… Люди были счастливы и любили красоту, и они хотели красоты, поэтому прогнали горбуна — не грубыми криками и камнями — нет. Он прямо держался, неся свой неровный уродливый горб во всю спину, но он согнулся под холодом глаз. Скользкая усмешка, презрительный взор и обидное слово провожали его. Город остался красивым людям, а горб — горбуну.
На пути его лежал лес. Он вошел в бездорожье чащи, не ища тропы. Он пробирался сквозь заросли и переступал через трупы деревьев. Ветви, что рука от лица отвела, хлестали спину. В злости ломал он тонкие сучья, те мстили — кололи, били, царапали. Он уставал, но шел.
К вечеру лес разомкнулся. За узким полем лежала деревня. У него не было выхода — он не мог идти дальше. Люди и лес вымотали его до конца.
Поле горбун обошел: жители деревни не сделали ему ничего плохого, и он не хотел топтать их всходы. Он был молод и оттого отходчив.
Колодец у околицы пахнул темной водой. Стояла тишина, и месяц — в еще лазурном небе. Молчали чуткие собаки, как будто понимали: пришелец не захочет зла.
Перед крайним домом сидели старики. Один, с бородой цвета древесного пепла, встал горбуну навстречу. «Ночлега», — спросил путник. «И ужина», — улыбнулся старик. Он крикнул имя. Красавица вышла на зов. Сияли чистые очи.»Проведи гостя в дом», — был короток приказ, и женщина, позвав рукой, повела на крыльцо, дальше — до комнаты. Она сама сняла его обувь и поставила на стол молоко и хлеб. Молчала хозяйка, молчал и горбун. Он не был страшен. Кожаный ремешок пересекал лоб, высокий и чистый.
Спутаны длинные светлые волосы. Плаща он не снял, и стоило ему стать боком, как мрачной горой рисовался горб. Но женщина не смущала его. Она была тиха, словно вечер.
Уснул он спокойно, уплывая в свет сновидений. И грезилось ему счастье.
Вдруг кто-то толкнул его в бок. Он вздрогнул и открыл глаза. «Вставайте», — шепнула женщина над ним.»Почему?»- «Надо идти». Он повиновался.
Хозяйка вывела его из дому на поле прямо за деревней, где теперь ярко полыхали костры. Падал огонь на людские лица, множество лиц. Все жители деревни от мала до велика собрались здесь, и вид их тревожил. «Зачем?» — спросил горбун у кого-то. Мужчина, не взглянув, ответил: «Сейчас будет круг».
Затанцевали отблески в глазах, зашевелились люди. Вот один взял соседа за руку, и тот подал ладонь следующему. Смыкались человек за человеком, цепь за цепью, обращаясь в круг. Мужчины и женщины, старики и дети соединялись неуклонно.
Горбун отступил в тень ночи. Он не понимал обряда. Но он видел: ему оставляют место. «В круг его!» — сказал один. «В круг, в круг!» — подхватили остальные. Последний в несомкнутом еще ряду протянул ему руку. Звал глазами старик. «Будьте с нами!» — воскликнул мальчик.
Горбун отступил еще. Ему становилось страшно, и он плотнее закутался в плащ. Тень горба встала на стене ближнего дома.
Двое крепких мужчин выступили из цепи. «Нет», — подумал горбун. «Да», — говорили всем своим решительным видом жители деревни. «Я не подам им рук», — решил горбун и весь укрылся плащом, только глаза насторожено смотрели. Мужчины подошли к нему и положили ладони на плечи, на спину, на горб. «Иди», — сказали они. Он шагнул. Голова его качнулась в отказе от протянутой руки. Тогда круг замкнулся за его спиной. Он оглянулся — везде эти твердые, жесткие лица. Он повернулся и не нашел выхода. «Пустите меня», — сказал он, подойдя к девушке-подростку. Та не шевельнулась, не разомкнула руки. «Пожалуйста, пустите»,- повторил он, подступив к старику. «Нет. Ты принадлежишь кругу», — отрезал тот, а кто-то добавил: «У тебя нет выбора. В лесу ты умрешь от голода. Холод людских сердец убьет тебя в любом месте, кроме нашей деревни. Мы принимаем тебя в круг». Стиснув зубы, горбун грудью нажал на сцепление рук. Те не поддались, не разъединились под напором, а только мягко отвели обратно. Горбун рванулся в другую сторону, ударился, отлетел в центр, остановился… Тяжелые взгляды придавливали к земле. Он посмотрел на людей, потом вверх — и вдруг резко скинул плащ и выпрямился.
И вздрогнули люди, и сжались крепче руки. Не было горба за спиной человека, два огромных крыла расправились гордо. Круг молчал. Молчал и пришелец. Он ждал, что люди разойдутся, открыв ему путь. Но нет — ропот бормотания прошел по кольцу, круг стал сжиматься, чтоб в плен взять крылатого.
Вздохнул тогда пришелец. Горько вздохнул. А затем — взмах крыльями, и вот оставлена земля, протянутой рукой теперь не достать. Угрюмо проводил круг крылатого, пока звезды не скрыли его. Или он сам стал звездой, кто знает…
Вадим Богоявленский «Свет» N 8 1995 г.
