Моя черная метка — рок

Чёрная метка

Чёрная метка
Паскуда
Чёрная ROCK’N’ROLL мама
Белая невеста
Дурак
Жги-гуляй
Атеист
Умереть молодым
То ли про Любовь, то ли про Беду

Надо быть светлей… — Костя прищурился на закат. —
Надо быть светлей. Сказал я, и дописал «Чёрную метку»…

По небу бежали короткие облака.

… И как эпилог — всё та же Любовь…

МОЯ ЧЁРНАЯ МЕТКА — РОК

.. А как пролог — всё та же Смерть.

Последний альбом «АЛИСЫ» «Чёрная метка» был задуман задолго до гибели Игоряна Чумычкина ранней весной 1993 года — кто знает, что сталось бы и с ним, и с самой «АЛИСОЙ» останься бы тогда Чума здесь… Смерть Чумы расставила всё на свои места. Должно быть, это звучит кощунственно, но со смертью Игоря уже готовая программа приобрела какую-то трагическую законченность, целостность, превратившись из»предупреждения» в эпитафию, в Реквием. «Чёрная метка» стала притчей с заведомо «несчастливым концом», и это не примета нашего времени, так было всегда и случится ещё не раз.

МЕНЯЯ ИМЕНА ОДНИ И ТЕ ЖЕ УСТРЕМЛЯЮТСЯ В ЛЕГЕНДУ?

В этой связи не случайно обращение Константина в эпиграфе к «Волшебной скрипке» Николая Степановича Гумилёва, «Черная метка» насквозь пронизана фатализмом в духе Серебрянного века. И возможно, это закономерно: В ЛЕВЫЕ ВРЕМЕНА ДО СЛЁЗ ПОХОЖИЕ СТАРТУЮТ К ОБЛАКАМ (Ревякин).

Если ты знаешь, как жить,
Рискни ответить мне,
Кто мог бы стать твоим проводником
В небо.
«Чёрная метка»

В тех песнях, которые Чума успел написать за назначенный ему срок с самого начала прослушивается и не даёт покоя ощущение предрешённости исхода, это явно настолько, что я не боюсь сказать, несмотря на то, что в последнее время говорить о даре поэтического предвидения стало чуть ли не дурным тоном. Чума избрал для себя убийственно страшный путь — ещё и оттого, что все это произошло буквально за три, или четыре года, за очень короткое время (те, кто знал Игоря, меня поймут)… Однажды Кинчев сказал, что алкоголь и наркотики здесь ни при чём, «люди берут в руки чёрную метку и умирают от жизни» — видит Бог, это действительно так. Просто, отпущенное ему, может, на очень долгую жизнь, Игорян истратил гораздо быстрее — и ушёл сам, оставив «на сердце рубцы ЗА собой», а «То ли про Любовь, то ли про Беду» дописать уже не успел, и за него это сделал Кинчев.

Возможно, сейчас, уже задним числом, песни Игоряна воспринимаются с тем оттенком трагизма, который сам Чума в них не вкладывал — только потому, что «как пролог -всё та же Смерть…» Но тогда это тем более страшно, ибо даёт повод задуматься о неизбежной ответственности за собственные слова, однажды спетые чаянно, или невольно…

Мне бы хотелось ещё отметить явное обращение к фольклорному образу Смерти (Белая Невеста), по возможности , не вдаваясь в детали, хотя сама по себе «Белая невеста»- песня очень кинчевская, совершенно очевидно, насколько влиял на Игоря Константин…

Только ли в плане песен?

Кто сберег, да все раздал,
Ясным в хороводе стал
Звёзд.
Мы словно бубенцы с дуги,
Между нами только радуги
Мост…
«Белая невеста»

Это практически первый случай за всё историю группы «АЛИСА», то есть уже более, чем за 10 лет, когда в студийный альбом вопли песни кого-то из музыкантов группы, помимо Кости (я исключаю «206, часть 2», это повод для отдельной беседы). Вольному воля счесть, что на этот раз — это только дань памяти, вряд ли это было бы справедливо. «Песни сделаны для того, что бы их пели», — говорил в своё время Слава Задерий, когда ему приходилось объяснять, почему он включил в свой альбом «Не бойся!» башлачёвскую «Постельную песенку», назвав её «Ёжиком»… Исполнение чужих песен — это очень ответственный и тонкий момент, всякую песню надо прожить самому, иначе она не зазвучит. А «Чёрная метка» — это альбом о страстях, которым одинаково подвержен каждый, «кто взял её однажды в повелительные руки». Просто, Чума почувствовал это острее других и раньше. У каждого — своя «черная метка», но люди, наделённые ею, «вычисляются» с первого взгляда: «он в Риме был бы Брут, в Афинах — Периклес»… Мой друг, иных уж нет, а те — далече …

Когда-то давно, тогда ещё ленинградская журналистка — Татьяна Москвина (из числа «панфиловцев» первого призыва) — писала в одной из своих статей, что тайна и неповторимость Кинчева «в его беспрерывной изменчивости, так что он может быть и прекрасным и уродливым, и каким угодно всё зависит от смысла песни и от сценического образа в целом» («Поплачь о нём, пока он живой…» «Ленинградский рабочий'»7. 11. 90). С той поры прошло уже несколько лет, и за это время дух противоречия, живущий где-то в глубинах Костиной души, окреп и возмужал настолько, что новый альбом «АЛИСЫ» весь скроен из контрастов, которые «вкладываются» друг в друга, как игла в яйцо, яйцо — в утку, а утка — в зайца… Самая «чёрная» и, кажется, самая прямолинейная на «Чёрной метке» песня — «Умереть молодым» — повисает глубоко-печальной концовкой, спетой совсем не так: другим голосом и с другой интонацией. И только тогда вдруг становится ясно, что всё в ней совсем не так, как это поётся: и сознательно измененный вокал, и гипержёсткое, почти беспощадное звучание, и экспрессия — антиэнергия «БлокАды». Антиманифест. Но чья трагедия однажды «вдруг» осознавшего, «что без дозы не возможен контакт»?..

Мне кажется, в рамках «Чёрной метки» эта песня противопоставлена другой — «Дураку», это две стороны одной медали, две приметы одного лихого пути. Константин назвал его «жги-гуляй-бит». Ну, что ж, жги-гуляй. И уверяю тебя, будешь бит — неоднократно и больно… «Дурак» — это, прежде всего, об одиночестве человека, вступающего на «тропы к солнцу», в осознанное скоморошество «Христа ради»… Принимая его, как образ собственной жизни, Дурак тем самым обрывает всё, что связывает его с простым, человеческим и земным, и существует вне его, и вне времени тоже.

Это «чёрная метка» — тайное знание своей высоты и, в конечном счёте, обречённости. Это то, что даёт идущему — «прямо по земле в небеса» — покровительство высших сфер взамен утраченного спокойствия, и оттого ему, горемыке, доступно недосягаемое для простых смертных:

По лесам собирал сказки,
Да учился у птиц песням.
Веселил городов толпы ,
Но ближе к Солнцу не стал.
«Дурак»

Да и сам вряд ли стал веселее… Путь, отмеченный «Чёрной меткой», не слишком располагает к радости, это своего рода декаденство на современный лад — и ему подчиняются все песни альбома, даже совсем старые («Чёрная рок-н-ролл мама» и «Атеист»). Это я к тому, что надо бы иметь достаточно серьёзные основания, чтобы превратить озорную, непутёвую «Маму» в тяжеловесный рэп — почти декларацию определённого образа жизни — увы, слишком жестокого, так что дважды повторенное «мама…» в конце выглядит растерянным возгласом… Стоит задуматься, сколько раз вообще Константин произносит слово «чёрный», «чёрная» за то время, пока крутится магнитофонная лента с новой программой «АЛИСЫ»: «чёрная метка», «чёрная мама» , «зли меня до чёрной»… Когда-то с лёгкой руки Нины Александровны Барановской мы точно так же считали, сколько раз в «БлокАде» встречается слово «солнце»… О «БлокАде» я вспомнила не случайно: рассказывая о новом альбоме, который в то время ещё не вышел (в течение последнего, 1994 года) Костя нередко связывал его с «БлокАдой», заключая, тем самым, музыку «АЛИСЫ» в рамки определённого цикла. Пожалуй, это справедливо, но только отчасти: если «Чёрная метка» и тождественна «БлокАде», то с обратным знаком из «красного» в «чёрное». Это дань времени, в котором «красному» почти не осталось места… Хочется верить,что «это лишь остановка в пути»… Я верю.

«ВЕТЕР, БУДЬ ДОБРЕЕ, ПРОСТИ СВОИХ СЫНОВЕЙ!» (Ревякин)

Ветер, будь добрее …

* * *

— Все вы, питерцы, не любите Москву… — Чума, кажется, был почти удручён. Трамвай качнуло на повороте, из темноты скользнул огромный, блестящий ночными окнами дом. Я обернулась. — Смотри, это Республика Объединённых Этажей. Вот, про него написана песня, Костя здесь вырос…

Мы уже почти подъезжали к ВДНХ, а я всё старалась не потерять из виду Республику.

— Слушай, а зачем ты собралась в Университет? Тратить время… Лучший университет — это дороги. На руках.

Я осеклась и не нашла, что ответить.

А по небу бежали короткие облака…

Cat Ниоткуда


Обсуждение