Шурка говорит:
— У меня осень…
Осень однажды пробралась в дом и надолго там загостила.
Сухими листьями на стенах
перевисела зиму, весну,
а теперь зарится и на лето.
— А там, смотри — солнце!
Стало быть, солнце осеннее…
КОРР.: Давай отвлечемся от того, что мы знакомы, от того, что мы вместе… Ты сама знаешь, сейчас очень многие от АЛИСЫ отходят, откалываются. Мол, повзрослели, поумнели, надоело фигней маяться. Так вот, как ты относишься к таким людям?
Ш: Ну как… Люди, наверное, не врубились. Может быть — не хватило сил. Скорее всего — не до конца все поняли. Перерубаются на СЕХ PICT там, еще куда-то, а на самом деле просто уходят от наших русских истоков в те. Я ничего не хочу сказать плохого про те команды, они классные. Я их тоже постоянно слушаю. Но вот веры в них я не вижу. Блин, родились-то тут! И ничего здесь не поделаешь, не отвяжешься!
КОРР.: А вот ты ездишь за АЛИСОЙ — там, в Новгород, в Москву, еще куда..’. Что заставляет?
Ш.: Это вообще не понятно — что заставляет. Просто такая сила туда тянет! И нельзя сказать, что нехватка, но… тянет что-то необъяснимое.
КОРР.: А в связи с этим — нет желания забраться в гримерку, в гостиницу? Постоянно видеть?
Ш.: На самом деле вот этого — нет. Это разные вещи. Мне моего хватает.
КОРР.: А позвонить Косте посреди ночи? Сказать «мы вместе»?
Ш.: Не могу я этого сделать. Потому что слабо представляю, о чем мне с ним говорить.
КОРР.: Фаны вообще должны чувствовать какую-то меру? Например, хотя бы в этом?
Ш.: А это уж… Их дело. Их ведь не остановишь. Уже не остановишь. Бог им судья, как говорится.
КОРР.: И все же?
Ш.: Как-нибудь… Я не знаю. Может, им надо просто подумать, что Костя тоже человек. Равно как и они. Я понимаю, трудно это людям объяснить, но хотелось бы, чтоб не доставали… Надо духовно общаться. Тогда по-другому просто не нужно. У меня даже таких мыслей не возникает.
КОРР.: Кто. кроме Константина, близок тебе по духу?
Ш.: Многие! Димка Ревякин, конечно. Юрка Шевчук. Сашка Башлачев. Хлебников с Моррисоном — это отдельный совсем разговор. Они… такие…
КОРР.: Могла бы ты себя ограничить только АЛИСОЙ?
Ш.: Нет, наверное.
КОРР.:Ну, а как ты относишься к людям, которые кроме АЛИСЫ вообще ничего не желают знать и не воспринимают?
Ш.: Это, в общем, та самая шпана, которая…
КОРР.: Сотрет нас с лица земли?
Ш.: Да. Это те люди, про которых — «те, что нас любят ВСЕ смотрят нам вслед». Если человек только этим питается — это, может быть, и ничего… Но я слабо верю, что… Скорее, в них больше ничего нету. Такое ощущение, что они воспринимают… может, энергию, но подсознательно, не отдавая себе отчета, что она из себя представляет. И потом, отношение такое…
КОРР.: Потребительское?
Ш.: Да! Да! Вот мы его, мол, любим — ништяк. что мы его любим! А вот что-то ему давать — ни фига! Не звоня по телефону, говоря: Костя, так классно, так классно…
КОРР.: Чисто через небо.
Ш.: Да. Потому что через небо, Солнце и так далее мы все, в общем-то, и близки.
Корр.: Представь себе трезубец Перуна: вода, ветер, огонь. Твоя стихия?
Ш.: Перекресток их. Ближе всего огонь. Иногда его чувствуешь в себе и это радует. На самом деле к каждой стихии — свое отношение. Но самое сильное — это огонь. Ветер, воздух и небо — они для меня разные вещи. Ветер — это воля. Небо… Вот дождь — это общение неба с землею. Земля — Землю забыли! — она к себе тянет… А чувствую себя во всем — перекресток. Единство.
КОРР.: Религия?
Ш.: Любовь. Наша религия — я врубилась — это только Любовь.
КОРР.: А язычество?
Ш.: Язычество… А язычество — это танец. Вот мы и пляшем все в нем.
КОРР.: «Пляши в огне»?
Ш.: Да. «Горишь огнем, огонь поможет себя во все отдать*…
КОРР.: Это откуда?
Ш.: Это у меня. То есть бесконечность надо в себе самом почувствовать. «Себя во все отдать» — значит увидеть себя в каждой точке пространства.
КОРР.: «Нить в куски порвать и увидеть себя в одном»?
Ш.: Да, то же самое совершенно. Вот это единство я и пытаюсь постигать. Я еще на этой ступени.
КОРР.: И последний вопрос. Светлое имя?
Ш.: Костька.
Cat Ниоткуда