ИНТЕРВЬЮ С РОМАНОМ ХОЛОДОВЫМ (гр. ХОЛМ С КУЛЯМИ)

Лето 2001 г., беседовал П. П. Шариков
  — …Я интервью брать не мастак. Ты давать тоже не мастак. Сделаем вид, что я такой «Акулы пера», ты – утомлённый жизнью Борис Гребенщиков. Ну и, соответственно, помнишь ли ты, с чего всё начиналось, было ли всё впервые и вновь, строились ли лодки, звались ли они «Вера», «Надежда», «Любовь»? Может быть, в детстве ты играл на «Мимозах», на свистульках?..
— В детстве – да, конечно, играл. Помнится, года в 4 мне сварганили гитару из фанеры, и я всё пел в лагере студенческом. Бегал и пел. А потом мама меня сдала в музыкальную школу в 7 лет, я там оттрубил и получил начальное музыкальное образование по классу фортепиано. Шли годы, я благополучно фортепиано забыл, на клавиши нажимать ещё умею, конечно… Большая куча клавиш – белых, чёрных… А потом песни начал писать – даже не помню, как это получилось. Собирались с друзьями, пили, всякий русский рок, всякий нерусский рок…
— Пили русский рок?..
— И пили тоже… А потом это дело пошло, песни пошли самые разные. Но на этот момент ни сил, ни желания создавать группу не было, — правда, были две передачи на нашем радио, где я просто песни свои исполнял, но дальше не заходило… А потом получился такой забавный случай. Попала мне в руки чудесным образом кассета Саши Литвинова, Вени Д’ркина, — я послушал, мне понравилось, и я подумал: а ведь можно тоже собрать народ и сделать, можно даже попытаться хорошо сделать. И на очередном своём дне рождения друзьям своим предложил эту идею. Кто на чём играл – кто на гитаре худо-бедно, кто на флейте на какой – и решили: давайте сделаем. Тем более, там получилась такая вещь – я песню свою спел, а мне подпели. Я прифигел, думаю: ничего себе, народ знает! Обрадовался…
— Почувствовал звёздный статус такой?..
— Да-да, решил, что надо как-то это дело оформлять, оставить след в истории. Как раз в том году кроме всего прочего попал в СВЕТИЛЕН, в ансамбль русской музыки, и так получилось, что моя связь с музыкой не прекратилась, что могло случиться после того, как я из хора ушёл. Я решил делать что-то своё.
— Чьё творчество повлияло на создание группы?
— В текстовом отношении идейными «предками» являются Владимир Маяковский, Дании Хармс, Боб Марли, Борис Гребенщиков и, конечно, небезызвестный Семён Петрович. В музыкальном – те же Марли, Гребенщиков и Семён Петрович, а кроме них – Равель, Дебюсси. Скрябин, русский народ, ивановские группы ТРОИЦА, AZE, BIKE’N’HOLLERS. А поскольку аранжировки – плоды коллективного творчества, и каждый участник проекта имеет свои пристрастия. Список этот может быть продолжен почти до бесконечности. Эклектичность получаемого материала и позволяет говорить, что никакого определённого стиля не наблюдается. Возвращаясь к «предкам», следует справедливости ради отметить, что указаны также далеко не все из тех, у кого учились «как не надо», но им, не указанным, ХОЛМ С КУЛЯМИ премного благодарен.
— По поводу СВЕТИЛЕНА. Я как-то давным-давно видел по телевизору, лет 4-5 назад, ты, наверное, помнишь – было достаточно глобальное выступление в «Живом звуке».
— По нынешним меркам это не глобально.
— По нынешним нет, а тогда Иваново редко что-то показывало такое, музыку ивановскую. Чахлый был период… СВЕТИЛЕН вообще что из себя представляет? Когда-то это было русское народное, сейчас, как ты говоришь, это арт-авангард.
— В СВЕТИЛЕНЕ (кстати, ударение ставится на втором слоге) имею счастье петь уже три года. Там мы под чутким руководством Дмитрия Гаркави исполняем народные песни на духовные, евангельские темы в его (Гаркави) аранжировке. Кроме того – немного канонической церковной музыки и авторские произведения. Как говорит руководитель, «апеллируем к генетической памяти русских». Периодически выезжаем за рубеж. Там, как ни странно, встречают с большим интересом, и сотрудничают с большим энтузиазмом. Ансамбль выпустил уже 3 CD и готовит материал для нового.Арт-авангард – нас так окрестили в Польше, когда мы приехали на фестиваль православной музыки в 2000 году. Мы совершенно выбились из того русла, которые там сформировали прочие приехавшие коллективы – потому что они исполняли в основном каноническую церковную музыку, то есть, это такой достаточно стандартный набор вот этих тягучих монотонных песнопений, — а мы привезли совершенно иное, и как сказал один известный композитор, председатель тамошнего жюри, — он сказал: «Вам либо гран-при надо было давать, либо не допускать к конкурсу». В итоге получилось, что мы в статусе гостей там были, вне конкурса. Нас пригласили на гала-концерт, ещё на выступление, что говорит о том, что народу понравилось, и вообще, встречали очень хорошо. Но почему они не поняли? – Потому что мы музыку исполняем не каноническую, — то есть, это духовные тексты, но народные, изложенные в традициях, которые представляются нашему руководителю наиболее адекватными тому времени, когда ещё на Руси не было знаний о культуре пения, о бельканто итальянском, когда мы не были ещё знакомы с западным искусством музыкальным. И поэтому мы поём открытым звуком, в этнографической манере так называемой, а музыка – она стилизована под древнерусскую. Иногда эксперименты заходят немножко дальше – и получается уже что-то близкое к авангарду. Когда там добавляются какие-то инструменты, когда гармония уже настолько сложна, что явно русский народ такого бы не сделал.
 
— В этом плане мне очень нравится, есть такая вещь – хор Дмитрия Покровского в сопровождении джазового оркестра. Покровский был чем знаменит – выходили люди в обычных костюмах, не стилизация, как раньше любили все эти кокошники, — и от души пели русские вещи. В то время их вызывали на Запад, с большим трудом они пробивались. И был сделан такой альбом… Ну, Покровский – это отдельная тема, и бог с ним… СВЕТИЛЕН – это как бы проект, в котором ты участвуешь параллельно ХОЛМА, да?
— Да, это моя работа, это основной род деятельности…
— Это и кормит, и за границу вывозит? Вообще, обидно, почему такой труженик тыла, как я, не может попасть во Францию, а СВЕТИЛЕН едет?..
— Я бы не сказал, что это кормит очень хорошо, но какие-то дотации, субсидии, выезды за границу раз-два-три в год, — мы в Австрии были, в Венгрии три раза, теперь во Францию едем – это всё-таки радует и греет. И вообще приятно. Приятно работать с профессионалами, с людьми, которые этим болеют, дорожат. Это мне нравится и даёт мне пищу для каких-то своих опытов, кормит идеями. Кое-что мы используем. Если мы пишем что-то в русском народном стиле, то сложно придумать что-то новое, потому что гармонии этнические, куда ни плюнь, все достаточно однотипные. Если мы берём Восток, это – пентатоника и плюс-минус. Русские народные песни – они тоже достаточно однотипны…
— А название ХОЛМ С КУЛЯМИ – что это такое вообще?..
— Очень много и по-разному нас называют доброжелательные друзья и враги, которые нас ненавидят. Когда враг молчит – это говорит о том, что мы как бы незаметны, вроде бы не существуем. Враги – они люди полезные и нужные… А насчёт названия – очень долго мы думали, как назваться, много было разных вариантов: МРАМОРНАЯ КРОШКА, ФАЛЕС ИЗ МИЛЕТА – так назывался наш самый первый, пробный концерт, и когда мы расклеили афиши, в них было очень много исправлений самых различных – всё, что угодно. Название, как написала Джен, вызывает массу ассоциаций, как философских, так и инвективных. Название это аконцептуальное, как и сам проект, то есть, оно нам даёт возможность сразу отсеивать из публики тех, кто по названию судит о содержании.
— Ваше название я впервые услышал от Морриса. Я собирался делать квартирник и спросил у него, кого из ивановских людей он может мне порекомендовать, и Моррис не задумываясь сказал: ЗАЛИВ ДЫМОВ, ХОЛМ С КУЛЯМИ. У меня почему-то сразу появились ассоциации, что это достаточно близко к этническим корням, почему-то я сразу подумал о кельтах. Часто ваши концерты проходят с ЗАЛИВОМ ДЫМОВ, что вас с ними связывает?
— Ну, ЗАЛИВ ДЫМОВ – это перевод названия города Рейкьявик, у них там достаточно сильное скандинавское присутствие. А у нас – не знаю… ЗАЛИВ ДЫМОВ на 40 % состоит из бывших участников, вернее, участниц ХОЛМА С КУЛЯМИ, а ещё на 40 – из нынешних (басист и соло-гитарист). У нас близкие эстетические предпочтения как в музыке, так и в текстах, расходимся в основном «по жизни», в установках. Поэтому и существуем как две разные группы. Но у нас общие корни и, в каком-то смысле, стволы.
— А откуда серия таких названий – МРАМОРНАЯ КРОШКА, ФАЛЕС ИЗ МИЛЕТА, ХОЛМ С КУЛЯМИ?
— Это фрейдистский метод свободных ассоциаций. Сейчас уже даже сложно вспомнить, кто это название предложил. Очень хотелось бы присвоить себе авторство, но на самом деле я не решусь это сделать. Взяли «Историю философии», книжечка такая у меня на полке стоит. Достали, стали смотреть, кто есть: Зенон, Анаксимандр, Фалес из Милета – давайте оставим такое пока рабочее название. МРАМОРНАЯ КРОШКА – ага, здорово. Вроде, с одной стороны это измельчённый мрамор, а с другой – это какая-то крошка, в смысле, девочка, сделанная из мрамора. Тоже интересно.
— Хотелось что-то, непонятное самим себе?
— Может, и так. Хотелось, чтобы было звучно и не было однозначного смысла. Чтобы привлекало внимание – и своё тоже. Как сейчас мы говорим, что у нас группа ХОЛМ С КУЛЯМИ, и самая естественная реакция людей, которые впервые слышат: «как, как?» – То есть, как минимум два раза мы повторяем своё название, и человек запоминает. Так что, какая-то прагматическая сторона этого дела тоже присутствует. Так мы пришли к этому названию. Назывались мы «группа ХОЛМ С КУЛЯМИ», потом я решил, что у нас не совсем группа, — и состав меняется, и «группа» – это слишком просто. Я решил назвать это дело «проектом», на что мне указали, что «проект» – это нечто более такое кислотное, техно-рейв-хаус и что-нибудь ещё. Но – проект это проект, что-то, может быть, ещё не слишком готовое, то, что ещё находится в перспективе. «Проект аконцептуального рока», как мы себя в итоге окрестили, — к этому, наверное, ничего не добавишь. Нечего добавить к определению, или спрашивать, в каком стиле мы играем – всё отражено в этом названии и пред-названии.
— Вас я слушал на концерте с огромным удовольствием, всё было здорово. Но на записи, как я заметил, вы страдаете отрепетированностью. То есть, я знаю, что во время записи не будет импровизации, как на выступлении. Это в силу чего получается?
— Вживую интереснее, потому что мы, как правило, не ограничиваемся только музыкой, мы ещё общаемся с залом…
— Это понятно, но почему так получается? Может быть, ошибка в том, что ребята достаточно молодые? Всё-таки, тему в коллективе всегда задаёт лидер…
— Не знаю, насчёт отрепетированности или неотрепетированности сложно сказать. Вещи мы делаем быстро, а «чистим» долго.
— Получается «зубрёжка»?
— Нет, не зубрёжка. На самом деле, импровизация всегда присутствует. Мы не можем одну и ту же вещь сыграть одинаково два раза, это исключено. На записи, всё-таки, эффект какого-то мандража, мы ещё не имели опыта работы в студии. Наверное, каждый хотел вложить в каждую свою ноту элемент совершенства, что ли? Может быть, нет того разгула. Живого ощущения того, что называется ёмким термином «песня». Песня – куда она польётся, в какие щели?..
— В своё время Егор Летов сказал, что по-настоящему честно и красиво может петь только пьяный русский мужик, размазывающий по лицу кровь и сопли, бухающий по столу кулаком – то есть, действительно, поёшь только когда хочешь. За это я и люблю группы местечковые, скажем так, которые делают только потому, что им хочется это делать, они не стремятся на данный момент заработать деньги. У них, может, и есть планы какие-то, но они продолжают из года в год снова играть, играть и играть только потому, что они этим живут… У вас в каждой песне есть фишки какие-то, в «Волке», например, смех. И на записи мне показалось, что очень вымученно он прозвучал. Я ни в коем случае не хаю ваш альбом…
— Это не альбом. Это – «Демонстрация» во всех смыслах этого слова. Это и выход с транспарантами, можно было назвать и «Картинками с выставки», как угодно, это демонстрация в самом широком смысле слова…
— Теперь, наверное, стандартный вопрос. Какой музыкой ты живёшь? Что ты слушаешь, что тебя заставляет двигаться? У меня, например, всегда что-то звучит фоном. Есть какая-то музыка под каждое настроение – не конкретная песня, а конкретная группа, музыка, которую я ставлю и выравниваю настроение, прихожу в то состояние, в котором я хочу находиться. У тебя такие вещи есть?
— Вообще, любимое моё произведение в этом смысле, которым я выравниваю своё настроение – это «Болеро» Равеля. Помнится, я его слушал даже перед экзаменами, когда учился в университете. Каждый раз перед сложным экзаменом, даже если времени уже не хватало, я садился и слушал его. И, слава богу, университет закончил. А до недавнего времени у меня был принцип такой: я слушаю всё, что не попса. Но потом я понял, что это тоже… ограничиваться этим… Недавно поймал себя на том, что мне очень нравятся песни советских композиторов, того же Дунаевского.
— Я вообще любил петь революционные песни всегда, когда напьюсь. То есть, это отдельный кайф такой. Не знаю, что в них заложено – но их тянет петь, такие вещи, как «Ленин всегда молодой…» и тому подобное. У меня вот лежит сборник советских песен, у меня есть идея – я пою, без ложной скромности. – просто голошу, слуха нет как такового, — есть идея с кем-нибудь собраться и вот… После того, как В. П. Р. записал на «Тихом квартирнике» «Шёл отряд по берегу» – мне дико захотелось сделать что-то подобное. Настолько это было перепето шикарно, с душой и с чувством… В этом есть действительно что-то. Это всегда интересно – взять что-то, казалось бы, затасканное, — и спеть иначе.
— Эти вещи не могут быть затасканными!..
— Я имею в виду, что сложился какой-то стереотип исполнения, или они относились к определённому периоду и связаны с ним…
— Поэтому мы, как в своё время были лишены наследия духовного, то есть церковной музыки не было в советское время, или, по крайней мере, она была недоступна. Очень большой пласт был закрыт или мало доступен. Точно так же получилось после перестройки, что все эти песни советских композиторов – с большим скепсисом о них говорили и не любили их исполнять… Музыка замечательная. Слова – они в рамках соцреализма, конечно, но всё равно очень приятно послушать… А так – были разные периоды. Одно время я просто обслушался Марли, все альбомы, которые мог достать, переслушал и очень долго этим болел…
— Лист марихуаны – от этого, да?
— Да… На самом деле, отношения с травой , так скажем, у меня поверхностное знакомство. Лист марихуаны – это скорее символ. Символ трудно сказать, чего, потому что относить себя к растаманам я тоже не хотел бы.
— Растаманы – это отдельное понятие, раста искажена как таковая…
— Потом так бывало: что-нибудь попадёт в руки, поставишь – и цепляет. Так одно время очень зацепил DEEP FOREST, когда волна уже прошла, а мне действительно очень понравилось. Правда, альбоме на третьем я понял, что это достаточно однообразно, особенно ритм… Русский рок слушал много по молодости. Отрёкся от всего, что слушал раньше, — а слушал классику в основном, такие «шедевры мировой попсы», начиная с битлов – попса, которая мне и сейчас нравится, но тогда я от неё отрёкся, упёрся в русский рок, так он мне нравился… Сейчас то Генделя поставлю, то Чайковского, то КАЛИНОВ МОСТ, то В.П.Р.а… Вообще, если отвечать на изначальный вопрос, какой музыкой живу – музыкой вы целом, какая-то музыка должна присутствовать всегда, но на дух не переношу современных наших исполнителей, большинство.
— Это не музыка, это зарабатывание денег.
— Это всё понятно… Некоторые из тех, кто нравился когда-то, вызывают такое…
— Отвращение? Брезгливость?
— Отвращение – это слишком сильно сказано… Такую снисходительную улыбку. Последние вещи Шевчука, например, — я не нахожу в них жизни.
— Я тоже разочаровался в последнее время в Шевчуке, в Гребенщикове. Хотя АЛИСУ до сих пор люблю, уважаю Костю за его скоморошество.
— Юродство на Руси в почёте всегда.
— Он для меня скоморох вообще, это символ как таковой. Это самое сильное, наверно, что было изначально на Руси. Я не знаю, как это объяснить, но для меня «скоморох» – это очень почётное имя.
— Своего рода контркультурщики?
— Не то, чтобы контркультурщики… Для меня скоморох обрёл своё значение после фильма «Страсти по Андрею». Там Ролан Быков играет скомороха. После этого фильма я понял, что скоморох – это такое предназначение. Это не ремесло, не зарабатывание денег – это предназначение. Скоморох – этакий мессия российский, исконный. Это то, что идёт корнями. Кинчева уважаю за скоморошество. Русский рок тоже очень изменился, стал не роком, а мейнстримом, как таковым…
— Я тоже не люблю хаяния вот этих вот всех наших мэтров…
— Я их не хаю. Я какой-то период дико вообще ненавидел Гребенщикова за то, что… Ну, поёшь – и пой, но когда человек буддизм проповедует. Не снимая с себя креста – это уже такое голимое лицемерие.
— Может, это уже экуменизм? Может, он проповедует единение религий?.. Я открыл для себя, что Кришна, оказывается, живёт с богиней Кали, а богиня Кали – она очень мерзкая, принимает человеческие жертвы…
— Вопрос, который меня достаточно часто тревожит: отношение к религии. Ты человек, поющий достаточно религиозные вещи – сам как к этому относишься?
— Я считаю, что моя позиция с одной стороны – самая безопасная, а с другой – самая хитрая, потому что я к религии отношусь чаще всего как сторонний наблюдатель. Мне интересно изучать православие и секты, и буддизм, и что угодно, — но вот с позиций с таких, что я не нахожу ни в одной из религий ответов на все вопросы, хотя каждая религия пытается их дать. Меня напрягает и утомляет попытка такая дать истину последнюю. Когда есть такая попытка – я понимаю, что это не то.
— У Умберто Эко есть фраза такая хорошая в «Маятнике Фуко», что «религии придумывали умные люди». То есть, для меня религия и вера – это две разные вещи. Теперь я задаю вопрос по поводу веры – есть ли что-то, во что ты веришь, вообще?
— Есть, конечно, и имя этому колеблется в пределах от добра до любви, так скажем. Или просто созидание, какая-то креативная сила. Она должна быть обязательно, потому что, как нас учат философы, разум – это нечто противостоящее энтропии в мире хаоса, и, наверное, разум – это и есть любовь и добро. А деструктивные силы – мне кажется, они проиграют в любом случае, потому что деструкция – она имеет конец.
— Деструкция – она противоречит самой природе, как таковой. Значит, тебя привлекает светлое в этой жизни?
— Да, да. Хотя, конечно, ангелом я тоже себя не вижу. В отношении внутреннего мира я склоняюсь к дуализму, потому что есть и плохое, и хорошее во мне. И я не собираюсь изживать в себе плохое, потому что плохое – это тоже источник вдохновения… Когда слишком много добра, это утомляет. Добра тоже должно быть в меру, и мера, наверное, — это тоже своего рода добро, своего рода любовь… Очень много разных теорий рождается и существует. Можно говорить о единстве, универсализме всего… Вообще. В отношении веры и в восприятии мира я склоняюсь к диалектике. Верить во что-то одно – это мне кажется самоограничением.
— Твои отношения с людьми. Как ты живёшь в мире, гармонично ли? Нравится ли тебе этот мир, нравятся ли тебе те люди, что тебя окружают? Как ты вообще относишься к людям как к таковым?
— Я люблю людей, конечно, безусловно. Я люблю людей за то, что кто-то из них учит как надо, кто-то учит как не надо. И это очень хорошо. Люди – они учат. Люди – они источник и цель.
— А животных любишь? Какое твоё любимое животное?
— Очень люблю. Слон и крыса – у меня два любимых животных. Слон – потому, что большой, и он может не считаться, он может пробивать преграды и всё, что угодно, но он добрый. А крыса – она хитрая, маленькая, она может везде пролезть, где слон не пробьёт, там крыса пролезет. У меня у самого дома крысы постоянно живут…
— Литературные ваши пристрастия?
— Читаю я мало. Наверное, если бы я это дело любил, то, наверное, время на чтение было бы. А так – я могу сказать, что времени нет. Приходится читать различную научную литературу, философскую, из-за аспирантуры. Любимого моего Владимира Сергеевича Соловьёва в больших количествах. Одно время почему-то вообще отошёл от художественной литературы, просто не воспринимал. Мне казалось – не интересно, скучно и как-то банально.
— Закончить надо чем-то глобальным, чтобы люди сразу прониклись и стали по крайней маре фанами. В роли мессии надо сделать тебе какое-то глобальное заявление.
— Нету у меня глобальных заявлений.
— Самый тупой вопрос: ваши творческие планы?
— Хочется, конечно, давать побольше концертов. У нас в городе, мне кажется, сформировалась уже группа интересующихся людей. И постоянно давать концерты только для них… Хотелось бы давать концерты не только в нашем городе. Хочется в Москве выступить – там много знакомых людей, которые бы с удовольствием пришли. И хочется уже записаться в студии, чтобы был уже альбом – пока есть только концертные записи, и это всё не удовлетворяет. Альбом, наверное, тоже не удовлетворит… Материала очень много, альбома на три-четыре, просто нет возможности писаться. В творческие планы входит нахождение такой возможности и реализация её.
 
 
 
ХОЛМ С КУЛЯМИ: «Демонстрация», 2001
 
1. Suicidal Reggae.
2. Серый волк.
3. Вавилонское время.
4.  Д. Г. Логунов. Крупные вариации на тему Кастанеды.
5. Наблюдение.
6. Слон или Я!!!
7. Плохая погода.
8. ИнтроKholm.
9. Посвящение мухе.
10. I’m Still Waiting.
 
Немного электричества:
11. Я не такой.
12. Little Bird.
13. In the Night.
14. Бес Сердечный.
15. Мать 0,95.
 
 
Проект аконцептуального рока ХОЛМ С КУЛЯМИ:
Роман Кузнецов – скрипка.
Алексей Булыгин – гитара, соло-гитара.
Денис Логунов – флейты, варганы, дудки, перкуссия.
Алексей Зосимов – подпевки, бонги с полотенцем, перкуссия, колокольчики, губная гармоника, дудка, шумовые эффекты, речитативы.
Роман Холодов – вокал, гитара, губная гармоника, варган, флейта.
 
Музыка и тексты – Роман Холодов.
Аранжировка – ХОЛМ С КУЛЯМИ.
Записи сделаны:
1-7, 9, 10 – на студии MorrisUNR Records 5 мая 2001 г.;
8, 11-15 – на концерте «1 Год в Месте» 5 ноября 2000 г.


Обсуждение