РАЗМЫШЛЕНИЯ О НЕСОМНЕННОЙ ПРИЯТНОСТИ И БЕЗУСЛОВНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ ОБОСРАТЬ ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ МУЗЫКАНТОВ, ВЫЗВАННЫЕ БЕСЕДОЙ С МОЛОДЫМ ЖУРНАЛИСТОМ ДМИТРИЕМ СИДОРЕНКОВЫМ

Ну, что я могу сказать, молодой человек? Можно выпить водки, можно выкурить косяк, можно поговорить о жизни с приятелем или полюбезничать, а то и переспать с приятной мадам. Можно почитать, посмотреть, покататься, много чего можно. Но, конечно же, среди невинных удовольствий, которые может позволить себе музыкант, едва ли не самым утонченным и желанным является одно. Невыразимо приятно обосрать другого музыканта, не забыв при этом в ненавязчивой форме дать понять, что сам ты, естественно, настолько отличаешься от своей жертвы (в лучшую сторону), что, собственно, и говорить-то об этом не стоит.
Это своеобразное и неповторимое удовольствие требует умения преподнести предмет и, конечно же, знания темы. Аргументированность и убедительность высказываний должны быть безукоризненны, в противном случае можно уподобиться человеку, поскользнувшемуся с полным тазом дерьма в руках, причем дерьма собственного. Что, кстати, доставит неожиданное удовольствие всем окружающим, а особенно предполагаемой жертве.
Говоря об убедительности, нельзя обойти вниманием такой немаловажный фактор, как манера подачи информации. Наиболее авторитетной выглядит солидная и компетентная, на уровне искусствоведческой статьи, речь с неожиданными вкраплениями грубых, а то и попросту площадных слов и оборотов. Это создает неповторимую атмосферу общения с настоящим интеллигентом, человеком, познавшим высоты и изящество духа и культуры, остающимся в то же время простым, своим, доступным.
Что касается аргументированности посылок, могу сказать лишь одно. Факты, факты и еще раз факты. Никаких сплетен и выдумок! Факт должен сверкать в центре смачной лепехи, как бриллиант в оправе, изготовленной искусными руками ювелира.
Найдя благодарного слушателя, не стоит сразу извергать дерьмо фонтанами и водопадами, дабы не достичь обратного эффекта. Следует заговорить о высоком и чистом, чтобы слушатель, развесив уши, поднялся над обыденностью и неприглядностью жизни и ощутил себя причастным к пониманию простых, но не всем доступных вещей. Лишь после этого можно швырнуть вниз кусок дерьма и, уверяю, он (собеседник) с интересом проследит, как говеха, вертясь, будет уменьшаться в размерах, подобно сброшенному полярникам мешку с провиантом, и, наконец, накроет кого-то там внизу.
Иногда можно швырять говно совковой лопатой, не скрывая своих намерений. Например, войдя в Рок-клуб, где при большом скоплении народа происходит прослушивание чьей-то новой записи (и автор тут, и Вы знаете, кто он), Вы можете, ничем не рискуя, громко осведомиться: «Что это за хуйню вы слушаете?» Держу пари, что ответом будет лишь смех и реплика, типа «сам ты хуйня».
Назвать кого-либо из музыкантов жидовской мордой можно только в случае твердой уверенности в том, что никто из окружающих и в том числе жертва не может и допустить серьезности подобного выпада с Вашей стороны.
Если гитарист хорошо играет на своем инструменте, ему не избежать воспроизведения фраз и интонаций, с любовью воспринятых им у мастеров этого дела в пору овладения инструментом. Тут-то Вам и карты в руки. Берем, например, Сашу Ляпина. Ну молодец, Сашка! Ну вливает! Правда, вот тут из Хендрикса, да еще парочка фраз из Блэкмора, а вот там Пейдж так и прет. А вообще круто. Таким образом, Вы сделали комплимент, потом, в зависимости от Вашей музлитературной осведомленности, обмазали Александра говнецом аккуратненько так, а напоследок сдули пылинку с его лацкана. Все корректно. Точно также следует обходиться с басистами, клавишниками и барабанщиками. С певцами то же самое. Парень из ПАУТИНЫ шалит с Плантом. Отлично! Тут достаточно лишь оглянуться на соседа, снисходительно усмехнувшись, и дело сделано. Не нужно каждый раз стараться потопить жертву в дерьме. Настоящее искусство не допускает этого. Нужно быть художником и тонко чувствовать фактуру момента.
Беспроигрышным является еще один интересный ход. Вы говорите собеседнику, что Леша Рахов играет на гитаре отвратительно. Лучше бы он ее в руки не брал. Но он отличный парень. Если Ваш собеседник фан Рахова как гитариста, то бурю его негодования Вы мгновенно усмиряете несколькими бочками ворвани комплиментов в адрес Леши как человека. И наоборот, заявив лучшему другу П. Трощенкова, что Петр кретин, сволочь и вообще жертва пьяного зачатия, следует тут же признаться в том, что Вы редко слышали, чтобы кто-то так профессионально играл на барабанах. Недаром после Губермана Гребенщиков предпочитает играть с П. Трощенковым.
Кстати о Гребенщикове. Навалить на него кучу очень трудно. Это связано с тем, что приблизиться к этому объекту для говнометания практически невозможно из-за окружающих его Монбланов дерьма, наваленных Вашими предшественниками. А также и его собственного. (Вы оценили трюк, молодой человек?)
Есть люди, обосрать которых очень просто. Кинчев, например, сам дает Вам в руки все, что нужно для этого. Он стоит спиной к кирпичной стене, держась за нее раскинутыми руками, пучит на Вас глазки и говорит: «Мы вместе!» Вы же в пятнадцати ярдах от него возложили руки на органы управления Большим Дерьмометательным Монитором. Оборвалась барабанная дробь, ПЛИ!!!
Есть масса талантливых людей и Костя в их числе. Он не меркантильный человек, как мне кажется, но этого мало для того, чтобы я его принял. Кинчеву важен завод. Завод приятен. Когда народ начинает вставать на уши — это круто. Это ништяк, в умат, обсад, улет, пиздец и все прочее. Ты летишь на волне всеобщего народного ликования и ангелы славы трубят серебряную песнь. Это высвобождение энергии. Но надо отдавать себе отчет в том, какую энергию ты высвобождаешь, имея власть над толпой, над их общей энергией. Если эти ублюдки после концерта АЛИСЫ ураганом проносятся по окрестностям, пугая детей и уничтожая муниципальную собственность, то это идет сам КИНЧЕВ, подобно ослепленному циклопу, круша все вокруг, вырывая с корнем столетние дубы, срывая крыши с домов и низвергая скалы в ущелья. Может быть, Кинчев страдает детской жестокостью непонимания? Не ведает, что творит? Смотри, как ебануло! А то, что у кого-то яйца на дереве повисли, так и хуй-то с ним, насрать! Не знаю, не знаю… Боюсь, что некоторые, а то и многие примут мои слова за строки из печально памятной бывшей «Ленинградской правды». Ну и черт с ними, я же не просто о телефонных будках говорю. Если ты видишь, как после своего концерта начинается погром, подумай. Это ведь делаешь ты сам. Ты! Ты! Не оглядывайся! Только их руками. Каков поп, таков и приход. И наоборот. И демоны с диким визгом и хохотом вьются над СКК («Юбилейным» и т. д.), как мухи над кучей теплого, парящего дерьма. Отличная метафора, не правда ли?
(Впрочем, чего я так расстарался,— все равно этот мой кусок, кусочек, про его друга Кинчева, Степанов вычеркнет своей редакторской не дрожащей рукой.— Ю. И.).
(Как видишь, нет.— С. С.).
…Захожу я как-то в Рок-клуб, а там то ли репетирует, то ли еще что какая-то как бы группа. Ну, такие мальчики лет по 17. Смотрю я на гитариста ихнего. И перчатки-то на нем кожаные черные без пальцев, и жилеточка, и волосики, и все такое клепаное, расшитое, и фенечки разные имеются в ассортименте. Да, чуть не забыл — серьги. Ну, в общем, сразу видно — рок-музыкант. И стоит он, болезненный, весь согнутый от старания заглянуть на гриф, чтобы узнать, что это там его пальчики корявые делают. А пальчики бедные и сами не знают. Но рядом с ним уже сидят две соответствующие ему по возрасту девочки и ритмично двигают разными частями организма в такт звукам, которые этот мальчик издает. Постоял я, послушал и представил себе такую картину. Подхожу это я к нему и спрашиваю елейным голосом: «Что, рок играем?» — «Ага»,— отвечает мальчик, побрякивая бижутерией. «Ну, тогда идем со мной»,— говорю я ему еще ласковее и веду его по коридорам разным темным и привожу на конюшню и командую грозным голосом: «Есаул Баранов!» Подбегает Баранов, отдает честь и говорит: «Чего изволите, вашество?» — «А снять с этого фендрика все его побрякушки да всыпать плетей пятьдесят!» — «Слушаюсь!» — говорит Баранов и всыпает. «А теперь дать ему самоучитель игры на гитаре и «ЭЛЕМЕНТАРНУЮ ТЕОРИЮ МУЗЫКИ» г-на Вахромеева, да посадить под замок и держать на хлебе и воде до тех пор, пока не научится аккорды брать по- человечески и отличать фа от си-бемоль!» — «Есть!!!»
От такой картинки аж на душе сладко стало. Но тут мальчик издал очередной специальный звук, и я очнулся. Подхожу к нему и говорю ему душевно, что-то типа: «Сынок, вот ты берешь аккорды, они ведь что-то значат, наверное. Так брать их надо аккуратно, старательно, тогда, глядишь, и выйдет что-нибудь толковое». Чуть было не завелся на длинный разговор, да осекся вовремя. Чувихи его рядом, зачем парня лажать. Да и очень уж явно чувствовался от них ото всех импульс: «Ну чего козел старый привязался!» Да еще и не очень трезв я был. Так что пошел себе к Мамонтову денег подзанять.
Жаль, что сейчас, как мне видится, практически все молодые команды ощущают то дело, которое они делают не как дело служения музыке, а как нечто иное. Достаточно залудить флакон, выскочить на сцену, брякать что-либо, орать и делать так называемое шоу — как ты уже рок-музыкант. Не надо знать нот. Не надо стараться играть все лучше и лучше. Не надо много знать. Не надо отдавать себе отчет в том, что ты делаешь.
ДЕРЬМО!!!
Как же им, уродам несчастным, объяснить, что музыка — это тончайшая из материй происходящего вокруг и внутри нас? Как сделать, чтобы они поняли, что занятия музыкой подобны служению Богу, и в этом деле есть свои молитвы, ритуалы и культура. Свой язык. А язык не терпит косноязычия. Ей-Богу, непроходимо глуп тот, кто говорит, что он слухач и всякие там значки и ноты ему без надобностев. Дурак, это же просто удобно! Приходя на репетицию, я раздаю ноты своим музыкантам и мне не надо объяснять, что, мол, здесь малая звёздочка, здесь лесенка, а здесь столбик (баррэ). Все все видят сразу. Таким образом, ремесленная сторона дела решена. После этого заниматься творчеством гораздо легче. Проще вложить душу в эти сухие буковки и точечки. И вообще — вдохновение, торч, кайф — это на концерте. А на репетиции — пахота, подобная рытью канавы. Не совсем обычная, но трудная. Работа. Ее нужно облегчить. В данном случае — знанием нотной грамоты. А получается так, что один говорит другому: «Здесь фа-диез». А тот отвечает: «Какой еще на хуй фа-диез! Ни фига не понимаю. Я вчера водки выпил, я — рокер! А что такое фа-диез — знать не знаю!» Надеть бы ему гитару на уши, козлу винторогому! И потом: что такое «РОК»? Я перестал понимать, что подразумевается под этим словом. Может быть, это «музыка рогатых гитар»?. Так это они просто для удобства такие. Или измерять это понятие количеством выбрасываемого в кровь адреналина? Так на концертах Вивальди ‘или, скажем, Паганини адреналина не меньше. А может быть, мерить количеством смертей или размером оборотного капитала? Протест, может быть? Ага, сейчас! Музыке более трех тысяч лет и никакого протеста. А тут, значит, вот оно как. Ага. Хуйня это все. Никакого рока нет и быть не может. Это слово не более, чем погремушка. Как, впрочем, и многие другие слова. А можно еще и аналогию с коммунистической идеей провести. Жили-жили люди, вдруг — на тебе! Мы коммунисты, мы круче всех. Мы рокеры — мы основные.
Вообще-то есть музыка и немузыка. Вот и все. И вообще, искусство — это не только «что» и «зачем», но еще и «как». Это сказал один очень известный человек, ныне покойный. Абсолютно прав. Предположим, ты столяр. Стулья делаешь. Эти стулья могут быть барокко, рококо, ампир, модерн, классицизм и еще черт знает какого стиля. Но, я надеюсь, они не будут качаться, спинка не отвалится и ты не засадишь себе в жопу занозу. То же и к музыке относится. Искусство стоит на ремесле. Хорошй, душевный, честный человек — это не профессия. А я лично в каждом деле люблю профессионалов. Даже профессиональный убийца лучше дилетанта. Чик — и ты уже на небесах. А дилетант будет пыхтеть, в кровище весь измажется, больно ведь будет делать и мучить долго будет, неумеха. Вот и мальчик тот в Рок-клубе. Он, наверное, рок-музыкант. А я в таком случае член общества имени М. Скуратова.
Вообще-то говорить о музыке трудно. Музыка близка к Любви. И об этом, как и о Боге, трудно. Может быть, достаточно будет сказать в виде заклинания: «Занимаясь музыкой, ставь ее выше собственной персоны».
Что-то я отвлекся от основной темы. Что Вы, молодой человек, думаете о временщиках? Нет, не о МАШИНЕ ВРЕМЕНИ, я до нее еще доберусь. Поймите меня правильно. Затрагивая ту или иную группу, я всего лишь на живом примере показываю, как это увлекательно. Всякое сходство с истинным положением вещей является чисто случайным. Однако будет весьма пикантно, если они все соберутся вместе и поколотят меня в темном углу. Будете мне передачи носить в отделение косметической хирургии. Тьфу-тьфу-тьфу!
Каким образом достать Юру Шевчука? Очень просто. Временщик чистой воды. Сам несколько лет тому назад признавался по телевизору — помните? — что, дескать, они (ДДТ и он в том числе) герои перестройки! И вдруг она бац — и благополучно завершилась. Ну, и что? А ничего. Пшик.
Вообще хотелось бы особым образом отметить целую категорию музы… Тьфу, черт, какие они музыканты! В общем, тех, кто оседлал несчастное наше время и дрочит его вдоль и поперек, набирая очки на том, что было бы смешно, если бы не было так страшно. Вот они мчатся галопом, взнуздав дни наши скорбные и чернь кричит: «Виват!». Но я тут как тут и на безумном пути их уже вырыта замаскированная яма, наполненная первосортным калом, кишащим опарышами.
Должен заметить, что в том деликатном деле, которое мы с Вами обсуждаем, не обойтись без своеобразной этики. Например, тему MB я хотел бы обойти по причинам личной глубокой симпатии к Андрюше Макаревичу, хотя он однажды напоил нас (компанию) спиртом, в котором его мама (врач) мыла туберкулезные шпатели. А его брат (см. абзац 7) не дал мне однажды на концерт усилитель «Регент-60». Насчет спирта справедливости ради скажу, что Андрей его вместе со всеми трескал.
Я бы хотел прервать свои записи на столь милую моему сердцу тему. Говорить об этом можно много и, надеюсь, будет немало поводов позлословить о других и поразмышлять о высоком и чистом, светлом и разумном, обращая внутренний взор в безнадежно далекие небеса, не забывая при этом непринужденно наступить коллеге на ногу, мило извиниться и тут же наступить на другую.
Юрий ИЛЬЧЕНКО.
СПб, октябрь, 199.. г.


Обсуждение