Честно говоря, в последнее время я уже не надеялся найти что-то новое и заслуживающее внимание среди отечественной музыки. Сибирского панка я насобирал немеренно, искать что-то в Москве и Питере было бесполезно, а тот факт, что не все музыканты живут в упомянутых Географических местностях мною всерьез не воспринимался.
Оказывается, зря.
Оказывается, может, например, ростовская земля собственных… У нужное слово впишите сами/ народить, вырастить и уму-разуму научить.
Писать о том, какую музыку играет ЗАЗЕРКАЛЬЕ, крайне сложно. /О музыке вообще писать нелегко./ Первое впечатление — Laibach люди слушали плотно. Не знаю, так ли это на самом деле, но это комплимент.
Когда мне говорят: «Да ну твой Laibach в жопу!», обычно я не обижаюсь; я спрашиваю: «Какой?» У Laibach нет похожих альбомов. У Олега Гапонова — тоже, хотя ЗАЗЕРКАЛЬЕ и позволяет себе перепевать из альбома в альбом свои лучшие песни.
«Тексты-то интересные,- говорит барабанщик ростовских групп ТАМ! НЕТ НИЧЕГО и ШАЙТАН АРБА Анастасий Аведян,- у Гапонова каждая строчечка продумана, он просто так не брякнет, у него голова работает.»
Рожден человечек в больницах убогих
Ради света рожден и добра,
Но в шахтах глубоких, на стройках далеких
Есть страшная правда труда.
Вся жизнь, как один некролог неприметный,
Он жил незаметно и тихо истлел
Со своей капелькой счастья и маленькой любовью.
Он ПИДОРОМ не был, он песен не пел,
Он жил незаметно и тихо истлел
Со своей капелькой счастья и маленькой любовью.
Не стал он поэтом, солдатом не стал,
Для человечества на ху* он впал
Со своей капелькой счастья и маленькой: любовью.
Нужны нам герои и песни борьбы,
Чтоб жизни говно превращалось в цветы,
Чтоб все закружились в одном радостном танце.
Но люди и черви знали всегда,
Машины и боги знали всегда,
Что кроме капельки счастья
Есть страшная правда труда.
На сегодняшний день ЗАЗЕРКАЛЬЯ больше не существует. Идейный вдохновитель группы — Олег Гапонов — влился в новый проект под названием ЧЕ ДАНС. Впрочем, о том, как это ПРОИЗОШЛО, ЧТО из этого вышло, и что этому предшествовало, узнавать лучше не через третьи руки..
Коммуналка в центре Ростова. Под самым потолком — портрет прежней хозяйки. «Какой высокий потолок,- думаю я,- так и будет висеть эта фотография, пока дом не сгорит.
Черноглазая женщина на портрете удивленно смотрит сверху вниз на новых жильцов и на гостей. Мы смотрим на нее..
Рядом со мною сидят Иван Трофимов /24 года, хозяин квартиры/ и Олег Гапонов /27 лет/ идейные вдохновители новой ростовской группы ЧЕ ДАНС. Люди, как ГОВОРИТСЯ, ШИРОКО известные в узких кругах: Гапонов — по ансамблю ЗАЗЕРКАЛЬЕ, руководителем КОТОРОГО он являлся, а Трофимов — как автор текстов группы ТРЕТИЙ ЭТАЖ.
— Профессиональный революционер,- представляется Олег.
— Нонконформист,- ГОВОРИТ о себе Иван.
Ну что ж, тогда вот мой первый ВОПРОС:
— В истории XX века очень часто искусство /особенно авангард/ было так или иначе связано с политикой, с революцией..
— ИСТОРИЯ всегда нуждалась в веселии и насилии, в соприкосновении злодейства и добродетели. В насилии есть элемент веселья и наоборот. Между веселием и насилием стоит серость. Революция — это отрицание серости. Насилие и веселие есть составные части победного карнавала истории.
— Но серость может быть преодолена различными способами, революция, на мой взгляд,- слишком эффектный способ.
-Все должно быть эффектно и красиво.
—
Такая позиция предполагает зрителя, т.е. героям нужна толпа. Какая роль отводится ей?
— Для нас толпа; — коллективный герой. Если послушать тексты наших песен, то можно заметить, что у нас нет ни одной от первого лица. Только «мы». Каши песни — это ПРИЗЫВЫ к массам или конкретный рассказ из жизни людей перед концом света. Мы не отводим себе роль героев, иначе бы мы занимались парашютным спортом.. Для нас герой — это тот, кто победит в революции.
— Антонен Арто как-то сказал, что «..в огне жизни, в жажде жизни в ее безрассудстве есть своего рода изначальная злобность».
— Да, это так. Но злоба не есть синоним плохого. Мы приветствуем злобу, как, впрочем, и отрицаем ее. Мы вообще все приветствуем и все отрицаем.. Историю не интересуют маленькие человеческие трагедии. Историю делают сильные и отчаянные люди.
— Но сами вы готовы умереть?
-Да, мы готовы.
— Я уже несколько раз умирал,- добавляет Иван.
— А убить другого вы готовы?
— Нет. Мы занимаемся искусством, красотой.
— Что же является красивым в вашем представлении?
— Нам нравятся крупные формы, например, «Живая фильма» — к 1-й годовщине Октябрьской революции в Петрограде было разыграно некое действо, когда десятки тысяч людей имитировали штурм Зимнего. Вот это была красотища. Огромные массы, одетые в красивейшие одежды, люди с искрящимися глазами. Танцы, песни.
— А если будет только два человека с ИСКРЯЩИМИСЯ глазами?
— Но они будут на площади?
— Нет, в маленьком зале.
— Это будет не красиво.
— Какую роль в вашей жизни сыграл Здуард Лимонов? Помню, прошлым летом я пришел к вам и застал следующую сцену: десять угрюмых мужчин молча сидят за столом и пьют водку, в центре стола — Лимонов. ПРЯМО какое-то партийное собрание. Лимонов говорит: «Все устали, потому-то весь день встречались со старыми большевиками. Я подумал, что если бы все это было лет 30 назад, в Харькове, то сейчас на месте угрюмых мужчин сидели бы веселые девушки, а Лимонов читал стихи. Эдуард Венеаминович, видимо, почувствовал какой-то дискомфорт: «А где же девушки?», (кто-то спохватился я срочно полней одну, но она вскоре куда-то исчезла. «Что делает политика с человеком!»- подумал я.
— Лимонов остается нашим другом и помогает нам в организации концертов в Москве. Но его не всегда просто воспринимать всерьез. Он, например, требует, чтобы Гапонов выставил свою кандидатуру на выборах в Государственную Думу от Ростова, а Дмитрий Келешьян — от Нахичевани.
— А вы этого не хотите?
— Нет, мы все-таки занимаемся искусством, а не политикой.
— Представьте, прошло 50 лет, идеи Лимонова победили. Как вы представляете себе это будущее? Будет ли в этом мире место для самого Лимонова?
— Трудно представить, но Лимонов должен погибнуть уже сейчас. Если он хочет оставаться кумиром молодежи — он обязан погибнуть. Кстати, и мы собираемся написать ему открытое письмо с требованием о его гибели.
— Скажите, Олег, кто ваш любимый литературный персонаж, образец для подражания?
— Мидзогути из «Золотого Храма» Юкис Мисимы, тот, который сжег храм Кинкакудзи.
— А ваш, Иван?
— Был такой писатель — Алексей Гастев, писал книги по научной организации труда, а также стихи. Так вот у него был такой персонаж — клепальщик из Дублина, чемпион мира по клепке.
— У вас какая-то тяга к иррациональным поступкам и загадочным личностям.
— Да, это так. Вот, например, Олег как-то ушел из дому и не вернулся. Пропадал пять дней. А потом рассказал, что уехал автостопом в Крым. На спор.
— Кроме иррационального в ваших текстах присутствует и пропаганда: «Надо создавать боевые ячейки, чтоб вывести из строя городской узел связи».
— Мы, как Ванга, предсказываем будущее. А что касается пропаганды, она всегда была. Шульженко — яркий пример пропагандистки: «Давай закурим, товарищ, по одной!»
— Это, скорее, реклама.. Я заметил, в ваших песнях чаще всего встречаются слова «КРОВЬ», «любовь», «весна»..
— И еше «город», «Машина», «Бог».
— Бог? Какой? Мне показалось, что вы язычники.
— Я, вообще-то, атеист, а Олег — православный.
— А любовь? Сейчас все поют о любви и сексе.
— Для нас революция — высшее проявление сексуальности. Во времена Конвента кокетки рисовали у себя на шее красную полосу — как бы след от гильотины.
— Они как бы мертвые, а головы им пришили?
— Да. Это и есть революционная сексуальность.
— Вы хорошо учились в школе?
— На «4» и «5». Но слова «духовность», «интеллигентность», «трансцендентальность» в моем сознании связаны с образом некоего человека в очках и шляпе или библиотечного работника из провинциального городка, или учительницы, которые собираются по ночам на кухне и кричат: «Ах, духовность, ах, интеллигентность, ах, Владимир Семенович!»
— А еще вам не нравятся слова «кока-кола», «доллар», «Амаретто», «жвачка». Вам ближе «портвейн», «рубль», «семечки»?
— Кроме портвейна и семечек в той прежней жизни были и другие ценности, которые мы, к сожалению, утратили.
— Мне кажется, у вашей экстремистской группы должен быть манифест.
— Он и есть, и называется «12 «за» и 12 ПРОТИВ» ЧЕ ДАНС».
Женщина на стене не мигая смотрит на нас. На улице темно и много милиции. Мещане спешат по домам — на «Санта Барбару»-. И никто из них не догадывается, что
Плотники строят плаху,
солнце обиженно село,
плачет от боли и страха
хрупкая девочка в белом.
А где-то, чуть выше неба,
сражаются
ангелы и космонавты.
А где-то, чуть ниже
асфальта,
пытаются выжить
шахтеры…
беседовал Сергей Медведев