Идея интервью с К. Комаровым витала в воздухе уже давно. Но она казалась какой-то мифической, нереальной… И тут (о. Чудо!) мне удалось вырваться в Питер, и не воплотить свою идею было бы сродни предательству. Благо, Кирилла мы нашли очень быстро, и он сразу же согласился побеседовать с нами (за что ему большое спасибо).
Запись разговора началась сразу же после прослушивания сыгранной вместе с М.Борзыкиным песни К.Комарова «Дым», которая очень удивила и поразила нас «нестандартный» и интересным звучанием.
Волга.
Место и время действия: град Питер, 17 августа 99г.
Действующие лица: Кирилл Комаров (К.К.), К.Терина (КТ.), Волга (В).
В.: Какие планы связаны с этой записью? Это эксперимент?
К.К.: Вся жизнь — эксперимент… А планов никаких. Записали — нам обоим нравится. Дальше — посмотрим.
КТ.: Это вообще все очень здорово (запись с М.Борзыкиным — ред.)!.. Только воз проблема в распространении: записей нет, ничего нет! На «Третьей Лестнице» что-то продавалось, я видела… А так — нигде.
К.К.: Эго не ко мне. У меня нету на это таланта и сил.
КТ.: Вообще, устраивает эта ситуация?
В.: Может быть, существует для тебя добровольное «назад в подвалы» или, всё-таки, это – вынужденное?
К.К,: Я постараюсь быть максимально честным. Нели бы всё это было издано — я был бы только рад. Но прикладывать какие-то повышенные усилия… Я могу предложить. Я предлагал свой последний альбом в Москве, зам всё должно было срастись, но в связи с 17 августа 98г. этого не произошло.
Мои личные амбиции удовлетворены. Я знаю, что мне удалось, а что — нет Подтверждений от внешнего мира не требуется. Раньше они мне были нужны, сейчас — нет.
В.: То есть просто нет людей, которые бы занимались коммерческой стороной?
К.К.: Да Но у меня их всю жизнь нет, этих людей. И не только у меня…
В шоу-бизнесе нет алгоритмов. Нужно постоянно быть в тусовке, нужно быть в обойме, спать с нужными людьми, петь с нужными людьми, нравится нужным людям. В этом нет ничего плохого. Но каждому своё. Мне лень на это тратиться.
В.: Просто время может пройти немалое. Да и уже прошло…
К.К.: Ну и прошло — ну и наплевать. Вообще, свойство времени — проходить, а моё свойство — оставаться. …Я знаю ситуацию. Я знаю одно — не издают. На студиях говорят так: «Это очень хорошо, мы дома это послушаем, запиши нам кассету, но продаваться будет лучше другое, лучше хаваться…». Время такое, что же?
КТ.: А нет ощущения, что время сейчас не то?
К.К.: Нет такого ощущения — всё то, всё нормально.
В.: А нет чувства того, что всё, что делаешь, никому не нужно?
К.К.: Такого вопроса нет. Это нужно мне. Вот мы и добрались до сути… Всё остальное меня не интересует.
В.: То есть песни будут писаться вне зависимости от этого «остального»?
К.К.: Конечно… Либо не будут писаться. Это потребность организма .. Просто существует вопрос «качества продукта». Если ты это сделал так, как тебе по-кайфу, потом показал людям, и их стошнило — значит, ты делаешь всё для очень специальных людей, и узок круг этих революционеров… Если же ты сделал для себя, и тебе понравилось, показал людям, и им понравилось — го какие проблемы? И то и другое — вариант, они оба нормальные.
КТ.: А если перейти к записи с Борзыкиным — вообще, интересны все эти новые компьютерные технологии?
К.К.: Мне интересны… Электронное звучание, при нынешнем развитии враждебной техники на Западе, уже не сильно зависит от наличия или отсутствия компьютера. Тот же альбом Rolling Stones “Bridges to Babylon» — там компьютера много, просто его не слышно.
КТ: А что происходит с выступлениями? По квартирам?
К.К.: Ну, почему? Играли с Мишей (М.Борзыкиным, «Телевизор» — ред.) в Ленсовета, играли с Костей (К. Арбениным, «Зимовье Зверей» — ред.) в Театре Эстрада
В.: А по другим городам выступлений нет?
К.К.: Раньше были, сейчас нет. Почти после каждого концерта подходят люди и предлагают: «Давай ты стираешь у нас?» Но когда я говорю свои условия, люди отвечают: «Мы не можем себе этого позволить!». Значит, до лучших времён.
Творчество я работой не считаю. Это, конечно, работа, и тяжёлая, но это мой личный кайф Идеями мессианства я не заражён, нести в российские города «разумное, доброе, вечное» — не мой стиль Я уверен, что люда прекрасно без этого обойдутся. Те, кому нужно, они каким-то образом это достают.
КТ.: Нет ли планов на дальнейшее сотрудничество с К.Арбениным? Прекрасный же концерт был в «Корабле»!
К.К. Да, нормальный концерт. И мне понравилось, и Косте поправилось… Но это не значит, что тут же нужно делать совместный проект. Будет что-то — почему бы и не сыграть вместе?.. Но это должно быть органично, интересно и не притянуто за уши.
КТ.: А что интересно сейчас из тех же «Лестниц»?
В.: Или вообще из нового?
К.К.: …У меня есть любимые песни разных исполнителей. Они могут быть из попсы, из андеграунда — мне абсолютно по барабану. Мне нравится — и всё. А чтобы конкретное какое-то имя — такого нет… Есть, впрочем, Sting и Page с Plant’oM — их пластинки я куплю не слушая.
КТ.: А начиналось с чего?
К.К.: Да с того же, что и у всех — с Beatles, Led Zeppelin, Who, Yes (причём с альбома «Tormato”).
КТ.: А что послужило исходной точкой отсчёта?…
В.: Был ли такой момент, что, прослушав какой-нибудь альбом или песню, ты понял, что нужно играть, писать? Или это происходило постепенно?
К.К.: Постепенно… Были кассеты с Аквариумом (я помню мне нравились 3-4 песни из альбома «Треугольник»), и с Зоопарком, и с Центром, и с Кино… По всё эго впечатления не производило. Не было такого — «хочу быть похожим на этих ребят!». У меня уже тогда были точные представления о поэзии. Мне нравились Пушкин, Бродский, Пастернак
КТ.: А что вообще интересно кроме музыки?
К.К.: Да всё интересно! Всё хорошее интересное. Хорошего-то мало.
В.: Чем бы ты занимался, не будь музыки?
K.К Будь моя воля — ничем бы не занимался ..
А начиналось всё иначе, все эти приоритеты. Я познакомился с ребятами, которые играли на танцах и хотели делать свои вещи, дня чего им нужно было писать свои тексты. И я им их писал… Потом это стало «Присутствием». Нам было тогда лет по 18ть. На пашу «точку» стали заходить разные люди. Ребята для своего возраста играли очень хорошо. Тогда же средний уровень игры был значительно ниже, чем сейчас — до всего доходили сами, и требования были другими. Искренность очень многое — заменяла, заменяла профессионализм
В.: Это плохо?
К.К : Это очень плохо. Всего должно быть в меру. Ценится только целое.
В.: Что, вообще не бывает такого варианта, когда искренне, но не профессионально, а в делом — замечательно?
К.К.: Это не будет целым. Всё равно, что я дам тебе масло, которое сделал человек, очень искренне желавший этого. Но есть это масло невозможно!
КТ.: Если что-то делаешь, нужно делать на 100%?
К К.: Во всяком случае пытаться. Для себя. Эти 100% ведь только в тебе. Да ещё в небе.
У меня есть книжечка Башлачёва, которую я очень ценю. Там очень хорошие стихи. Слушай» же я его не могу… Человек, конечно, всё пел сердцем, но те записи, что я слушал (может быть, я мало слушал) до конца я дослушать не мог. Минут 10 — и мне было плохо… По тексту всё нормально, всё хорошо. По этот текст часто не доносится. Из-за гитары, из-за манеры игры… Вот Высоцкий играет на гитаре очень хорошо, пускай она у него ненастроенная. Но есть драйв, энергетика. Но 95% — это техническое совершенство, на 5% — это Бог. Очень важно не расплескать драйв и эмоции, их нужно донести и желательно увеличить.
Так вот, на ту точку, где ребята играли, стали приходить люди из группы Россияне. И они стали наставлять нас на путь истинный. А потом — в Рок-клуб. Всё было нормально.
В : То, что ты делал раньше очень отличается от того, что ты делаешь сейчас. Многое изменилось в тебе?
К.К.: Скажу сразу — я не знаю, что во мне меняется. Эго можно оценивать только со стороны… Я слушаю старые записи и думаю: «Ни фига себе!» Но те изменения, которые происходят во мне, они органичны, они мне (ранятся Песни — это часть меня сегодняшнего и я не пытаюсь повторить себя прошлого. Я стараюсь, чтобы они соответствовали моим ощущениям.
Я не буду бегать, предлагать свои песни. Я лучше это время поиграю на гитаре. Лишней работой является и убеждение музыкантов. Для того, чтобы игран», нужно собираться вместе. А собрать вместе 7х человек — это задача по нашим временам подвластная только тампону «Тампакс». Пока нет такого: приходишь, получаешь бабки, и мы репетируем, — ничего выйдет… Сокращение на одну единицу — это уже офигенный плюс. Лучше играть вдвоём. Ты и человек с компьютером. К тому же, тот же Миша Борзыкин — он не просто исполнитель твоих идей. Идут и споры, и ругань, и нахождение чего-то оптимального. Это и гарантирует интерес слушателя Люди-то воспринимают не ноты и слова, а эмоции.
В.: А относительно собственных изменений. Ты же слушаешь свои старые записи? Когда это происходит, не думаешь ли лак: «Как я был не прав!», не возникает ли какой-нибудь невольной ухмылки?
К.К.: А только это и бывает. Ничего другого не бывает… «Ой, какую я гениальную песню сочинил» — такого фактически нет. Бывает, что сочинил гениальную песню, но плохо записал или плохо сработал. Поэтому я стараюсь не слушать — расстраиваюсь.
Раньше я говорил, что хороших песен всегда 20. Сейчас я подсчитал — нет, вещей 10 есть…
В.: Ограничений в плане стилистики не признаёшь?
К.К.: Нет. У меня нет амбиций гитариста, желающего показать, какое он соло может «заделать». Сейчас хочется так устроить музыкальное пространство, чтобы было как можно меньше звуков. Такой вот минимализм.
КТ: Сейчас это общая тенденция — стремление к минимализму.
К.К. Может быть… Но минимализм минимализму рознь. Не должно быть так, что чего-то не хватает.
В.: Вопрос такой…
К.К.: Где и когда вы родились?
В. А где вы родились? (общий смех)
К.К.: Я родился в Лос-Анджелесе.
КТ.: То-то я и думаю, откуда у вас такой акцент!
В.: А где бы ты хотел жить?
К.К.: Здесь. Мне нравится здесь и сейчас… Либо здесь и сейчас, либо дай другой глобус. Люди-то везде одинаковы. «А внутри, — как говорил Мюллер Штирлицу, — всё та же простая человеческая суть.»
Мне вообще нравится то, что со мной происходит, те люди, с которыми я общаюсь. Я позволяю себе роскошь общаться с тем, с кем я хочу… Каждый кузнец своего счастья. Нужно один раз выработать правила своего поведения — и всё.
B: А есть на свете такой человек, которого ты очень хотел бы встретить? Этакий идеальный образ…
К.К.: Знаешь, я никогда не задавал себе этого вопроса. Думаю, что нет… Этот человек должен обладать феноменальной способностью меняться «под меня».
КТ.: Но он не будет самостоятельной личностью.
К.К.: Нет, человек, который умеет это делать, самостоятелен в высшей степени. Но такого быть не может.
А чтобы кто-то нёс знание, которого у меня нет. Я подозреваю, это на Земле нет такого человека. Как нельзя сказать про одну книгу (ни про Коран, ни про Библию, ни про 3.Фрейда, ни про «великого и ужасного» Лимонова) — вот она, моя жизнь, по этой книге я буду жить!
В.: Почему «идеальный» человек должен часто меняться? Ты так часто меняешься?
К.К.. Ну по песням же заметно, это я разный?
В: Заметно.
КТ: Но когда включаешь твою кассету, сразу чувствуется, кто играет.
К К. Это хорошо. Для меня — это основное. В рок-н-ролле это вообще основное возможное положительное качество. Когда включаешь Led Zeppelin, и ещё никто не запел, ты чувствуешь, что это — Led Zeppelin. Когда включаешь Queen, чувствуешь, что это — Queen… А сейчас — включаешь, и пока не объявят, не понятно, кто это.
КТ.: Проблема молодых клубных команд.
К.К : А им просто нужно перестать быть молодыми и клубными. Нужно «сверяться» не по таким же «молодым и клубным» ребятам, которые бегают по улицам и не бьют никого только потому, что в руках гитары Нужно сверяться с тем, что хорошо, нужно выработать для себя критерии — и всё. Одно дело, когда группа думает о тем, что она будет играть в зале, где люди будут сидеть и слушать. Другое — когда планируется так: «Тут я ногой махну, тут прыгну, тут пробегу, а ты ботвой потрясёшь и микрофоном покрутишь. Там всё равно ничего слышно не будет — это неважно. Барабаны слышны — и замечательно!» И когда одна из этих групп попадает в двухтысячный зал, где люди сидят, энергетики хватает у неё на 5 метров от сцены… Мы играли с Мишей (в Ленсовета), перед нами выступало огромное количество групп. Мы выходим — 2 стульчика, гитара, барабаны Мне понравилось это ощущение, и что происходило с залом, как люди слушали, как воспринимались паузы.
А обсуждать — хорошие слова или хорошая музыка? — людей заставляет только одно. Личная сила
КТ.: А не было страшно, что, не дай Бог, не поймут?
К.К.: Да нет, к лому времени не было страшно. Мы знали, что если мы сделаем свою работу хорошо, то она будет хорошо воспринята.. Я играл для нас с Мишей и залу было позволено присутствовать при этом священнодействии, поскольку они заплатили за билет. Так как им это священнодействие понравилось, они отдали нам часть энергии. И мы понравились себе ещё больше, и следующие песни сыграли ещё лучше. Всё закончилось хорошо. После этого мы ушли и напились. Всё остальное — беганье но закулисью и заглядывание в глаза: «А как вам было? А возьмите меня к себе!». Я взрослый мальчик. Я так не делаю… И, потом, всё происходит тогда, когда происходит. Или не происходит.
КТ.: Всё по принципу — «всё что ни делается — всё к лучшему»?
К.К.: Нет, принцип другой — «если есть лимон, делай лимонад». Не нужно из лимона делать пепельницу.
КТ.: Но при этом нет желания угостить лимонадом других.
К.К.: Желание есть. Но реализация… Знаешь, как у Жванецкого про Великого Администратора: по одну сторону улицы ходят совершенно беспризорные зрители, по другую — беспризорные артисты. Они даже не подозревают о существовании друг друга…
В.: Вопрос о твоих «сюжетных» песнях. Как они пишутся? Это как озарение?
КТ.: То есть, что сначала? «Король и Шут» рассказывали, что они сначала пишут сказку, а потом начинают её рифмовать
К.К.: Ну они, наверное, так (общий смех)… Нет, сначала происходит музыкальное пространство, появляется интонация, ритм. Потом интонация проверяется на первой попавшейся русской строчке — ложится ли она на русский язык или тут же становится совком. Если она превращается в совдепию, то всё прекращается. Если же всё нормально, иго-то пишется. Нужно понимать, что песня всё равно трансформируется, и контролировать этот момент, чтобы она менялась в лучшую сторону. Дальше я рассматриваю всё с точки зрения поступления информации и равномерности её поступления. Не должно быть провалов, скачков. Либо они должны быть осмысленными. Песня для меня — это выявленный кусочек космоса. Я его вытащил, но не я его придумал. Мне он кажется красивым… Люди тянут породу вместе с алмазами, дерьмо вместе с бисером, и ты не понимаешь, почему здесь 18 куплетов, а не 24. Существует этакое: «Я иду себе, иду, а туг вот это, а там — вот то…» И никуда не пришёл, но спел про то, что видел и можно опять начинай, заново — ничего не произошло. Вот это мне не нравится
Музыка, текст, подача — вот чем я могу управлять, на чём я концентрируюсь.
В: А считаешь ли ты, что творчество должно быть отделено от происходящего в окружающем мире, быть параллельно ему?
К.К.: Я знаю только одно — творчество ничего Не Должно… Может быть так, может быть не гак. Есть много примеров того, что грандиозные произведения создавались как социальный протест. То же «Болеро» Равеля — как ужас перед наступлением 20 века.
Никогда не нужно себя ограничивать: я такого не делаю, это не в моём стиле, меня неправильно поймут. Для меня в этом плане очень большие авторитеты — Beatles, Led Zeppelin, King Crimson. Они, в отличие от подавляющего большинства групп, менялись в своём творчестве Если взять альбомы “Abbey Road” и “Please, please me” — это две разные музыки.
У меня всегда было спокойное отношение к группе Аквариум Недавно я был на концерте на Пушкинской, 10 и там ко мне подошли две поклонницы и попросили добавить денег па пиво на поминки но группе Аквариум. Я отказался, поскольку после этого концерта придерживаюсь совершенно противоположного мнения.
В.: Есть два слова — естество и искусство .. Не разделяешь?
К К : Можно говорить, что слово искусство от слова «искусственно», а можно от
слова «искусно». Мне как слушателю, конечно, близки вещи, которые кажутся простыми. Таков, например, Пол Маккартни, которого я обожаю. А вот группа Queen — они искусники. Там много придумано, хотя красиво и здорово.
В: Можно несколько слов о песне «На станции ночь».
К.К : Музыка писалась на определённый ритмический мотив. У Стинга есть такая вещь — “Probably me”.. Понятно, что это для себя и ничего общего вы не найдёте. В голове у меня крутилась она, и я сел писать текст. Получилась песня, и я её спел максимально естественным образом под гитару. Вышла такая банальная штука! После этого мне пришлось её гармонизировать, то есть играть аккорды, которым я даже названия не знаю.
В.: И, напоследок, о «Жизнь-Дерьмо»…
К.К.: О ней я часто рассказываю, на самом деле… Мы записывались на студии «Добролёт» по ночам раза 3 в неделю. Нужно было быть в форме, когда день на ночь «переведёт) (на целых 2 месяца!). Я жил по ночам, просыпался в 8 вечера .. Что делать ночью, когда не работаешь на студии? Я набирал огромное количество видеокассет и убивал время тем, что смотрел фильмы. И у меня в голове всё смешалось в одну такую песню.
В.: Теперь точно последнее! В ОДС будет рубрика, и которой ей автор будет рассказывать об альбоме или песне какого-либо исполнителя, которые наиболее его поразили, потрясли…
К.К.: У меня много таких… Ну, если выбирать одну песню, то это песня “Kashmir” группы Led Zeppelin. Для меня это — сочетание мощи, прозрачности, изощренности. Это не просто гениальная песня. Led Zeppelin еще и вошли в студию в нужное время… Из песен ещё — Paul Simon «Fitly ways to leave your lover». А один альбом назвать не могу… Десять смогу. И слава Богу!
PS. У ещё Кирин сыграл нам свою новую замечательную песню. И мы были жутко горды тем, что это была её премьера. А потом мы слипали электрический альбом, который поразил не менее, чем запись Комарова с М.Борзыкиным.
А чёрного большого пса, вопреки ожиданиям К.Терины, у Кирилла не оказалось.
На станции «Ночь»
На станции «Ночь». Луна не видна,
И ластится снег к осенней траве
Кто-то глядит на тебя из окна,
Кто-то молчит у тебя в голове.
На станции «Ночь» Морозная тишь
Две длинные лепи — наверное, мы
Что бы я ни сказал, ты повторишь
Середина дороги. Начало зимы.
На станции «Ночь». Один и тот же мотив
Поёт и снегирь, и мальчик во сне
Скоро заменят локомотив,
И побегут деревья в окне.
Па станции «Ночь». Рельсы блестят,
И пёс на перроне виляет хвостом
Брось ему хлеба, поймав его взгляд,
Чтобы было о чём вспомнить потом.
На станции «Ночь». В коше октября.
Между тем, что прошло и тем, что пройдёт
Белые бабочки у фонаря.
Упав в темноту, превращаются в лёд.
На станции «Ночь». Хорошо, что не днём
Хорошо, что сейчас. Хорошо, что зима.
Хорошо, что стоим. Хорошо, что живём.
Хорошо, что не сходим при этом с ума.
На станции «Ночь». Недогрустив.
Ветер и снег заведут круговерть.
И дёрнет состав локомотив.
Уже без остановок до станции «Смерть»