслух жаловались — «громко!». Но организм способен адаптироваться к чему угодно, если ему это любопытно и интересно.
BARK PSYCHOSIS, по-кислотному резко притупляющий сознание силой звука до звона в ушах, делает этот самый звук вполне «живыми» инструментами — ритм-секция, препарированная гитара и пронзительная труба. Через полчаса после начала наступила полоса привыкания, и уши стали различать задумки музыкантов. Особенно ярко выглядел приглашенный трубач Дерек Крабтри с говорящим именем «Безумная собака» — внешне непроницаемый и отстраненный от всего окружающего, он крутился на иолу перед теле- и видеокамерами во вполне естественных позах, сопровождающих радость экстаза, падал в яму перед сценой, благо микрофон был прикреплен непосредственно к раструбу его блестевшего инструмента. Все казалось сумасшедшей импровизацией на тему их слегка невнятного и спокойного альбома «Нех».
И так же здорово музыка сочеталась со светом — в один момент вообще настало неописуемое ощущение, когда два лазерных луча словно подчинились некоему магическому циклу, бесконечное число раз медленно сходясь, перекрещиваясь и мгновенно разлетаясь обратно. Под конец вообще начались какие-то индустриальные темы — гитарист Грэхем Саттон (а он вместе с барабанщиком Марком Симнет- том составляет собственно основу проекта, остальные, как говорится, гэстс — гости) бросал гитару об пол, подчеркивая получаемый результат работой с примочками и сэмплерами, а Дерек уже не просто выдувал все легкие до истощения — в своих соло он только агонизирующе повизгивал.
Запредельное ощущение, когда почти кислотная мощь рока соединяется с джазовой изысканностью.
Михаил Шишков: «У них совершенно невероятное индустриальнокомпьютерное звучание, амбиент, который, в конечном счете, чуть не размазал меня по стенке …это как раз то, что называется смесью амбиента и данс-бита».
Те, кого лично я хотел увидеть больше всего, одни из героев статьи про амбиент, которую мне удалось перевести и представить в «ЭНске» 2/94 — ВИА SEEFEEL. Замечательный пример амбиента. Они воплощают собой пресловутый принцип — глаза и уши не могут сойтись в одном мнении.
Заткни уши, обратись только в зрение — и кажется, что музыканты исполняют что-то гаражное: упор на гитары, драйв, словно пред гобой какие-нибудь культовые SONIC YOUTH (басист Дерен Сеймур, видимо, останется самым ярким впечатлением фестиваля: по динамике, по манере держаться на сцене он любого лютого трешера заставит нервно закурить — таковы его атаки на струны, резкое притоптывание и безумно вакханальная мимика).
Наоборот, ослепни, оставив рассудку слух — совсем другое представление, будто какой-то нежный кудесник разогнал над тобой тучи тревоги, и ты релаксируешь возле моря. Нечто похожее можно услышать у MY BLOODY VALENTINE, которые не зря считаются духовными сподвижниками амбиентных проектов — тот же плывущий звук, абсолютное отсутствие резкости. SEEFEEL напоминают бесшумную субмарину, рассекающую водную твердь — внутри у нес безумная энергия, а наружу это не выплескивается.
Сидевшая на концерте рядом со мной Екатерина Половинкина (радио «Эхо Москвы») заметила, что эта музыка деструктивна. Не потому что она разрывает тебя так, как это делает грандж, а потому что заставляет тебя растечься по всему космосу. Но это весьма хороший, интересный и полезный опыт.
Ко всему можно добавить, что и как люди они весьма приятны (так же как и PSYCHOSIS, и многие другие). Несмотря на некоторую машинизированность их творений, они остаются живыми людьми.
Михаил Шишков: «Амбиент — прямая реакция на то, что хардкор и лобовые формы постпанка просто надоели, они все больше становятся объектом вниманием музыкантов, мягко говоря, мало интересных… Хотя, с другой стороны, история электронной музыки насчитывает достаточный период — тут уже есть свои законы. В принципе, многое напоминает работы Жана-Мишеля Жарра или TANGERINE DREAM…»
Пик Хоббс же, видимо, был настолько погружен в организационный момент, что выступление его коллектива INFIDELS прошло не очень уж круто. Ибо до того я уже видел эту команду пару раз в московских залах, гораздо более клубных, нежели МДМ, и они успели зарекомендовать себя с очень хорошей стороны (см. интервью с Ником в этом же номере газеты). А тут сам Хоббс выглядел уставшим от всех перипетий, да и звук, изначально компактный, безжалостно растекался по огромному залу. Впрочем, и программа была немного новой. Надеюсь, это ещё ее обкатка.
Эксперимент? Хотя об этом тоже см. в интервью.
Михаил Шишков: «По поводу эксперимента могу сказать только одно — это здорово до тех пор, пока не превращается в чисто научное исследование звука, в нечто подобное работам Николаса Коллинза: это просто какая-то лаборатория звука, где, поставлена некая задача, и надо писать отчет о результатах эксперимента…»
У публики, как и следовало ожидать, больше всего симпатий вызвали чисто танцевальные коллективы. Они и были хэдлайнерами всего трехдневного шоу.
DREAD ZONE будут помнить по басисту Лео Виллиамсу, с его огромной дредовой шевелюрой. Еще во время аккредитации/раута в «Манхеттене» всех весьма интриговал этот негр с громадной шапкой, под которою он прячет вне выступлений свои растаманские волосы. Сами музыканты так и называют его — воин, играющий на басу. Плюс к тому очень милая, но немного капризная вокалистка, миниатюрная Алисон Гоулдфрапп. Да и остальные не хуже. И главное — за всей легкостью их музыки стоит четкое и явное объяснение тому, что называется амбиент-даб. До того этот термин я понимал очень умозрительно.
Весьма мощно выглядел ансамбль ULTRAMARINE, преподнесенный как самая известная команда из всего состава (впрочем, почти все эти группы мало известны даже в континентальной Европе, не говоря уже об Америке). 11режде всего они знамениты своим альбомом «United Kingdom», к участию в котором они привлекли замечательного британского музыканта Роберта Уайатта. Для сценического выступления дуэт расширился до секстета, предложив две грани своего творчества — с живыми инструментами и чисто электронную. Они выступали последними — достойное завершение фестиваля.
И наконец, самый интересный танцевальный проект, на мой взгляд. BANCO DE GAYA. Эта группа состоит из одного человека по имени Тоби Маркс, который больше похож на ди-джея, нежели просто на музыканта. Пританцовывая в ритме фанка, он скользит меж двух горок аппаратуры и колдует, примиряя ум слушателя, ищущего нечто новое, и его ноги, желающие расслабиться. Это похоже на эксперимент естествоиспытателя, который с помощью пипетки добавляет в известное соединение новые образования. За простыми ритмами можно услышать звуки самых разных этносов — от жаркой Африки до величественного Тибета. Эдакий Жан-Мишель Жарр в более танцевальном виде.
Михаил Шишков: «Вообще-то говоря, эта вседозволенность электронная, когда не надо быть виртуозом, она имеет обратную сторону — не кажется ли, что завтра или через неделю это все легко воспроизводимо, что начнется перепроизводство на волне моды, и будет то же самое, что и с классическим техно, которое, в принципе, уже мертво. В такие схемы можно запихивать все что угодно, как в эйсид-хаус: хочешь металл — пожалуйста, хочешь рок-н-ролл — на здоровье. Было бы печально, если бы амбиент постигла такая участь…»
Остальное было менее впечатляющее. Лиричная группа SONEXUNO, дуэт RELOAD, состоящий из клавишных/сэмплеров и постиндустриальной перкуссии (лампы, кастрюли, стержни, листы железа). Совершенно не запомнившийся LOCUST.
Отдельно о ди-джеях. По планам организаторов они должны были заполнять паузы между группами, но реально вышло не так грандиозно. Естественно, главная тому причина — величина зала, в котором контакт между зрителями и жокеем почти отсутствует. В клубах это все совершенно по-другому. Впрочем, как я уже говорил, в наших клубах молодежь оказалась более консервативной, чем кто-либо ожидал.
Так или иначе, два имени я назову. Алекс Паттерсон, открывавший фестиваль, личность, хорошо многим известная. Тогда еще мозги были свежие, и интересно было понаблюдать за процессом его работы. То, что ди-джейство это уже особый стиль в современной музыке, а не просто переворачивание дисков, ни для кого не секрет. Но Паттерсон не просто творит, он творит весьма ловко. Поставил на вертушку очередной винил под какую-то изысканную болванку, снял с него кусочек трэка, загнал его в сэмплер, и давай его обрабатывать, пока тема не будет исчерпана. Интересный процесс. Поучительный.
Из совершенно другой «оперы» — Ричард Джеймс, король современного амбиента, известный под именем Aphex Twin (его клин многие могли видеть и у нас по MTV). Большие усилия по внедрению совершенно разнообразных звуков в плоскость безмятежной основы и само внедрение этой музыки в ум и душу слушателей по причине огромности зала пошли прахом. Чисто умозрительное, но не настоящее удовольствие можно получить от такого представления. Вот если бы это слушать в клубах типа лондонских «Telepathic Fish / Open Mind», где проходят знаменитые «Амбиентные чайные вечера» — зрители воспринимают там амбиент, лежа на полу, попивая чаек, безовсяких наркотиков…
Неотвязное ощущение, что чем больше времени проходит с «Бритроники», тем более значительным кажется это событие.
Именно-именно, лежа на песке, я тоскую по новой волне, которая вернет восхитительные захватывающие моменты, умоет лицо и даст хотя бы пару секунд потрясающей релаксации.
Будут ли еще у нас такие фестивали? Особенно, если учесть, что вся выступившая братия до «Бритроники» не играла вместе ни разу, даже у себя на Островах…
Из разговора Михаила Шишкова и Артемия Троицкого:
— Неужто так все плохо получилось, как некоторые это хотят представить?
— Нет, за музыкальную часть мне совсем не стыдно, стыдно все то, что это сопровождало…
— Как это все получилось?
— Проект вышел очень быстро, то есть задумано все было буквально в январе и за несколько месяцев усилиями, в основном, Ника Хоббса сагитированы были английские музыканты. Моими усилиями привлечены были спонсоры — к сожалению, немногочисленные.
— Не кажется ли тебе, что у этой музыки большая популярность там?
— Я не думаю, что эта популярность небывалая. Не думаю, что электроника вытесняет другие виды музыки. Гитарная тоже популярна…
— Но спрос все-таки существует.
— Да, он довольно-таки большой. Я думаю, во многом тут дело в общем наступлении высоких технологий на всех фронтах. Дело в том, что в каком-то смысле электронная музыка сейчас стала даже более доступной, более легко исполняемой, нежели гитарная. Для того чтобы играть на барабанах, гитарах, саксофонах или рояле, требуется техника, навыки, прочие вещи, овладевать которыми иногда очень скучно. А имея под рукой современную электронику, можно, не имея практически технических навыков, а только фантазию, создавать достаточно оригинальную и интересную музыку. Видимо, поэтому в среде молодых музыкантов эта музыка популярна. А публика всегда в какой-то мере идет за музыкантами… Но главное — общее наступление микроэлектроники. И в плане видео, и в плане компьютерных игр и т.д. Новая электронная музыка вплотную с этим связана; это одна из составных частей так называемой виртуальной реальности, которая уводит нас в XXI век…
Вот, собственно, и все.
СЕРЖ ХРИЗОЛИТ
совместна с
М. ШИШКОВЫМ Фото: СЕРГЕЙ БАБЕНКО