Холодный зимний день. На Ленинградском вокзале туда-сюда шастают толпы людей. Шум. Но мы разговариваем и не замечаем этого (потом, при обработке интервью это будет мешать, но не сейчас). Моя собеседница — Наталья “Эн” Хабарова, участница существовавшей некогда в городе Иваново группы ЧУЖИЕ, — скромно, как будто бы с удивлением, что вообще все это происходит, рассуждает на некоторые заданные темы. А я поражаюсь — открытости, простоте и душевности, и западает в душу это самое Наташино “зернышко”…
— Поскольку информации о группе ЧУЖИЕ в печатной продукции достаточно мало, расскажи — как все начиналось, почему, и что вообще за группа…
— В Иваново я познакомилась с одним человеком, с Ромой. Он писал песни, которые мне показались очень близкими. Мы тогда еще маленькими были, 13-14 лет. Это еще 93-й год… В подъезде одного дома в центре города была тогда большая тусовка. Там мы с Ромкой и познакомились. Я услышала его песни, они мне очень понравились… Мы с Ромой даже стали письмами переписываться! И вдруг он мне предложил: “Давай создадим проект!*. Так вот спонтанно… А тогда такие времена были — хотелось что-то творить! И мы с ним собрались. Даже находились музыканты в Иваново, с которыми мы записывались… Сейчас, кстати говоря, нет группы ЧУЖИЕ
— То есть выступаешь только ты в акустике?
— Угу. Теперь просто Эн Хабарова — и все. А Ромка уже почти год не пишет ничего. То есть он пишет прозу, но от песен он отказался. Он считает, что недостоин того, чтобы где- то петь, выступать.
— А какие альбомы были за весь этот период?
— Самый первый альбом мы записали в Иваново, когда нам было по 13 лет. Он назывался «Солнце бессонных”. А второй мы записали в 96-м году — «Росстань”… Вот только эти два альбома. Потом, правда, мы пытались записаться в 98-м у Леши Вертоградова в Москве, но так и не закончили… То есть, в основном, были какие-то проекты. Мы что-то пытались делать, но нас это не удовлетворяло. Нам это не нравилось.
— Не удовлетворяло — по каким причинам? “Музыкальным”?
— В основном, по музыкальным. Мы изначально хотели не только в акустике играть, а как-то еще аранжировать песни, чтобы было интересней. Но все музыканты, которых мы находили, они играли что-то совершенно другое. Песни просто искажались.
— Группы как единого коллектива не было, был сессионный состав музыкантов, который вам подыгрывал?
— Да… Человек, с которым мы писались в Москве — Леша Корасевич, почему-то стремился оформить все мои песни очень жестко. А это совершенно к ним не подходило. В итоге мы все забрасывали.
— А какая запись из ныне существующих наиболее соответствует тому вариан
ту, что хотелось бы?
— В последнее время из моих записей в основном ходят лишь квартирники да концерты немножко. Мне вот нравится, как я в “Форпосте» спела (хотя я пела всего лишь 30 минут). Я стараюсь людям дарить именно эту запись… А так, мне ни одн$ иаааписей не нравится. Да просто их еще пока нет.
— Но будут?
— Я не знаю. Я хо9у, чтобы что-то было… Но в то же время у меня некая апатия.
— Почему?
— Ну потому, что я считаю, что все это ерунда (общий смех). Я считаю, что мои песни неталантливы. Я не умею петь, не умею играть. Если бы я чувствовала в себе такую силу — талант, я могла бы претендовать на записи… Желание записаться есть.
— Нет желания все это пробивать?
— Да, потому что мое творчество не заслуживает внимания.
— Ну почему! Есть люди, которым оно импонирует.
— Мне это странным кажется. Когда я писала свои песни, мне казалось, что пишу я их для себя. С чего все начинается — просто где- то споешь, на каком-нибудь квартирнике, на какой-нибудь тусовке. И все получается само собой. Стремления куда-то вырваться у меня никогда не было. Даже вот то, что я в Москве оказалась, — оно тоже само собой вышло.
— А как, кстати, это получилось?
— В основном, все через Сашу Непомнящего… В общем, в 94-м году Саша выступал в Иваново, и Ромка к нему подошел, подарил нашу кассету с ранней записью. Тогда же для нас Саша Непомнящий был такой — у-у-у! (звуки восхищения, смех). Мы думали, что он ее даже не послушает, куда-нибудь выкинет — и все. Но потом месяца через три мы с ним увиделись, он ко мне подходит и говорит: “Это ты написала песню “Весна»? Вы мне после концерта кассету давали?» — “Мы.» — “Вот, я три месяца хожу, у меня эта песня в голове крутится…» А у меня тема Весны она как началась тогда, так до сих пор и продолжается. Там такие слова были: “…скоро придет Весна…». Причем Весна именно с большой буквы. Вселенская. Так же, как у меня в песнях часто “Ты» есть: “Я не нашла Тебя…». “Тебя» — с большой буквы. То есть это не личные песни, не о каком-то конкретном человеке… Вот. И с Сашки Непомнящего все началось. Мы с ним познакомились, он стал к нам захаживать периодически. А потом он сказал про Лешу Вертоградова: “Вот, человек. Наверное, вас запишет» (он же сам тогда у него постоянно писался)…
— Когда это было?
— Первый раз в Москву мы приехали в 97-м году, познакомились с Лешей. И тогда же был первый квартирник в Москве — у Михалыча. Тоже такой дурной квартирник! (смеется)
..Это все пришло само по себе, без моды современной, без влияния каких- либо людей. Потому что, когда видишь, как хорош мир, какой он чудесный и какие чудесные есть люди, то, по-моему, нельзя оставаться неверующим. Несмотря на то, что иногда прут постоянные вопросы — “карамазовщина” такая: почему, как?.. Но и без сомнений веры тоже не бывает. Ты должен все это выстрадать. Ты будешь сомневаться, как Иван Карамазов, сидеть в темном углу, задаваясь вопросом “зачем?”. Но я считаю, что так должно быть…
— И тогда все “поехало”…
— Да, сначала с Лешкой Вертоградовым, Михалычем (мы тогда к нему без конца ездили). А в прошлом году на “Лире» я познакомилась с Пашей Радегастом, который вдруг так заинтересовался… В октябре этого года я сидела дома, у меня был какой-то застой — одна все время. И звонит Непомнящий, приехавший в Иваново. Мы с ним встречаемся, разговариваем, и вдруг он говорит: “А слабо завтра в Москву по трассе?» — “Ну, поехали!” — “Там есть один человек, который тебя слышал на “Лире» и которому ты понравилась». Мы позвонили Паше, приехали к нему, сделали квартирник, он его записал. И все.
— А форпостовским концертом кто занимался?
— В “Форпосте»… Опять же, через Пашу. Он пустил запись этого квартирника в Internet. И некий человек по имени Джулиан, присмотревшии эту запись, пустил меня петь перед собой. У него была презентация нового альбома, и вот он дал мне время.
— “Лира” во многом помогла?
— Да, “Лира»… С Пашкой познакомились, и он активно занялся моим творчеством. Сейчас вот стихи печатает в Нэт, рассказы и рисунки. Дурные! (дружный смех)
— Ну, опять самокритика! Впрочем, главное, что нам, слушателям, это нравится… А тебе самой, кстати, из музыки что близко?
— ОЙ, много… Ну, понятно, — НЕПОМНЯЩИЙ, ПОДОРОЖНЫЙ. Очень сильно — ДРУЗЬЯ БУДОРАГИНА, одна из самых любимых групп.
— Последние твои песни, на мой взгляд, очень сильно перекликаются с ДБ.
— А мы же одно время творчески сотрудничали с Женей Сидоровым. Некоторые пес-
ни писались практически совместно… Иногда странно получалось. Например, я заснула и мне приснилось, что мы хлеб пополам делим. Говорю ему — так и так, вертится образ в голове… А он сразу пишет строчку: “А у нас краюха на двоих”.
А, еще ВЕНЮДРКИНА очень люблю. Долго, кстати, его не воспринимала. Мне казалось, что это — “не мое”. И как-то случайно я сидела у человека, играл Веня, и я прониклась! А сначала казалось, что это что-то чужое… У меня же “линия» какая — наша, традиционная, Башлачев, Высоцкий. И мне казалось, что Веня… ну, я никогда не слушала таких музыкантов, как БГ. А Веня мне показался чем-то на него похожим (т.е. это не плохое — просто не мое).
Так же как — вот Саша водил меня на концерт Калугина. Это очень интересно послушать, но я знаю — это не мое. Так же было и с Веней, но сейчас очень люблю его песни… Крижевского, кстати, еще люблю. Он был у нас в гостях в Иваново.
— Ну, а начиналось с чего?
— Это традиционно. Я тогда такая маленькая- маленькая была. Кстати говоря, когда у меня спрашивают, с чего все началось, я говорю: «С детства». Потому что я с детства писала стихи, с детства был мир, который хотелось переложить на бумагу. А начиналось все… Году в 92-м была очередная годовщина гибели Цоя, ко мне зашла подруга, очень любившая “Кино», и стала звать в большой дом (ну как, по московским меркам небольшой, девятиэтажка) в центр города, где собирались люди. Я долго думала пойти — не пойти, и все- таки пошла. С одной стороны это случайность, а с другой — “неисповедимы пути Господни”… А в том доме на каждом этаже жили выдающиеся личности. Моррис, Ромка, многие. Непомнящий туда постоянно приходил. Тогда вообще очень бурная музыкальная жизнь была в Иваново. Групп много было.
— То есть ты сразу, с 12-13 лет стала слушать именно ивановских?
— Да.
— Обычно люди воспитываются на какой-нибудь АЛИСЕ…
— Нет, из вот таких групп я только КИНО слушала. А в основном… БАШЛАЧЕВ, ЯНКА, ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА».
— А что сейчас в Иваново с музыкальными делами?
— Ой, ничего. Иваново в музыкальном плане умерло. Нет, там очень много всего происходит. Без конца проводится «рок-фестиваль» так называемый. Но там ничего интересного… А одно время столько групп хороших было! Мне даже обидно, что эти люди замолчали. Обидно, когда человек перестает писать песни в связи с тем, что взрослеет, у него появляется семья, житейские заботы…
— Как тебе Москва?
— Ты знаешь, у меня нет каких-то конкретных представлений о Москве. Просто здесь гораздо больше шансов увидеть тех людей, которые тебе дороги. Я того же Непомнящего в Иваново увидеть не могу, он редко там появляется, что уж говорить о Подорожном.
— Нет, я имею в виду именно московских музыкантов, не приезжих.
— Да я практически не знаю московских. Сашу Арбатскую только (ну, опять же, ее творчество — это просто не мое)…
— Ну, вот вчера фестиваль был (“Даждь”).
— А там ведь тоже только несколько москвичей было. Я бы хотела больше знать о московских музыкантах, нужно по концертам походить.
— Один из любимейших вопросов — что насчет гражданской позиции?
— ???
— Как-то в твоем творчестве она отражается?
— Думаю, что нет, потому что я человек верующий. Я, прежде всего, начинаю с Личности. Личность должна обращать на себя внимание, духовно расти. Я, в принципе, политикой вообще не интересуюсь.
— Что касается веры — это всегда в твоих песнях отражалось?
— Нет. Это в первый раз пришло в 97-м. Само по себе. Без всяких влияний… Я раньше была таким “лесным человеком» — очень много по лесам бродила. Так ходила-ходила и… образно говоря, «наткнулась» на Бога во всем этом. Насчет веры сложно говорить. Это дело (если можно так сказать — дело), которое постоянно нужно отрабатывать. Постоянно. Идти. Идти. Это такой путь внутренний.
— И песни от него идут.
— Да, идут… Ну, я говорила — у меня в последний год вот это “Тебя» с большой буквы. Но, правда, иногда бывает так, что сначала все пишется какому-то конкретному человеку, а потом переходит в образ Бога. “Найти Тебя» — куда-то пройти через всю эту тьму, внутреннюю тьму прежде всего. “Весна моя» — это тоже о той весне, которая Пасха.
Это все пришло само по себе, без моды современной без влияния каких-либо людей. Потому что, когда видишукак хорош мир, какой он чудесный и какие чудесные есть люди, то, по-моему, нельзя оставаться неверующим. Несмотря на то, что иногда прут постоянные вопросы — “карамазовщина» такая: почему, как?.. Но и без сомнений веры тоже не бывает. Ты должен все это выстрадать. Ты будешь сомневаться, как Иван Карамазов, сидеть в темном углу, задаваясь вопросом “зачем?». Но я считаю, что так должно быть.
— Но если ты, задавшись такими вопросами, не захочешь заниматься, допустим, музыкальным творчеством — это уже не будет духовной апатией?
— Это очень трудный вопрос… Я, знаешь, чего больше всего боюсь… Самое страшное, по-моему, духовные мертвецы, обывательщина. Лучше ты не будешь петь, потому что у тебя черная полоса. Самое главное — Жить. Именно с большой буквы — Жить, Жить, Жить. Вот то, что есть в этом мире (с маленькой буквы), оно практически тебя… ну, не то чтобы совсем не касается… Меня, например, никогда не преследует цель какой, то наживы. И вообще, какие-то житейских заботы — они у меня всегда на втором плане. В чем, кстати, и проблема. Все равно «с этим миром» приходится сталкиваться, надо как-то просуществовать.
— Ну да. Работать надо! (смех)
— Да, да. У меня с учебой такие проблей мы были. Я ушла на заочное (4 курс, филология) потому, что… Собиралась ехать на учебу, выходила на остановку, стояла. А я рядом с лесом живу — и пролетала какая-нибудь птица, просто заманивала меня. Я на все плевала и уходила. И у меня постоянно были какие- то проблемы. Люди говорили: “Так НЕЛЬЗЯ делать!». А я не знаю, можно или нельзя. Оно само по себе есть. Просыпается в тебе и зовет куда-то — в дорогу постоянно зовет.
— (неожиданно) А «Лира” как тебе?
— Я в этом году в первый раз там была. Очень сложное представление. Мне очень жалко, что я пропустила такой расцвет “Лиры», когда там были Веня, Крижевский… Не знаю, мы там были не очень много времени — в субботу приехали, через сутки уехали. Мне не нравится в подобных мероприятиях то, что люди подчас не слушают друг друга вообще… Вот эти вот пьяные тусовки… Люди приезжают отдыхать, они купаются, а в это время поет кто-нибудь такой, кого важно послушать. В общем, сложно… Ну, например. День, палящее солнце, все купаются, а в это время со сцены поет Женя Сидоров из БУДОРАГИНЫХ. Его никто не заметил. Да и времени дается мало — две песни всего спеть… Вечером, правда, было лучше — вот, сама обстановка. Мне вообще очень важна атмосфера. На квартир- нике, в клубе, на таком вот мероприятии, как «Лира».
— А тебе вообще важно, где петь?
— В каком смысле?
— Были ситуации, когда тебе предлагали играть в каком-либо месте, где тебе совершенно не хотелось играть?
— Нет, не было. Но, знаешь, у меня странное отношение к собственному творчеству — с одной стороны, очень негативное (поскольку я считаю, что оно лишено таланта). А с другой стороны, я не могу отказать, когда меня куда-то зовут. Ведь я еду петь не для того, чтобы себя показать. У меня такое чувство, что как будто бы мне дали драгоценный и красивенный камушек, и это будет грешно взять его и спрятать, потому что его никто не увидит. Хочется его всем показать, чтоб все порадовались некоторым чудесным вещам, которые есть на белом свете… И песни, они такие же — увидел, подобрал и принес другим. Меня спрашивают: “Не боишься ли возгордиться, если хвалить начнут?” Я не боюсь, потому что… это взял откуда-то и другому передал. Зрители, сидящие в зале, точно такие же поэты, потому что они с тобой, здесь. А без зрителей невозможно. Это как совокупность — ты и зритель. Тут нет такого — кто-то выше, кто-то хуже, кто-то не понимает… Поэтому, когда меня зовут, я всегда стараюсь поехать.
— Но разве не важно, будут слушать или нет?
— Тоже сложный вопрос… Я из своего маленького опыта некоторые выводы сделала. Ну, например, когда мне было 13 лет, я пошла послушать Непомнящего в зал Ивановского университета. Сидела я там где-то в последних рядах, в уголочке возле окна. Если посмотреть на все со стороны, можно было подумать, что его никто не слушает. Все ходили, пили, разговаривали о своем в то время, как он надрывался на сцене. Ну и однако же — зернышко запало! Нам может показаться, что весь зал не слушает, мы можем не видеть, что где-то там в уголочке сидит одно-единственное существо, которому ты чем-то поможешь, что-то в нем изменишь, что-то ему дашь, вытащишь из чего-то… Я вот так отношусь, в целом зал не воспринимаю. Даже если будет казаться, что все не слушают, негативно воспринимают, я все равно верю, что кому-то это будет нужно. И не мое будет нужно, а вот это зернышко… Творчество — это такая вещь… Ты — сеятель, и зернышко, конечно, на разные почвы падает (как в том же Евангелии говорится). Пусть за всю жизнь ты споешь одному-единственному человечку — это уже стоит того, если оно нужно. Это неважно, сколько тебя будут слушать. Я буду петь ради единственного человечка.
— Смотрела как-то видео твоего концерта, и очень запомнилась мне твоя фраза про свои песни: «Люди, это не мое, это и ваше…”.
— Я сейчас про это и рассказывала как раз.
— А что ты можешь сказать в целом о музыкальной ситуации в стране?
— Я, на самом деле, плохо знаю музыку. Видимо, я привыкла жить какими-то определенными личностями. Я не слушаю радио и совсем не смотрю телевизор, поэтому мое общение, оно ограниченное… Прихожу к друзьям, они мне начинают ставить какие-то новые группы, которые сейчас появляются, а я их даже не слышала. И не потому, что мне все равно. Я живу как в другом веке, когда не было телевизоров. Встречу — встречу, увижу — увижу… А в целом, я не могу об этом рассуждать. Вот, кого я назвала из современных музыкантов… Современных музыкантов! (всеобщий смех)… Хм. Да.
— Все-таки музыканты, и все-таки современные! А что в Иваново насчет самиздата?
— Вообще ничего! Люди разленились, не хотят ничего делать. Мне очень грустно, когда люди живут без творчества, когда они лишают себя такой возможности. У каждого человека в жизни есть какое-то творчество — все что угодно, любое дело! Грустно, когда это умирает, и люди живут изо дня в день так — ни шатко, ни валко.
— В этой связи не было желания что- то изменить своим творчеством?
— Во-первых, я не считаю, что настолько сильна, чтобы что-то изменить. А во-вторых, я свое слово направляю на Личность, но не то что изменить — просто подарить ей что- то. Если до человека слово дойдет, он обязательно изменится. Мне вообще странно (хотя, наверное, это слишком горделивая мысль), когда люди приходят на концерт и уходят оттуда такими же… Бывает, люди слушают Башлачева, говорят: “Ах, какие песни!», а уже через три минуты могут заниматься такой ерундой! У меня чувство, что человек… вообще не слушал! Он должен обязательно измениться. Нельзя служить и Богу, и маммоне. Нельзя заходить в церковь, а через два часа убивать или грабить… Человек, если он. Услышал, он обязан уйти другим. Поэтому цели кого-то менять нет, но есть желание показать то, что мы как бы ослепли все немного. Нужно открыть глаза на все вокруг.
— И последний традиционный W вопрос — какая запись в свое время на тебя оказала сильное влияние, «встряхнула”?
— Очень сильно повлиял “Вечный Пост” Башлачева, именно эта запись Очень сильно повлияли “Сто лет одиночества» Летова и очень сильно повлиял Непомнящий Большое влияние оказала литература. Тот же традиционный Достоевский (вообще больная тема!). Введенского люблю, несмотря на то, что он труден для большинства людей… Цветаеву люблю.
— А из современных… или самые последние “открытия”?
— Я думаю, что на этом все и заканчивается. Самое позднее — Цветаева Дальше — Высоцкий… Для меня, кстати, это все одна «цепочка». Даже беру смелость утверждать, что Достоевский, Введенский, Цветаева, Башлачев — это все одно.
— Ну, может, еще и про живопись?
— Про живопись… В общем, я не очень хорошо в ней разбираюсь, но у меня есть много знакомых художников… Мне очень нравятся такие художники, имена которых пока мало кто знает: Миша Белов и Лена Войнова Миша пишет пейзажи ,но настолько оригинально! Настолько свой взгляд! Я вообще не люблю, когда художники копируют, люблю, когда они создают свой мир. Он может копировать, но не кусочек леса, а те чувства, которые вызвал кусочек леса. А Лена Войнова пишет такие картины… даже не знаю, как назвать. Там иногда звери непонятные, грустные, сказочные. Только это все про нас. Это мы в других образах.
— Вот, а ты говоришь, ничего не происходит!
— Так это в Кинешме, а не в Иваново.
А знаешь, кто еще влияние оказал — Тарковский своими фильмами. Мой самый любимый фильм — “Страсти по Андрею». Вообще, безумный фильм1 Я его бесконечно могу смотреть.
26.02.2001, г. Москва
вопросы, вступление, фото — ВОЛГА.
В оформлении использованы рисунки Эн (www.vopreki.da.ru)