МАСТЕР

«Мы должны посмотреть не только на то, что случилось с музыкой, но и на то, что приключилось с нашими чувствами».
Саймон Фрис.

ЧАСТЬ I
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Ненавязчивое позвякивание цепей, поблескивание или подмигивание серьги в большаковском ухе. жонглирование слэнгом, шуршание бумажками от супердефицитных «Раковых шеек», отсутствие желания закурить или выпить! чего-нибудь покрепче, чем московской хлорированной… Превращение Андреем Большаковым обычной игры «вопросы-ответы» в разговор часа так на четыре. Попытка открыть в собеседнике человека который думает так же, как он сам. Знакомый экстрасенс штопал-перештопал добрый десяток энергетических дыр в организме Большакова, затем отправился на концерт группы МАСТЕР, чтобы подзарядиться низкими частотами, и печально выдохнул: «С таким расходом энергии ни одна штопка не поможет…».

… Итак, на дворе московский июнь праздновал 30-градусную жару, а АНдрей Большаков рассказывал:
—За эти два года я тысячу раз был счастлив и несколько тысяч раз несчастлив. Постоянно взлеты, падения, опять взлеты и опять … падения.Наша синусоида никогда не совпадала с синусоидой развития жанра. Когда МАСТЕР находился в ловушке дурацких неандертальских проблем, в стране был самый пик якобы металла. А наша группа еще не была готова, да и группы, в лучшем понимании этого слова, не было… Были только люди, которые очень хотели ее создать. Море желаний и капля возможностей. Ни психологически, ни морально мы не могли сотворить что- либо глобальное. Когда же, наконец, мы все нашли друг друга, хэви пошел на убыль. Так же стремительно, как и выплеснулся. Одной из при причин быстрого охлаждения к жанру ,лично я считаю одноплановое освещение музыкальной жизни, в частности металлической, в прессе и более того – с определенным негативным уклоном – газетой «Московский комсомолец».

КОРРЕСПОНДЕНТ: «МК» — в первую очередь Москва. У других своей головы на плечах нет?
А.Б.—Развитие идет от Москвы. Столица — определяющий момент. На гастролях часто приходится слышать: «А вот в «М.К» написали!». Люди всегда интересуются тем. что происходит в центре. Есть, конечно, более самостоятельные регионы—Свердловск, Ленинград. Именно после поездки в Свердловск мы окончательно определились в своей стилистике… Часто спрашивают. «Почему вы выбрали ХМ?» Более дурацкого вопроса на свете не существует, люди не выбирают. Они просто играют то, что хотят…

К.—Это профессионалы-то? Не смеши меня. Они выбирают то, что выгодно продается.
А.Б.—Я больше не хочу и не буду ссылаться на тех, кто занимается конъюнктурой. Когда мне предлагают отработать за большие деньги или за какие-то определенные услуги в будущем…

К—Например, статья в газете, реклама…
А.Б.—Именно—работа под фонограмму сродни проституции. Я отказываюсь, потому что мне хочется быть честным перед собой. Лучше судьи, чем ты сам. не найти.

К—Пора сформулировать идею, которая движет тобой. Получается, что ты—командир команды, которая идет наперекор всему происходящему…
А.Б.—Идея? В конечном итоге деньги не являются определяющим моментом в жизни. С возрастом ты понимаешь ,что существует бездна других, более важных проблем. Каждый человек, независимо от рода занятий ,от социальной группы ,имеет свое мнение ,относительно тогоь общества ,в котором он живет. Но не каждый имеет возможность сказать об этом во весь голос. Ты догадываешься что я скажу дальше?

К.—Еще бы! Люди, занимающиеся рок-н-роллом, выходят на сцену, значит, такая возможность высказаться у них есть. И это более действенно, чем прогноз партийных работников. Стой, мастер… А о каком времени мы с тобой говорим?
А.Б.-Отом, когда все запрещалось. Стремление быть чистым и честным, найти людей, которые солидарны с тобой—отчасти ради этого уже стоит жить вообще. Ты можешь выйти на сцену и выразить свое «Я». И если у тебя при этом не отключен разум… Для меня—вот часть проблемы, которая называется «смыслом жизни». Когда люди приходят на концерт, а на сцене появляются-поп-звезды, возникают иные флюиды… Как отличить рокера от попсовика? Наш басист Алек Грановский сказал: «Волновые люди—пластмассовые». Мне кажется, что восприятие попсовиками происходящего не соответствует тому, что есть на самом деле. Нормальный человек не может заниматься попсой всерьез и считать такую музыку своей жизнью… Я редко смотрю телевизор, но одна передача меня все-таки заинтересовала—о смысле жижзни. Кто-то изрек, что формулу смысла жизни вывести невозможно. Точно так же, как дать определение счастью. Но у одного моего знакомого есть определение: «счастье, это когда нет несчастья». До меня не сразу дошло, что такое сочетание подходит среднему человеку, живущему в нашем обществе.

К—Об обществе потолкуем позже… Сначала о МАСТЕРЕ Говорят, вы были в Бельгии?
А.Б.—О-о, Бельгия! Первое мое ощущение, когда мы там очутились: меня обманывали! Меня обманывали целых 32 года! Сначала я решил, что, как только вернусь, сразу расскажу все-все… Но уже через несколько дней понял, что никому ничего говорить я не буду. Я не смог бы точно передать свои чувства, и в умах моих слушателей прелести Бельгии сводились бы к тому, что там хорошие магазины и прилично платят музыкантам. Неверно. Там есть то ощущение свободы, которое трудно выразить. Свобода перемещения в пространстве тела и души. Здесь, даже в условиях гласности, у меня постоянно ощущение, что я нахожусь в коридоре. Который никуда не ведет. В Бельгии я никак не мог поверить в то, что все происходит именно со мной, я не знаю всех нюансов жизни бельгийцев. Конечно, у них полно своих трудностей, но по сравнению с нашими трудностями, их закавыки выглядят смехотворными… У нас не трудности, у нас— катастрофа.

К.—Придется назначить тебя директором всесоюзной паники по гражданским вопросам. А как там с музыкой?
А.Б.—В Бельгии металл не очень популярен, хотя туда и МЕТАЛЛИКА приезжает и АЙРОН МЕЙДЕН, собирают несколько концертов по 4 тысячи. На улицах я не видел металлистов в шипах и думал, что там вообще этого нет. Но когда нам устроили первый концерт в рамках брюссельского фестиваля местных групп, я понял, что заблуждался. Нам, как гостям, предоставили возможность закрыть фестиваль. Мы сыграли и понравились, и нам устроили еще два концерта—один из них мы играли в пивном баре в Лёкерене. Лично я получил колоссальное удовольствие от того выступления. Сцены практически не было. Собралось человек 100— 200, хотя помещение рассчитано на 50. Хозяин местного музыкального магазина Тони привез нам запечатанные «Маршалла». Мы их выставили, завели туда вокал… Сценка крохотная, теснотища. но атмосфера была воистину «трэшевая!». Мы поговорили с местными рок-фэнами. Они разительно отличаются от наших. В принципе все любят музыку, но 12-13-летних фанатов нет. Может, такая ситуация, характерна только для Бельгии? После концерта в пивбаре было еще одно выступление в г.Монс, в дискотеке. Огромный зал, в центре — огромная сцена, вокруг стойки, бар… Сначала включили «Калинку», что-то долго говорили по-французски, я улавливал только название группы. Мы знали, что после «Калинки» наша музыка будет для них большим сюрпризом. Надо было «мочить» по полному раскладу, что мы и сделали. Не могу сказать, чтобы мы повергли бельгийцев в шоковое состояние, но глаза у них стали квадратными. Вообще-то. по большому счету, советские рокеры на Западе не нужны. Нами интересуются как хохломой. Люди от незнания верят тому, что кто-то говорит, съездив один раз в Италию или Испанию: «мы убрали всех»… Надо поставить себе целью «не убирать», а просто показать, что мы достойны лучшего отношения к себе как рок-музыканты, а не как матрешки.
После концерта нас повезли опять в Брюссель, в бар, который за неделю до нас посетила МЕТАЛЛИКА Я туда вошел и тихо обалдел—все наши самые крутые металлисты отдыхают. Там были такие особи! Нам предложили расписаться на стене. Это тусовочный такой бар, куда заглядывают люди со всего света—хипповые, металлические … Те самые, которые ложатся спать в «коже» и потом идут на работу в «коже».
Когда мы уезжали, нас приехали провожать заклепанные по уши люди. Многие всплакнули, а кое-кто признался, что раз рок-н-ролл настолько силен, что есть даже в СССР, то они несказанно рады.

У нас отсутствует «роковедение». Даже в сотом приближении мы не имеем представления о рок- н-ролльной жизни. Когда я читаю статьи о рок- музыке—музыка это или нет. контркультура это или просто культура, искусство это или нет,—я понимаю, что подобная писанина—бред. Не хочу я читать такие статьи, спорить не хочу. Для себя я поставил все точки над «i». Я не хочу предлагаемого пути: маленькими шажками узаконить рок- музыку, открыть клубы, рассказывать о том, как рок-музыканты любят классику—бред, бред, бред! Там—нормальные люди. Да, они пьют, да, они спят с девками, но они—честны. У нас многие гордятся тем. что не умеют играть.
«Мы,—дескать,—панки.хиппи, оторвы»…
Все неправда, все ложь… Это-то меня и убивает. А нас часто ругают, что мы—рафинированные, чистенькие…

К.—В западничестве обвиняют…
А.Б.—Когда появился АНТРАКС, никто не обвинил их в том, что они копируют МЕТАЛЛИКУ. Такая мысль никому в голову не пришла. Люди играют в таком стиле, и вопрос исчерпан. Только от скудности мысли и знания можно утверждать: копируют и баста, хоть ты тресни! После поездки в Бельгию был момент апатии, не хотелось работать. Как назло, этот момент совпал с креном в сторону попсы…

К—Но вы все-таки записываете новую программу… У нее есть какая-нибудь определенная концепция? .
А.Б.—Рабочее название альбома «С петлей на шее». Это состояние духа. Безысходка. «Петля»—не конъюнктурный альбом, в отличие от перестроечных или антиперестроечных альбомов наших вроде бы рокеров. Кто-то из них говорил, что«рокер должен быть голодным», но в условиях кооперативной деятельности они ездят на гастроли и назначают просто пенициллиновые цены. Все продались, продались! Это уже не рокеры… Новый альбом МАСТЕРА представляется нашим первым и последним словом.

К.-?!!
А.Б.—Относительно наших ощущений от происходивших и происходящих у нас событий: перестройка, афганская война. Многие никак не могут разобраться до сих пор, что это такое было: оккупация или интернациональная помощь. Мы обращаемся в одной из песен к пострадавшим людям. К обыкновенным людям—тому материалу, который к 50-ти годам становится ненужным, отработанным. Вторая песня—«Палачи». Зачастую люди, которые творят расправу, вершат суд над другими, оправдывают себя тем, что им так приказали…

К—А солдат в Афганистане? Что он, по своей прихоти туда отправился?
А.Б.—А кто тот человек, который посылал туда войска? У нас никак не могут найти крайнего. Создается впечатление, что крайних вообще нет… И Съезд еще раз доказал их отсутствие*.

К.—Альбом-то получается очень политическим…
А.Б.—У нас слово «политический» воспринимается через призму совка. Уже устоялось мнение, что если антивоенная песня, то обязательно проституция. Можно было бы, конечно, вычислить и более коммерческие темы… Тем более, что ХМ и особенно трэш, слушают подростки, которым наши проблемы, грубо говоря, до лампочки.

«Один забыл о нервах,
Когда другой кричал.
В ответ на правду жертвы
Есть правда палача,
Всегда найдется третий,
Чье дело—приказать,
Судья виновных метит,
Ему и отвечать.
Под маской подневольной
Удобно палачу,
Один кричит: «Мне больно!!!»
Другой кричит: «Плачу!»

И щедро платит кто-то,
Чтоб рук не замарать,
За грязную работу—
Работу убивать.
Невинный обезглавлен,
Все тяжелее счет—
Глядишь, король отравлен,
Ну, а палач живет,
На согнутые спины
Взойдет другой кумир
Виновных и невинных
Судить на смертный пир.
Последняя молитва,

И-догорит свеча…
Боль тела воплем хриплым
Не тронет палача,
Здесь Дьявол веселится.
Секира, кнут, кулак,
Убийцы прячут лица
Под пурпурный колпак…»
(«Палачи», песня с альбома «С петлей на шее» группы МАСТЕР, стихи Н.Кок аре вой).

Когда им говорят о смерти, они этого не понимают—они видели смерть по ТВ. в кино, по видео. И Афган для них нечто, удобное для спекуляции. «ВЫ послали молодежь в Афганистан…», Все это неискренне и нечестно. Они научились словоблудию. Те люди, которые поняли бы нас. скорее всего, этот альбом слушать не будут… Когда мы будем «обкатывать» новую программу, молодежь не станет вникать в смысл песен, она будет наблюдать, как мы играем… А играем мы. я не боюсь показаться нескромным, хорошо…

К.—Значит, ваш альбом—глас вопиющего в пустыне. Вы делаете свое дело, не надеясь, что вас услышат, поймут!
А.Б.—Не хочется петь пустых песен. Таких мы уже напелись за свою жизнь. Я не просто играю—я высекаю ноту, которая у меня ассоциируется со словом. Мой трэш—моя злость. Хотя на альбоме есть одна инструментальная, тоскливая вещь— «Когда я умру». Я очень боюсь смерти, я не беру эту тему—она, в принципе, запретная… Но было состояние меланхолии, я вдруг почувствовал одиночество, пустоту и тоску… Жуткую тоску уходящего… Самая страшная песня альбома для тех, кто ее поймет,—«Мы не рабы». «День и ночь—время пещер, день и ночь—бред полумер»… Абзац, кода. «Скованные одной цепью» НАУТИЛУСА-гениальная песня, но возникают совершенно другие ассоциации. Я слушал «Скованных» и старался не улыбнуться, прекрасно понимая, что могут подумать окружающие. «За красным восходом розовый закат»,—достаточно забавно. А «Мы—не рабы» — злая песня. На самом деле мы—рабы. Нам дали один-единственный шанс, и мы. как холопы, побежали доказывать, что мы—рабы, побежали в первую очередь искать царя-батюшку…

К.—Н-да, Большаков, в гнезде металла, в ФРГ, такое высказывание имело бы успех.
А.Б.—Эго как раз и самое обидное. Что в ФРГ будет иметь успех. Нас туда приглашали. «Наденьте,—говорят,—кожанки и буденовки и вперед!». А я не хочу клюквы а ля рус… Я не антисоветчик, я просто честный человек. Я поверил в перестройку. Нам действительно стало легче дышать. Но в связи с чудовищно низким уровнем культуры у нас в стране творится такое, что словами трудно передать. Я против этого. Если люди недостойны свободы. их надо лишить ее. Резкий лозунг’? Попахивает фашизмом? Сказано, значит, сказано. А потом- мы неправильно понимаем и воспринимаем демократию. Мы слишком долго говорили о демократических преобразованиях, ссылаясь на западные страны. Но их модель невозможно перенести на нашу несчастную землю. Там все складывалось и шлифовалось веками. Нельзя сделать у нас так же, как у них… Я смотрел съезд и говорил сам себе: «Не могут заниматься политикой люди от сохи!». Выборы — вообще смех. Но теперь аппаратчики могут сослаться на демократичность выборов—«нас выбрал народ». «Выбрали тех. кого вы хотели, так и получайте то, что вы хотели!». В этом
ничего не изменилось. Стало еще хуже—те реакционеры. которые пролезли к руководству, прикрываясь народностью, будут душить и винтить со вкусом. Единицы нормальных, образованных людей, которые будут присутствовать наверху, являют собой положенное по условиям игры в демократию меньшинство. Страшно.

К.-А как ты относишься к проблеме эмиграции?
А.Б.—Одно время у меня было ощущение, что надо валить отсюда. Но я понял, что неправ. Во многом мое отношение к эмиграции определил Андрей Дмитриевич Сахаров. Кто уезжает, пусть уезжает, если там будет легче, дай бог, но я остаюсь. Я не смогу… Сахаров примерно так сказал, когда его пытались выставить из страны: пускай уезжает тот, кто не дает нам спокойно жить, не дает спокойно жить стране. Почему должен уезжать я. настоящий русский человек? Один в поле не воин, но перед собой я всегда оправдаюсь. Когда Сахаров вышел на трибуну и сказал, что ссылка в Горький-награда, я окончательно утвердился относительно идеи альбома и МАСТЕРА.

ЧАСТЬ 2
МЕЧЕНЫЙ
17декабря 1989 года. Еще вчера московский мороз во всю бил в барабан языческого веселья. Сегодня—невидимая рука натягивала на город, сопротивляющийся изо всех сил, колпак псевдо- весенней влажности. Мы снова встретились с «мастером» в серый день прощания навсегда. Большаков сидел неестественно прямо, спиной к окну, и от того лицо его казалось желтоватобледным… Он пришел ко мне с той стороны-с той стороны Комсомольского проспекта, по которой скорбно тянулась вереница веривших Сахарову и надеявшихся на Сахарова людей…

БОЛЬШАКОВ—Прошло всего полгода, а я ни во что уже не верю. Смерть Сахарова-крушение всего… Роковая случайность… Но случайность ли? Мне пришла в голову мысль, что моя вера в перестройку (помнишь, мы говорили летом?) рухнула окончательно, все мои надежды пошли прахом… У Дворца молодежи я видел дрожащих от холода, уставших людей, которые шли проститься с Андреем Дмитриевичем.Все- таки он сплотил их еще раз…

КОРРЕСПОНДЕНТ—Сплоченное молчаливое меньшинство или. пожалуй, молчаливое большинство. Молчали всю жизнь, а он говорил. Тысячи не нашли в себе силы сказать, а он, один, нашел…
А.Б.-Просто он не был поражен вирусом страха… Ему не приходилось бороться со своим вторым «я», с этим шизофреническим раздвоением личности «сказать-не сказать», «промолчать—не промолчать», «убить—не убить»… А ведь чувство страха—самое живучее и развитое в нас. С генами передается, по наследству… В воздухе витает.

К.—Может, я сейчас что-нибудь не то скажу, но, ей-богу, мне кажется, что при Сталине тотальной эпидемии страха все-таки не было. Что Ж у всех повально коленки от страха дрожали? Многие наверняка и не думали о репрессиях…
А.Б.—Но ведь было время, когда сажали за политические анекдоты, в психушку отправляли за убеждения. Система работала бесперебойно, что со Сталиным, что без Сталина.

К.—Система… У хиппов тоже система. Но та. о которой мы говорим, состоит из нас же. Чудовище с гипертрофированными людскими пороками. И ты. Большаков, музыкант и великий пессимист, и я. все мы—микробики в теле созданного человеками Чудища. Вот умер Сахаров, и молчаливое большинство, оно же меньшинство (молчат же. никак не определишь!) затосковало, частица системы дала сбой. Временный.
А.Б.-Помнишь, Сахаров говорил—надо бороться? Тогда я был согласен с ним, но теперь… С кем бороться? С самим собой? Или с этой проклятой системой? Она изуродовала меня морально и физически. Я переживаю за свою семью, за себя. Смерть Сахарова, то, что связано с ней, отношение к Андрею Дмитриевичу агрессивных аппаратчиков и примкнувших к ним—все это заставляет меня еще раз задуматься. Нет, окончательно убедиться «оттепель» и

«Мы чуем дни черных полос,
Боже, храни в нас нашу злость!
Дверь—на замок,
Рот—на запор,
Ливень с камней
Смыл наш позор…
Кровь роднит людей с волками,
Алая, как флаг,
Тень диктатора над нами
Чертит странный знак…

припев:
Стены против стен,
Злость
на
злость,
Солнце о людей обожглось!
Я не ослеп,
Я не оглох,
Я б вышел вон,
Если бы смог!
Но к ногам свинцовой гирей
Прах моих отцов,
Слишком долгим был в России
Урожай крестов.

припев:
Мы чуем дни
Черных полос,
Боже, храни
В нас нашу злость—
Слабый сам на крест ложится,
Сам вбивает гвоздь,
Чтоб рассудка не лишиться—
Выбираю Злость!»
(« Боже, храни нашу Злость!», песня с альбома «С петлей на шее» группы МАСТЕР, стжи М.Пушкиной).

прочая лирика—ерунда. Слово «перестройка» мне набило оскомину… То, о чем я говорил летом, было лишь предчувствием. Сейчас предчувствие перешло в категорию убежденности. Жаль, что мало кто поймет слова наших песен…

К.—Еще бы! На концертах вы берете повышенное обязательство по скоростному «выпаливанию» нот и слов. Рекорд по пулеметным очередям.
А.Б.—Рекорд по пулеметным очередям в свое время поставил товарищ Сталин… А по поводу слов… Депутат, скажем, выступил? Выступил. Или статью написал… И все. Точка. Слова слушаются, читаются, но ничего не делается. Сталин— убийца?Убийца. Как был на Красной площади, так там и остался… Я недавно проходил мимо дома Суслова. Черные «Волги» подъезжают, отъез: <а- ют... Осетрину первой свежести привозят... Ненависть, правда, моя не встрепенулась, а вот обида проснулась. Почему? По-че-му они так обходятся со мной? Я такой же человек... Но я живу в районе, где не продохнуть от шпаны, где я не могу купить самого необходимого для своего ребенка. А ведь я—член того же общества, что и «волгари», оно должно обо мне заботиться. Зачем мне такая страна, такое правительство, которое не в силах защитить меня от бандитизма, обеспечить мне нормальную медицинскую помощь, накормить меня и моих детей? К.—Вотум недоверия правящей партии и правительству? А.Б.—Когда ходили слухи о заседании политбюро и о том, что 70% было против Горбачева, я очень огорчился-я могу предположить, кто способен прийти ему на смену... Господи, как же тяжело! К.—Тяжело вдвойне, потому что ты не просто человек из общей системы, ты еще и музыкант из рок-системы. А.Б.—Я жалуюсь, жалуюсь, а ведь, несмотря ни на что, группа МАСТЕР в отличной форме - и материал нового альбома классный, и проделанная работа в кайф. Независимо от того, популярен сейчас хэви или нет... Раньше, работая по 40 концертов в месяц, я такого удовлетворения не получал, как сейчас... К.-Говорят, ваш новый альбом прошел худсовет на «Мелодии», и обложку вам соответствующую сделали, качественно строгую. А.Б.—Но тексты печатать на этой качественной обложке отказались. Вообще-то уже четыре месяца, как мы сдали материал, а он еще не прошел ОТК. В лучшем случае ждем появления «узаконенного» альбома летом. К.-«Твою дивизию»,—как говаривал мой папа-летчик.-тут уже и следующий, магнитофонный, должен созреть... Кстати, а как тебе рецензия на «МАСТЕР-II» в «О.К Металл-Хаммере»? А.Б.-Совершенно не отвечает подлинному состоянию вещей. Человек, который писал материал. неточно подобрал слова. Сам он считает, что наш альбом—именно тот. который может стать лучшим альбомом года. А насчет «неуверенности в себе»... То, наверное, имелась в виду неуверенность в себе не музыкантов, а тех, кто альбом слушает. Ощущение безысходности во всем окружающем. К.-Не торопись возвращаться к излюбленной теме... Почему в «МХ» альбом назван «Мастер- II», а не «С петлей на шее»? А.Б.—Когда я сдавал материал на «Мелодию», такое название там запретили. С венком—на шее-пожалуйста, с ленточкой-бантиком you are welcome, а с пеньковым галстуком-неувязка. К.-А что мы имеем на сегодняшний день? А.Б.—Одна песня из альбома уже слетела—шугануло почему-то слово «коммунизм»: «Все надежды мои-дым, Снова лозунги нагло врут: Коммунизм—непобедим, Но превыше всего—Труд!». Действительно, какой из коммунизмов может соответствовать такой музыке? А новый альбом уже складывается, независимо от судьбы «Петли». К.—Музыка будет такая же сумасшедшая? А.Б.-Разумеется! Менять стиль ради того, чтобы сегодня хорошо кушать, спать, отложив «свое дело» на потом? Нет уж, увольте. «Потом» уже никогда не наступит. Тем более здесь—в стране вечного дефицита всего. Дай бог нам стать хотя бы развитой, цивилизованной страной, где за культуру будет болеть не один академик Лихачев. Мы же находимся за чертой! К.-По моей собственной градации, мы относимся к странам четвертого мира. К странам третьего-всякие-разные развивающиеся... А мы-к маленькому, но собственному, и—к четвертому. Такое ООН даже и не снилось. А.Б.-Причем, в четвертом мире мы одни... От сознаниятого. что живешь в мире чернухи, становится еще тяжелее. Дуракам действительно легче. Моя жена успокаивает меня таким образом: «Радуйся,—говорит,—что ты родился не в Кампучии». Я сижу, пью чай и думаю: «Действительно, здорово, что я не в Кампучии на свет появился!». Это из той же серии, что и: «Главное, чтобы войны не было...». К—Умные вещи говоришь, мастер. А вот представь себе, что ты—президент нашей вечно беременной проблемами страны. И тебе решать вопрос, скажем, об отделении строптивых республик. А.Б.-He президент я, а делитант. Причем махровый. Но по вопросу о выходе известных всем республик имею свою точку зрения . Во-первых ,проводится настоящий референдум, а не решение вопроса по принципу «Мы тут посоветовались с народом...». Кто советовался? С каким народом? А мой Центр решает вопрос о компенсации тех затрат, которые пошли на развитие республики. Строительство различных объектов, предприятий, на ввоз сырья и т.д. Возмещение может быть единоразовым, хотя такое вряд ли возможно, или же частями, в течение определенного срока, лет 20-30, а не двух недель. Разумные договорные условия Самое главное-решение Центра отпустить Прибалтику... Кто хочет-остается. К.-А кто хочет—уезжает, или «отъезжает», как поет группа ЭВМ. А.Б.—Я бы дал возможность всем поездить, посмотреть. Но откуда, скажем, у простых людей такие деньги, чтобы спокойно поехать за границу на месяц, на два... А может быть, именно там, потусовавшись в каменных джунглях, человек поймет, что нужно строить именно это общество, которое мы никак не построим, и только его! Ощущение, даже временное, свободы дает человеку право выбора. И со средствами массовой информации я бы обязательно разобрался. Терпеть не могу наше телевидение—кривое зеркало перестройки. Один человек с ТВ мне сказал:«Я 20лет здесь проработал и хочу проработать без головной боли еще столько же, а на режим мне плевать!» У журналистов и прочей пишущей братии должна быть своя точка зрения на происходящее, и они, по идее, должны ее не бояться высказывать. Чаще всего они ее навязывают, проводя опросы, держат пиковый козырь в рукаве и с его помощью любят загонять в тупик. Честный человек на любой провокационный вопрос ответит честно и поимеет все шансы угодить в крамольники или не отвечает вообще. Я бы, например, стал бы отвечать вопросом на вопрос, чтобы из меня не делали идиота. К.—Типа «А Вы?» А.Б.—Да. Как правило, корреспонденты не могут толково ответить на вопрос, который сами задают. Или поворачивают дело так, чтобы в ответе прозвучала фраза, которой потом можно было бы недурно спекулировать... И идет на ТВ круговая порука. Круговая подсидка. Что касается культуры—музыки в частности—освещение проблем такое, как это выгодно аппарату. Дело не втом.чтоони показывают попсу, запрещают металл, разрешают металл... Сейчас они просто упорно одурманивают молодежь, делают ее тупой. Не будем говорить о рок- музыке... К.—Ну хоть немного! В такой пронзительно минорный день... Когда все сетуют на пустые магазины, мордобои, тупиковые дебаты, самое время сказать, какая у Большакова была бы сольная пластинка. А.Б.—Если бы она была, то там вообще не звучало бы никакой гитарной музыки. Скорее всего-набор окружающих меня звуков. Дома я слушаю либо дьявольски шумную музыку, либо что-нибудь типа Брайана Ино, его музыку к фильмам, фоновую музыку—пароходные и паровозные гудки, кваканье, шум дождя. С этим у меня связаны воспоминания о первой любви: ночь, вдали на станции хрипит страдающий бессонницей паровоз... Ну, не паровоз, поезд... Это как запах духов, аромат цветов. Моя жена, услышав такую музыку, сразу уходит из комнаты. А я растворяюсь в таком звучании, снимаю напряжение, накапливаю энергию. В одно и то же время ты как бы находишься в состоянии покоя и в непрерывном движении. Интересно за собой, заглядывать во внутрь, видеть, как все меняется... За окном зазвучала музыка сольного альбома маэстро Большакова: забавно подвывали троллейбусы, готовясь затормозить, постреливали выхлопные трубы, лаял довольный жизнью абрикосовый пудель, милиционеры окриками отгоняли любопытных от ограждения, за которым вот уже который час траурно медленно ползло молчаливое не то большинство, не то меньшинство, чтобы проститься с Человеком, ставшим для нас святым. ... Несколько дней спустя, говоря о фильмах Тарковского, Большаков вдруг спросил: —А ты обратила внимание, что у Андрея в «Ностальгии» одна прадь волос высветлена, как и у Сталкера. Может быть, так Тарковский отмечал среди прочих самого себя? —Меченый,—сказала я и спохватилась,—слишком уж не вязалось блатное по звучанию слово с обликом режиссера. —Меченый,—медленно повторил Большаков, и прошло несколько секунд, прежде чем возникшая пауза распалась на ушедшее лето и изуродованную озоновой дырой зиму... Запись М.Лушкиной-Линн. *Речь шла о I Съезде народных депутатов. На II Съезде, как известно, были названы имена людей, принимавший решение о вводе советских войск в Афганистан. Все они, увы. уже давно отошли в мир иной, а с мертвых много не спросишь...


Обсуждение