Melody Maker, August 19 1989.
Black Spring Press 24.08.89
Когда в прошлом году Ник Кейв заявил о серьезности своих литературных намерений выходом книги «King Ink», со всех сторон раздалось насмешливое уханье. Конечно, если очень приглядеться, есть что отметить в собранных им прозаических фрагментах и коротеньких пьесах. Немаловажно и то, что «King Ink» предоставил удачный случай изучить те стихи, на основе которых создавались альбомы The Birthday Party и The Bad Seeds — самые жестокие и запоминающиеся слова были положены на музыку.
С другой стороны, некоторая часть сборника «King Ink» откровенно удивляет. Кейв всегда старался пройти посредине между пафосным и смешным. Но, видимо, иногда у него это не получается. Когда его экспрессивность его же и побеждает, Кейв становится импозантным негодяем, но гораздо чаще, чем можно было бы предположить, он нелепо добр и бессвязно нежен. В этом есть своя помешанная логика.
«И осел увидел ангела» — дебютная новелла — поглотила большую часть последних лет Кейва. Мол, сочинительство дало ему шанс привести все свои мании к логическому завершению. Он шаг за шагом вводит нас в тускло освещенный призрачный городок на юге Америки, на территорию, прежде освоенную Уильямом Фолкнером, Кормаком МакКарти и Флэннери О’Коннором. Здесь, среди гниющих болот, приграничных равнин, мрачных призраков и раскатов грома мы и встречаем Юкрида Юкрау, чтобы выслушать его историю об убийстве, инцесте, измене, мести и любви, историю, совершенно запутавшуюся во вспышках воспоминаний.
Начинается все с того, что Юкрау вырезают из живота собственной матери разбитой пивной бутылкой. Его брат-близнец погибает, причем Юкрау считает его просто счастливчиком. Юкрид выживает, наверное, для того, чтобы потом рассказать свою дикую притчу. Герой Кейва верит в ангелов, но его душа — это «большой черный сморщенный нарост на дереве в лесной глуши». Лежа на смертном одре, он фиксирует все зверства, совершенные в жизни, не стыдясь их, не пропуская ничего, смакуя каждую подробность.
Кейв, конечно, не Кормак МакКарти, у его прозы слишком худое качество, чтобы она имела силу. Его характеры гнусны и уродливы. Приз зрительских симпатий им точно не грозит. Еще я начинаю подозревать, что основное давление на психику оказывается за счет всяких мрачных фантомов и одиноких завываний. «И осел …» возвращает нас к лучшему альбома Кейва «The Firstborn Is Dead» 1985 года. Их роднит чувство одиночества и безысходности. Как и эта запись, новелла весьма рискованно раскачивается над пропастью. Когда находишься над, это становится невыносимым, и тогда хочется выть от смеха. А когда вдруг возвращаешься назад, к этому кошмарному спектаклю, он кажется выводящим из себя учебником.
Видимо, Кейв зашел со своими маниями настолько далеко, насколько они сами смогли его завести. Эта новелла — четыре года безумия, четыре жутких года смеха из темноты. Каждая мысль — падение в никуда.
Оппоненты Кейва, без сомнения, пропустят и эту работу (в который раз), посчитав ее слишком глупой, но я могу гарантировать, что вы получите своеобразное удовольствие в наблюдении за этим человеком, гуляющим по лезвию бритвы и небрежно записывающим свои собственные рецепты блюза. Там есть чем восхититься.
JW.
Перевод L.
