Да здравствует НАШ ТЕАТР, САМЫЙ МАЛЕНЬКИЙ, САМЫЙ ЗАБЫТЫЙ, САМЫЙ… САМЫЙ-САМЫЙ

«И вы, и я — сумасшедшие, что отпираться!…
Но то, что вы рассказываете, бесспорно было в действительности». М. Булгаков, «Мастер и Маргарита».
шим своим пальчиком укажет

«Плата за вход — разум».— замогильным голосом объявил красночерной братии Константин, плавая в мерцающих глубинах телеэкрана. О-хо-хо… Растут цены, растут. Помнится. за «Шабаш» две бутылки водки просил. Глядишь, в следующий раз и душу придется выложить. Но — шутки в сторону. Мы пришли на твой зов. В темном небе восходят наши одинокие луны. Сегодня ты поешь для нас.

Да, вшивые — о бане, лысый — о вшах, а алисоман — о недавних концертах. О чем же еще грезить сумасшедшему, как не о сумасшедшем доме? Но концерт — это ведь только начало. Там, так сказать, только извлекают разум, а после — расходись на все четыре стороны с полегчавшей черепушкой, пугай порядочных прохожих безумным блеском взоров. И расходятся, и пугают. Уважаемый читатель! Я предлагаю тебе спрыгнуть по ту сторону баррикад и взглянуть на происходящее глазами СВАЛИВШЕГОСЯ С ЛУНЫ. Все-таки ради него был устроен весь песенный сыр-бор. Давай-ка влезем в старую, хорошо тебе знакомую (или незнакомую?) фанскую шкуру и отправимся по его петляющему следу в сторону.
СУМАСШЕСТВИЯ ПЕРВОГО, ПИТЕРСКОГО

Итак…
…Поезд мой мирно пыхтел, приближаясь ко граду Петра. До — цели оставалось ехать час. Я мирно предавалась мечтам: вот сейчас приеду, пойду на стрелку, а там меня уже ждут друзья с билетами, и мы спокойненько двинем… Бздынь! Поезд размашисто дернулся, и сначала мой лоб, а потом затылок испытали болезненный контакт с его твердыми поверхностями. «Э-э, что-то мы резко тормозим,— подумалось мне.— уж не случилось ли чего-нибудь?» Проводница быстро уничтожила панику: «Маленькая авария. К счастью, никто не пострадал. Но путь впереди закрыт. Объезд займет около пяти часов. Небольшая задержка. ничего страшного». Ничего страшного?! Я взглянула на часы. Значит, сейчас час, а приедем мы в шесть? Да я ведь могу опоздать!!!

Дальше все завертелось с невероятной быстротой. Часы издевательски мчались вперед, поезд издевательски тащился назад, я шептала молитвы пополам с проклятьями, и вот Московский вокзал, лениво разинув пасть, выкинул меня на Невский. Так: билеты, «Юбилейный» — вперед! Я подлетела к ближайшей театральной кассе. «Билеты на АЛИСУ? —церемонно переспросила дама из окошечка.— так их нет. Неделю назад все раскупили. Да и зачем вам билет? Концерт уже начался, в полседьмого начало. Уже пять минут идет». То есть как это идет? А как же я?

И тут заговорила во мне неистребимая фанатская натура. Честно говоря, я считала, что прошли те времена, когда не попасть на концерт А ЛИСЫ было равносильно смертному приговору. Ну опоздала сегодня, так завтра будет сейшн, и послезавтра. и в Москве -еще… «Нет, нет! — вопил фанат внутри,— Мне нужен именно этот концерт. Таких больше не будет, это особенный! Единственный!! Неповторимый!!! Ты должна, обязана туда попасть!» После короткой схватки фанат победил (он всегда побеждает, паршивец), и, празднуя победу, швырнул мое покорное тело к троллейбусной остановке. А троллейбуса-то нету. Замерзающие сограждане злорадно поведали, что нету его уже давно, и не предвидится. Что делать? Ждать? Идти пешком? Это от Московского до «Юбилейного»! «Но ты ведь специально приехала,— ныл фанатский голос.— специально. И ты не можешь ждать. Только представь: там идет концерт, там играет АЛИСА, там поет Константин…» Я закрыла глаза и представила: АЛИСА. Константин… На фоне темного питерского неба «Юбилейный» взорвался, как огромная алая звезда. Горячие, огненные всполохи заплясали в мозгу — песни, рев зала, жуткая пред-концертная дрожь… И вслед за этой красной звездой ноги сами понеслись сквозь вечерние толпы, по огромным гулким мостам, по ледяному асфальту… Ни один троллейбус так меня и не догнал, а я все-таки не марафонский бегун. Невские фонари превращались в луны и насмешливо водили хоровод перед залитыми потом глазами. Но вот — «Юбилейный». Задыхаясь и спотыкаясь, бреду к кассе:
— На завтра есть билеты?
— Есть.
— А… (робко и безнадежно) на сегодня?
— И на сегодня есть.
Есть! Есть! На сегодня! — хватаю драгоценный клочок бумаги и распихивая бабушек с омоновцами устремляюсь внутрь.

Ах, если б мне тогда остановиться. Если б услышать жалобный вопль покинутого ангела-хранителя. Если б заметить, что вместо денег я выложила на прилавок собственную нормальность и рассталась с ней — уж не навсегда ли?
Но поздно. Вздрогнул вселенский колокол, и то, чему суждено было свершиться — свершилось. Константин Евгеньевич. Константин Евгеньевич. Что вы наделали, мой генерал! Ведь под вашим командованием отныне — Армия Сумасшедших. беспрецедентный в истории случай.

Да, мы сумасшедшие: невыспав-шиеся, полуголодные, замерзшие, шляющиеся по незнакомым городам, тратящие последние деньги на какие-то пластинки-плакаты, прогуливающие учебу, забывающие бизнес, выбирающие из всех мест — подвалы. парадняки, общаги, кухни, орущие хриплыми голосами смутные песни, пьянеющие от возгласа «все это рок-н-ролл!»… «Кто виноват? — тигриный рык родителей по растревоженным домам.— Кто. кто, кто увел, испортил, испоганил наших драгоценных чад? Кто свернул им головы набок?» Эх, граждане’ хорошие. Давайте-ка обратимся к древней народной мудрости, говорят эта старушенция весьма пронырлива и знает ответы на все вопросы. Иссохшим своим пальчиком укажет она некоего Длинноволосого Музыканта, с волшебной флейтой в руках. Да, да. тот самый, за которым безоглядно следуют и крысы, и дети. Только крысы тонут в волнах озера Анархии и Романтики, либо выгребают на благополучные твердые берега. А вот дети… Дети исчезают вдали, так и не превратившись в солидных дядей и теть, уплывают все дальше и дальше. гуляют то по воде, то по крышам. И, глядишь, обнаруживаются где-нибудь на Луне, сидят себе, мечтательно глядя ввысь, в сотый раз перечитывая похождения наглого котяры Бегемота.

Так ли уж важно кому принадлежит эта дудочка? Через все века-времена передавали ее друг другу поэты, музыканты, художники, бродяги и авантюристы. И во все века-времена зачаровывала она детей, уводила их в омут — с головой, с руками, с ногами. В омут, где водятся черти (а стало быть и ангелы). Через все века-времена будила ее музыка спящего Демона Беспокойства. Сдается мне, нынче завладел волшебной дудочкой рок. И запела, заманила она кинчевским голосом: «ночные странники, братья собак, поднимаются вверх, им подали знак, их ждут».

Это у меня такое первое лирическое отступление, касаемо рока. Вспомним популярный вопрос: в чем отличие рока от попсы? Некоторые фаны бьют себя кулаками в грудь, утверждая: «Я ненавижу попсу!» Помилуйте, господа. Что там ненавидеть-то? Это всё равно, что утверждать: «я ненавижу обои». Всю жизнь человечество создавало картинки наравне с картинами, стишки наравне со стихами, песенки наравне с песнями. Чего ради злиться?

Константин Евгеньевич песенками, слава Богу, никогда не увлекался. Именно поэтому люди, которым надоело созерцать песенные обои, тянутся под сень его могучих крыл (один людь — это я). Но мы отвлеклись. Вернемся к нашим баранам. пардон, пардон, к фанатам, ну. то есть — к моим лунным приключениям.

…«Мне нужен воздух,— мощно дохнуло на меня со сцены,— воздух!» Да,—слабо всхлипывала я,— именно воздух мне и нужен. Минут десять легкие лихорадочно втягивали необходимый продукт. И лишь отдышавшись, я устремила взгляд на сцену, поверх фанских голов. Какой же русский не любит быстрой езды! Какой же алисоман не любит питерских концертов! В Питере всегда все получается замечательно, очаровательно, восхитительно.

Властной рукой переменив программу. Константин выкинул канонизированное «Мое поколение» и «Мы вместе», и рассыпал замысловатый горох старых и новых шедевров. Чего стоит его таинственное начало в фиолетовом печальном луче, под белыми гигантскими хлопьями. Чего стоит его черный плащ, одним движением превращенный в хищный коршунский силуэт. Помните его ехидный голосок: «Те. кого взяла под крыло черная рок-н-ролл мама, потеряли разум и стали дурачками, или дурнями, или дураками. Вот песня про одного из них. Дурак». Очень и очень неплохой «Дурак» получился.

К третьему концерту аппаратуру явно хватил удар, она откинула копыта и отказалась работать. А возможно, это дух Виктора Цоя слетел послушать «Транквилизатора» в Кинчевском исполнении. Короче, удался Питер, удался. Группа брюнетов (Шатл — брюнет только снизу, то есть с бороды) поработала на славу.

Но я уже писала выше — концерт это только начало. Уставшие рок-звезды немного отошли от принципа «рок-н-ролл — это образ жизни». Не думайте, что я упрекаю, ни в коем случае. Всему свое время: у звезд и жены, и дети, и работа серьезная, да и шальная молодость, увы, прошла… То есть перед нами не мальчики, но мужи (или мужья). А никнущий стяг подхватило юное племя фанов и, помахивая им перед звездными носами, объявило, что не просто «рок-н-ролл — это образ жизни», а «все это рок-н-ролл!» — самый такой образ. И зажило свое припеваючи.

Тут следует второе лирическое отступление, касаемо жизни. Жизнь в наше время — штука весьма и весьма дорогая. А фаны — народ бедный, прямо скажем — нищий. Не дружат они с презренным металлом, настолько не дружат, что в карманах у них почти ничего не звякает. А ведь надо и есть, и пить, и курить, и пластинку купить, и билеты еще… Потому и вступает в свои права закон «Все это рок-н-ролл!» Рок-н-ролльная кривая всегда вывезет. И начинаются фанские извращения с ездой по трассе, на собаках, на паровозах, безбилетные хитрости, недели на черном хлебе, виртуозное сооружение самокруток из подобранных бычков… Голь на выдумки мудра, но куда ей до премудрых фанов. (Кстати, Константин Евгеньевич, сообщаю, что честно уплатив за первый концерт, на всё .остальные ходила абсолютно бесплатно. Потому как платить больше было нечем). И твердо зная, что сто друзей куда лучше ста рублей, я отправилась с друзьями на вписку. Ведь если концерт начало, то вписка — это его продолжение.

Как ни велик «Юбилейный», однако зоркий глаз меня не подвел и я обнаружила всех своих старых соратников. Разгоряченной и весьма разношерстной толпой вывалились мы на морозный ветерок. Было нас несколько человек: из Петрозаводска, Волхова, далекого Абакана, двое — из не менее далекого Архангельска и двое местных. Шли. оживленно махая руками, повторяя кинчевские неповторимые жесты и произнося его же непроизносимые фразы. Впереди, по другую сторону памятных мне мостов (ох и неслась по ним!) раскинулся вечереющий Черный Пес. Сукин Сын поблескивал золотыми огнями на фоне густой синевы, и был красив сказочной красотой. Топали мы по этой сказке в маленькую и грязненькую питерскую общагу. А на входе в нее, подобно дракону перед грудой сокровищ, восседал комендант. Выстроив нас за углом, питерцы начали партизанский инструктаж: пока очаровательные девушки завлекают и отвлекают товарища коменданта беседами, нам следовало бесшумно проникнуть внутрь за его широкой спиной. По команде: «Марш!» мы рванули вперед. И в темной комнате (дабы коменданта не привлек свет) началось обычное, за полночь, вспоминание прошедших и предвкушение будущих сейшенов. Мы весело распивали вшестером единственную бутылку водки, закусывали супом, пытались спеть друг другу отрывки Костиных новых песен… Самое интересное — напиться умудрились все. Видимо, если «АКВАРИУМ — лучшее вино», то АЛИСА — лучшая водка. И так было хорошо, потому что впереди еще ожидала Москва, и предстояло еще

СУМАСШЕСТВИЕ ВТОРОЕ — МОСКОВСКОЕ
С точки зрения нормального человека мы явно ненормальные. С точки зрения ненормального человека — тоже ненормальные. Однако с чего вы решили, что это плохо? Или ходить можно только «по уму», по накатанному и утоптанному тракту? А вот мне кажется, что сойдя с ума, можно отыскать собственную стёжку-дорожку и отправиться по ней в дали неведомые. И голова твоя, неразумная, легка, и уносит она тебя, словно воздушный шарик, прямо в небо. «Если видишь в небе люк — не пугайся, это глюк». Надо полагать. что московские астрономы наблюдали в конце февраля тучеобразные стаи крыш, шумно пикирующих на здание «Крыльев Советов». Объяснение сему явлению простое — АЛИСА переместилась в Москву, и общество «армейских лунатиков» переместилось следом.

За сколько часов до начала нужно приходить на концерт, как вы думаете? За час, за два? Мы пришли часиков так за шесть. А куда еще деваться фанам в заснеженной февральской Москве? На Красную площадь, Лысым любоваться? Не-ет, мы лучше заранее, чтобы без спешки, без всяких там стремных опозданий… И вот, скинув свои рюкзачки, посиживаем под внушительными стенами «Крылышек», любуемся на хоккеистов и медленно покрываемся ледяным панцирем. Прибывшая администрация окидывает нас подозрительным взором:
— Ребята, вы чего ждете?
— Концерта ждем.
— Да он же вечером будет!
— Так вот мы и ждем…
«Ненормальные»,— явно читается в чистых административных глазах. «Да, ненормальные, ненормальные,— вяло шевелились в голове отмороженные мысли.— Вы бы лучше дверь открыли пораньше. Все равно, все кому надо пройти — пройдут». И действительно, несмотря на усиленные кордоны, все кому надо, благополучно их миновали. При нас одну девушку провели как Шаталину Андрианну Германовну, по исправленной Андрюшиной проходке. К следующим выступлениям следует ожидать наплыва Марианн Нефёдовых. Патриций Самойловых и Констанций Кинчевых. М-да. Но попав внутрь, мы рванули не в свиту Его Величества (да простится нам этот грех), а в закулисный буфет — отогревать свою, почти загнувшуюся. Фанатскую сущность горячим чаем. И лишь после этого обрели прежнее любопытство.

Эх. Москва, Москва… Не город — глоток веселящего газа. Махнув питерскую соль на московский сахар АЛИСА закатила такие домашние. чуток халявные, чуток расхлябанные «подмосковные вечера». Может быть, оттого, что у нас в головах давно все сдвинулось до предела, и двигать дальше было нечего и нечем (разум — это вам не табуретка, которую можно попинывать из угла в угол), все происходящее воспринималось под знаком всенародного, всеобъемлющего бардака.

Для увеселения фанов в партере был поставлен гибрид соко-выжимателя с мясорубкой. Это я о барьере говорю. Вот, кстати, проблема чисто фанская. Если вы имеете пагубную привычку торчать в первых рядах, то поневоле начинаете интересоваться тем, к чему вас плотно прижимают ревущие за спиной орды сотоварищей. Уж насколько я не люблю глухой забор «Юбилейного», по которому тебя медленно размазывают, как масло по бутерброду. Но его московский «коллега»… По дурости забравшись вперед, я чувствовала, как части моего тела пролезают сквозь легкомысленную сеточку и. под напором сзади, устремляются к сцене. Минут двадцать отчаянной борьбы за сохранность организма ни к чему не привели — долго еще чувствовала я себя сетчатым жирафом, поделенным на мелкие клеточки и квадратики.

А между тем Константин раздваивался и растраивался, повторяя все питерские штучки и добавляя новые, так что по временам казалось — на сцене пляшет стадо бешенных козерогов. Пару раз он даже покинул свой постаментик, вызвав бурное волнение в народных рядах. Фаны отчаянно тянули шеи и руки, надеясь оторвать кусочек от недосягаемой своей святыни, но Константин скромно держался на безопасном расстоянии. Маленько угомонившись, он торжественно и нежно, словно икону, вынес народу на обозрение бутылку пива «Жги-гу-ляй». Бутылку мы обозрели и отправились на поиски пива, украшенного кривой мордой самого Доктора. Сей священный напиток хранился в отдельной комнатке, откуда его, как запасливый хомяк из норы, выносил Вячеслав Батогов. Хлебнув «Жги-гуляя», полыхнувшего внутри безумным огнем, мы пошли коротать долгую московскую ночку.

Да будет благославен маленький городок Солнечногорск, под боком у лохматой спящей Москвы. Да будет благославенна в нем маленькая неспящая квартира. Да будет благославен ее хозяин, запустивший к себе в дом «алисовскйх головорезов» в количестве девяти человек. Длинной вереницей тянулись мы на вписку. И почти у подъезда увидели россыпь… чего бы вы думали? — картошки! Раскидистой кучей лежала она под ногами, поблескивая в голубоватом лунном свете. Мы молча глядели на непонятно-откуда-взявшееся чудо. «Да это же… лунная картошка! Это же наш ужин!» — первым сообразил хозяин, как видите, закон «все это рок-н-ролл» сработал весьма эффектно. Мы побросали картошку в мешок и вскоре уже чистили ее на крохотной кухне.

Если послушать разговоры тусовки. вернувшейся с концерта… Нет, нет, нет, лучше не надо, особенно тем, с чьего концерта тусовка вернулась. Уважаемые рок-звезды! Проходя мимо болтающих фанов, затыкайте уши — не то рискуете уловить не только искренние восторги, но и кощунственный, чудовищный стеб. Стебать все подряд, а больше всего — тех. кого любишь,— такой, примерно, у фанов девиз.

Итак, работая ножами, мы рассуждали, что лунная картошка прекрасно вписалась бы в концерт… ага, когда Костя поднимет ручку и грустно посмотрит вверх,’ а вместо снега на него — картошка… или партер, в знак приветствия, будет швырять корнеплоды в своих любимцев… или АЛИСА будет петь по пояс в картофельной шелухе. А картошка, между прочим, может падать сверху прямо в мешках, это бы очень оживило программу. И вообще, почему только картошка? Если бы сверху падали яйца — тоже было бы неплохо… представляете, он все поет и поет, а они все падают и падают (тут раздался дружный жестокий смех, потому как все представили Константина’, плавающего в яичнице). А… (взгляд упирается в скамейку, на которой стоит ведро)… например, еще лунные скамейки… они тоже могут падать… или вся АЛИСА стоит на скамейках, а Костя прыжками перелетает с одной на другую… или весь партер машет своими’скаме-ечками… или гитары в виде скамеечек… или: стоит Костя, на плече у него скамейка, а на скамейке — котенок. Далее была очередь гтунных кастрюль, и уже представилась нам АЛИСА с кастрюлями на светлых башках*, но тут поспел ужин. Безобразия лунного воображения прекратились, и в заключение было решено, что концерт был хороший, и завтра еще будет, и вообще. АЛИСА — это круто.
Тут вроде бы и конец. Но фанскую шкуру не снимешь дома, не повесишь на гвоздик — она крепко прирастает к телу. Да и Доктор работает надежно — раз глотнувшие его песенного отвара остаются «теми, кто свалился с луны» надолго. И даже очень надолго. И даже очень-очень надолго.
Помнится, в конце марта стояли мы на невысоком Петрозаводском холме, запрокинув головы в небо, и орали изо всех сил: «Эй. в Москве! Спасибо, что ты есть! Спасибо тебе!» Надеюсь, он нас слышал.
ВолкА.
г. Петрозаводск.
март — апрель 1993.
*Если перефразировать В. С. Высоцкого — «мы над ними издевались — ну, сумасшедшие, что возьмешь…»


Обсуждение