Эго был новый автомобиль, не то, что те, которые он брал напрокат. Когда садишься в машину, в которой уже кто-то ездил, в нос сразу ударяет этот запах, запах чужого. Кто были предыдущие хозяева? Неизвестно, что они делали в этой машине. Ездили на работу, в гости, ругались, ели и ещё чёрт знает чем занимались. И всё оставляет свой запах, запах незнакомого, не твоего. Но это уже в прошлом. У него появились деньги. Автомобиль теперь его собственный. Новый, солнце оставляет ослепительные зайчики на его боках. Пахнет чистотой и стабильностью. Вот она, новая жизнь. Ландшафт вокруг шоссе переходил от равнин с одинокими фермами, затерянными среди виноградников к предгорьям Альп. Вокруг бесшумно скользили машины. Люди в них плыли уверенно и, как казалось, слегка устало. Да и разве можно чувствовать себя неуверенно в такой день? Мимо промелькнула меленькая деревушка с церковью и виноградниками вокруг. Сильвия задумчиво изучала желтоватые скалы,
появляющиеся впереди. Приёмник наполнял автомобиль музыкой, которая, как казалось, лирично шептала: ‘ Всё хорошо. Теперь уже всё хорошо…”
Они уезжали всё дальше на север. Часам к шести уже можно свернуть на боковую дорогу и, углубляясь в какую -нибудь горную долину, начать поиски тихой гостиницы. Они ещё в Милане решили, что первую неделю проведут в каком-нибудь тихом уголке в горах на севере. Август там особенно приятен, потому что лето там — не сезон, никого нет из приезжих. Можно будет развеяться от всего этого. А потом дальше, в Австрию, потом в Чехию, ну и в конце домой к родителям Сильвии, под Дюссельдорф.
Эх, как хорошо катить вот так по дороге, не думать о последнем поезде или деньгах на автобус. Не надо звонить друзьям или, скорее, друзьям друзей, этим заигравшимся неудачникам, вечно каким-то немытым, и упрашивать пустить переночевать. Теперь всё это — не больше чем прошлое. Да и было ли оно? Куда делись эти годы?
Ну, вот ходил он б колледж, потом занялся фотографией. Пробился в учебную студию при университете. Но куда делось это время? Где люди, его окружавшие?
Смех! Занимался новой теорией фотографии, то есть какими-то заумными и бесполезными философствованиями об искусстве. Зачем? Ведь всё так просто: есть камера, есть плёнка — это твой инструмент, как молоток или пила. Иди и работай, зарабатывай свой хлеб.
Где они теперь, эти философы из универа? Лука снимает скейтеров в городских парках и проводит своё время в обществе самоуверенных тинэйджеров. Как можно серьёзно воспринимать такое, если ему уже за тридцать? Ну а Фидель углубился в порнооткрытки. Постоянная неустроенность, запах затхлости и бедноты..
Но он вырвался. Солнечные зайчики на боках нового автомобиля, поездка на север и Сильвия рядом — вот тому доказательства. Прошлого нет, есть только сегодняшняя новизна и уверенность.
Жан его надоумил. Типичный, утонувший в синем сигаретном мареве бар, один из многих близ студенческого городка. Эта близость выражалась в постоянном присутствии молодёжи. Наивность и оптимизм витали там в воздухе, что порой помогало на некоторое время забыть тревожные мысли о будущем, которые стали посещать его всё чаще. В своих обычных абстрактноалкогольных рассуждениях Жан как-то вдруг ляпнул, что неплохо было бы поснимать какие-нибудь уличные выступления. Ну, что это, мол, отдельный жанр фотографии, со своей эстетикой, динамикой и так далее. Из дальнейшего мутного потока терминов и мыслей, своих и чужих, вспомнить нельзя было ничего. Однако идея осталась.
Остановимся и выпьем кофе с парой круассанов? Нет, Сильвия. Давай рванём дальше. Зависнем где-то вблизи границы.
Он никогда не разбирался в уличных пикетах. В университете постоянно что-то подобное происходило. Странные они. Девушка раздаёт листовки, которые рвёт холодный сырой ветер. Или потёртые недовольные люди обсуждают что-то, один обязательно с мегафоном, рядом неизменный столик с теми же листовками, которые так же терзает ветер. Обычно они, кажется, были против какой-то войны. А может, против этого холодного ветра, который рвёт их листовки? Зачем им это нужно, непонятно. Впрочем, это не важно. Они, как и все остальные люди — фотомодели.
Выезжать приходилось часто. Это был самый нудный момент работы, отчего он вначале всегда впадал в уныние. Нестись в чужой город, на другой конец Европы, и лишь для того, чтобы сделать пару снимков каких-то полусумасшедших, стоящих с картонными плакатами. И, как обычно, под дождём или в слякоть. Хорошо, если ты штатный фотограф, у которого стабильные командировочные, транспорт, застрахованная камера, а главное, один-то снимок обязательно попадает в вечерний выпуск. Но таких как он, как волков, кормят ноги. Нужно самому ездить, искать, что-то снимать, и опять ездить и искать. Нет. Это уже прошлое. Дождливое и холодное. Теперь ему будут предлагать, а он будет выбирать, где печатать свои снимки. Выбирать то, где больше заплатят, или где престижней. Ну, или руководствуясь просто своим настроением. Хотя лучше, наверно, устроиться в штатные. Потом можно открыть курсы для студентов из какого-нибудь арт-колледжа. Курсы с названием “Современная Уличная Фотография”. Нет, лучше так: “Основы Политический Фотографии”.
Дела пошли в гору, когда эти уличные клоуны начали устраивать большие сборища. Практически каждая встреча политиков собирала толпы этих чудаков. Тайно для себя самих, они становились его фотомоделями. Ну, а самыми плотными сгустками фото-образов стали обязательные стычки с полицией. Искать становилось легче, да и количество странного народа увеличивалось, что, конечно же, оставляло отпечатки на светочувствительном слое его плёнки. Денег хватило на цифровую камеру. Но появились и проблемы. Жану не повезло в Праге в 2001-м. Пришлось ему как-то доказывать полисам, что он не анархист. Разбитая камера, пара синяков на боках, ну и сине-лиловый подбитый глаз. Зато с уже отснятых плёнок получились отменные снимки.
Главное — оказаться в нужное время в нужном месте. Это же самый главный закон, закон кормящих ног. Эти, которые из постоянного штата, не стали бы лезть в такие места, куда прорывались они. Лазить по крышам домов, остановок, задыхаться от газа. И ради чего? Ради нескольких снимков. Но ведь сработало!
Ты проголодалась? Давай заедем в кафе. Выбери сама. Нет, дорогая, паста достала. На выезде из городка, проедем и купим тебе те босоножки. Конечно, ты купишь открытку и пошлёшь её Бьянке.
Вот что значит новая, современная, уверенная в себе вещь. Цифровая камера могла снимать непрерывные снимки. Лука так снимал трюки скейтеров. Они с Жаном стали снимать своих заморышей с флагами. Денёк тогда был жаркий. Генуя в начале августа. Только в больших каменных зданиях можно укрыться от жары, а они весь день бегали по городу и снимали, снимал, снимали. Зато как потом было приятно купаться в море вечером. Какие-то карнавалы с укуренными до чёртиков людьми, потом хулиганы в масках, которые громили магазины и кидались камнями. Старина Жан предложил пойти именно на ту площадь. Они расположились не невысокой плоской каменной ограде. Эх, в нужное время, в нужном месте. Всё получилось само собой, легко и непринужденно, как это всегда бывает в подобных случаях. Камера снимает непрерывно. В объективе небольшая полицейская машина и двое-трое парней в масках. Один замахивается красным огнетушителем, пытаясь кинуть его в стекло. Выстрел. Человек падает на землю…
Его серия снимков была на первой странице уже к вечеру. Вот что значит технология. Деньги, предложение о контракте, уверенность, новая жизнь.
Он не запомнил, как звали того парня. То ли Фредерико, то ли Паоло. Да упокой бог его душу. Но разве он у него в долгу? Говорят, ту площадь переименовали в его имя.
Ладно, как вернёмся, надо съездить, положить цветы. Смерть, увиденная своими глазами, всегда завораживает. Теперь они вроде даже как связаны. Один умер, другой родился? Нет. Это прошлое. Его нет.