Когда в начале 70-х Дэвид Боуи вышел с городских окраин на авансцену в бандаже, напоминавшем рыболовную сеть, и с оранжевыми тенями на веках, под его влиянием целое поколение захотело стать другим. В течение десяти последующих лет его бросало из глэм-рока в фанк, из хэви-метал в европоп. Сегодня, однако, он делает то, к чему в конечном итоге приходят все поп-звезды, — отправляется на гастроли, чтобы еще раз исполнить свои старые песни. О герое, который стал человеком, рассказывает Эдам СУИТИНГ.
Дэвид Боуи всегда казался больше, чем он есть на самом деле. «Мне кажется, что я никогда больше не буду столь радикально тревожить публику, вскрывая менее исследованные грани человеческой деятельности», — сказал он в 1983 году с неуклюжим многословием человека, говорящего респектабельной газете («Геральд трибюн») то, что, по его мнению, хотят услышать ее читатели. Боуи стремился добиться серьезного отношения к себе со стороны взрослой аудитории.
В гигантском турне Боуи «Саунд энд Вижн», которым он бросает ностальгический взгляд на свои старые хиты, трудно не почувствовать печали по его лучшим годам, ушедшим вместе с семидесятыми. Случайно или умышленно, он претерпел целый ряд музыкальных и личных перемен, беспрецедентных по своему влиянию на рок-музыку. В 1972 году он сказал Майклу Уоттсу из «Мелоди Мейтеер», что он гомосексуалист, заявление, сыгравшее важную роль в его карьере. Спустя десять лет Уоттс написал: «Все это время я никогда не был до конца уверен, было это неожиданным откровением или мной ловко манипулировали» — формула, применимая к большинству стадий карьеры Боуи. Он предпочитал не стоять на месте и позволять людям понимать его в меру своих возможностей.
В течение десяти лет имитаторы наступали ему на пятки, нередко вызывая комический эффект, а сам Боуи порхал от кэмлово го глэм-рока Зигги Стардаста к соулу, фанку и тевтонской отчужденности в тени Берлинской стены. Без него у’ нас не было бы БАУХАУС и новых романтиков, ДЖАПАН, МОТТ ЗЕ ХУПЛ, Гэри Ньюмена, может быть, даже ЭКОУ ЭНД ЗЕ БАННИМЕН Недостаток питания и она и избыток кокаина довели его почти до полного сумасшествия, но его психологическое саморазрушение доставило нам много сильных ощущений.
Помимо воего прочего, Боуи привнес в рок иронию, ощущение, что даже когда он полностью входил в образ и доводил себя до предела, в этом было что-то эфемерное и иллюзорное. Подобное отношение немногие осознавали до конца.
Расколотая и изменчивая личность Боуи была порождена разрухой послевоенной Британии. Пострадавшая от Гитлера страна ждала от Америки вливания ресурсов, культурных и финансовых. Боуи (урожденный Дэвид Джонс, 8 января 1947 г., Брикотон), который изменил свое имя, чтобы его не путали с Дейви Джонсом из МАНКИЗ, помнит, как мать купила ему пластинку «Блу- беррн Хилл» Фэтса Домино; нравился ему и помпезный блеск Литтл Ричарда. Сначала он хотел стать джазовым саксофонистом и брал уроки у Ронни Росса, редкого британского музыканта, которому удалось достичь успеха в джазе, где доминировали американцы. Первыми группами Боуи были КИНГ БИЗ и МЭПШН БОЙЗ, игравшие американский блюз.
Но не раз отмеченное влияние Энтони Ньюли на эксцентричный номер Боуи 1967 года «Смеющийся гном» предполагало и иные силы и пристрастия. Занятиями пантомимой с Линдзи Кемпом начался период заигрывания с театром, дадаизмом и буддизмом, окутанный дымом гашиша. Его первый успех в топах с песней «Космические странности» (1969) направил его энергию на музыку, а его самого — в железные объятия предприимчивого нового менеджера Тони Дефриза, но с той же вероятностью Боуи мог оказаться в театре или кабаре.
Больше воего в нем поражает готовность сказать приятное, его раздражающая заурядность. Он часто виновато смеется над собственными замечаниями, и невозможно поверить, что его тонкий южнолондонский голос мог так хорошо служить ему на пластинках, хотя, быть может, голос и не относился к достоинствам его актерской карьеры. Он вспоминал период Зигги Стардаста в начале 70-х; он помнил, что был одержим, импульсивен и труден в общении. «Со столь фантастичным человеком трудно ужиться, такой редко нравится, — сказал он, — потому что в его голове лишь одна мысль: «То, чем я занимаюсь, — самое важное в мире». Но когда ты молод и стремишься чего-то дости’А., то становишься таким. Это раздражает или нет, и в итоге тебя ждет либо полный крах, либо к тебе приходит умение жить в большем согласии с собой.
Начинаешь понимать, что хотя работа — всегда главное, все же она вторична по отношению к наслаждению жизнью, наблюдению за жизнью, согласию с ней Не стоит жертвовать этим в угоду желанию сделать что-то новаторское, замечательное и прочим «грандиозным идеям».
После того, как на Боуи годами смотрели в ожидании подсказки, каким путем пойдет дальше поп-музыка, особенно обескураживает, что именно он простодушно и прямолинейно эксплуатирует свои прошлые заслуги в турне «Саунд энд Вижн». Когда в 1989 году ХУ начали свое ностальгическое турне, никто не лелеял особых ожиданий, поскольку они стали отходить в историю еще в конце 70-х. Клэнтон и Маккартни, какими бы ни были их достижения в прошлом, никогда не обладали даром Боуи преобразовывать свое окружение и выходить за рамки повседневности. Но его концерты «Саунд энд Вижн» знаменуют прощание со всем этим и будут включать только старые песни, специально заказанные поклонниками по телефону.
Боуи утверждает, что акция «Саунд энд Вижн» — всего лишь интерлюдия, после чего он вернется к работе со своей хэви-металлической группой ТИН МЭПШН, но это напоминает Бьёрна Борга, играющего в теннис с разными американскими знаменитостями, или Марлона Брандо, рекламирующего кошачьи консервы. С этого момента становится ясно, что их акции упали.
Кевин Армстронг, который собрал энергичную группу, сопровождавшую Боуи на концерте «Лайв Эйд», и участвовал в первом альбоме ТИН МЭШИН и турне 1989 года, поделился своими тонкими наблюдениями. «Я не думаю, что он такой, макиа- вельянец или такой уж расчетливый, как думают люди. Они думают, что он очень хитрый манипулятор, но я не считаю, что это так. По-моему, он больше полагается на инстинкты.
Мне кажется, долгое время все, что бы он ни делал, приносило ему деньги, а сейчас ситуация несколько изменилась: он становится старше и более отстраненным от культуры, которую он некоторым образом представляет. Этим он мне нравится больше, потому что он не является пресловутым «большим манипулятором». В нем есть какой-то мальчишеский энтузиазм и он просто ему следует.
Если ему что-то не удается, он поднимается и делает что-то другое. Но из-за того, что он — Дэвид Боуи и ему уже столько всего удавалось, люди ставят ему в вину неудачи, а это, по-моему, немного несправедливо».
Очевидно, что для операции «грейтест хите» потребовалась большая работа по планированию. В 1989 году фирма «Райкодиск» выпустила в Америке комплект из нескольких пластинок под названием «Саунд энд Вижн», на которых прослеживалась карьера Боуи, представленная в основном знакомыми песнями из его основных альбомов. В альбом вошло очень мал» редкостей и неизданного материала, среди которых особого внимания заслуживает душераздираюхцаая версия спрингстиновской «It’s Harj То Be A Saint In The City», записанная в 1975 году с группой, игравшей на альбоме «Station То Station». Боуи вспоминает, что, услышав ее, Опрингстин «не выразил большого энтузиазма». Кроме того, «И-Эм-Ай» намерена переиздать старые пластинки Боуи.
«У меня есть собственная теория, почему он этим занимается, — говорит Армстронг.
— Возможно, это связано с его менеджерским агентством «Айзолар». Мне кажется, у них сейчас больше влияния на то, что он делает, чем можно было бы предположить: у него в Нью-Йорке очень сильные бизнесмены, и они зарабатывают ему деньги.
Я думаю, они ему предлагают определенные вещи, а поскольку их прошлые предложения приносили ему деньги, он следует рекомендациям. Это первые крупные бизнесмены за всю его карьеру, которым он доверяет. Это турне — что-то вроде плана ухода в отставку, и потом он
снова может идти на эксперимент».
Боуи считает себя вправе эксплуатировать собственный труд, хотя он избегает таких грубых формулировок. «Наживаюсь на своих песнях» Это же абсурд, — отразил он скептический вопрос на лондонской пресс-конференции, предварявшей новое турне. — Это 25 лет моей жизни!»
Но этот «Бест-оф-Боуи « звучит диссонаноом, потому что является антитезой всему, что за ним стояло всегда. Никто не понял столь хорошо непостоянства поп-успеха и никто столь эффективно не использовал этого в собственных целях. Его карьера воегда строилась на основе презентации его новейшего лирического героя или стиля, будь то апокалипсические кошачьи вопли «Алмазных псов», суррогатный соул «Молодых американцев » или квазифашист- ская эра Худощавого Белого Герцога.
В большей или меньшей степени вся сущность Дэвида Боуи заключалась в том, что при каждом следующем взгляде на него он оказывался абсолютно непохожим на прежнего. Его ответом на любую проблему было измениться и двигаться дальше.
«Раньше меня привлекало то обстоятельство, что он — как сейчас говорят — каждый раз изобретал себя заново, — говорит Джон Пил, который до сих пор хранит письмо, присланное Боуи в конце 60-х, с просьбой оказать финансовую помощь его творческой лаборатории «Бекенем Артс Лэб». Кроме того, Пил может вспомнить о встрече с Боуи, когда тот объявлялся в афише мимом и выступал перед ТИРАННОЗАУРУС РЕКС Марка Волана. — Мне нравилась идея, что он всегда дезориентировал людей. Мне всегда кажется, что именно такие артисты потом делали наиболее ценный вклад в поп- музыку».
Способность Боуи переделывать сьоя так часто и так полно свидетельствовала о его актерской и концептуальной силе и помогла отвлечь внимание от его музыкальных недостатков. Часто говорилось, что для хорошей работы Боуи нуждается в аильных музыкантах: гитарист Мик Рои сон уоилтавал Зигги Стардасга, Брайан Ино был глубоко вовлечен в германи- ческие электронные медитации альбомов «Low» и «Heroes», а Тони Висконти регулярно привлекался на помощь «ртутной» звезде в час нужды — это подчеркивает и Кевин Армстронг. «Он полностью ооозкает тот факт, что сам он не музыкант. Он превосходный автор песен и способен сыграть пару аккордов, но ему нравится экспериментировать с окружением, привлекая разных людей с разными сильными идеями. Он выбирает этих людей, потому что хочет, чтобы они сами внесли свой вклад, а не потому, что они способны исполнить его замыслы».
Взгляд на прошлое Боуи обнаруживает множество ловких трюков или, может быть, trompe Poreille». Нередко сильный хит, вроде «Давай потанцуем», или невозмутимое бахвальство «Героев» служит фокусом для собрания менее выдающихся песен или менее значительных идей. Альбом «L ow» фактически целиком состоит из настроения и предчувствия, при абсолютном минимуме инструментальных идей, и текстов настолько недостаточных, что обеспечивают лишь минимальные точки опоры. Спустя двадцать лет большая часть альбома «Зигги Стардаст» звучит старомодно и мелодраматично, его спасают лишь необычный гини-поп после «Стармэя» и оркестрованная истерия в композиции «Пять лет». Трудно понять, почему эта пластинка в свое время имела столь широкий резонанс.
Самые удовлетворительные альбомы Боуи не следуют никакому образцу и предполагают сильное взаимовлияние времени, места и музыкантов. «Pinups», собрание поп-песен и ритм-энд-блюзовых номеров шестидесятых, написанных другими авторами, которое он записал в 1973 году, остается удивительно «слушабельным», хотя с позиций сегодняшнего дня это, возможно, объясняется тем, что один этот альбом говорит о его корнях столько же, сколько все остальной им сделанное.
Боуи ввел в оборот словосочетание «plastic soul» («искусственный соул»), чтобы охарактеризовать альбом «Young Americans» (1975), но сейчас он выделяется как выдержанное в стиле и уверенное собрание песен, в которых Боуи, нисколько при этом не напрягаясь, использовал современные направления соул и диско. Титульная песня представляла собой ироничный взгляд на культуру, свихнувшуюся на танцах, a «Fame», написанная с Джоном Ленноном, завершала альбом на довольно зловещей ноте пристрастного самоанализа.
Вышедший в следующем году « Station То Station» оказался грубым, но впечатляющим сплавам размеренного, как метроном, хард-рока и филадельфийского ооул, влекомого кричащей гитарой Эр- ла С лика. Альбом запечатлел период психологической неуверенности, который также был наглядно реализован в сыгранной им роли заблудившегося и жалкого космического пришельца в фильме Николаса Роуга «Человек, упавший на Землю». В «Station То Station» Боуи извивался в агонии при свете прожекторов, как бабочка на булавке, и странная печаль была в его небрежной версии песни «Ветер дикий», позаимствованной из одноименного кинофильма 1957 года.
«Последним плохим, совершенно нездоровым турне были гастроли под названием «Худошавый Белый Герцог» 1976 года, — вспоминает Боуи. — Оно было самым неудачным, наихудшим из всех. Я совершенно ничего не воспринимал, и это, возможно, было мое самое ужасное время. Потом, в 1977 году, я переехал в Берлин и начал приходить в себя и в следующем году предпринял первую попытку поехать в турне с другим подходом. Я уже гораздо лучше относился к гастролям».
Если оглянуться назад, его альбом 1980 года «Scary Monsters» приобретает новое значение. Он завершил великое десятилетие Боуи, и хотя две песни попали в топы, а «Ashes То Ashes» даже на первое место, альбом также подвел черту под Дэвидом Боуи — новатором и экспериментатором. В тексте «Ashes То Ashes» Боуи с горечью оглядывается На свой первый хит «Космические странности «. «Мы знаем, майор Том — наркоман, — пел он. — Торчит высоко в небе, но вое время падает вниз».
Боуи, словно с размаху, упал на землю и очнулся от глубоких грез. Он начал упрочивать свою карьеру и разрабатывать новые направления. Он сыграл в нескольких театральных постановках, наиболее заметно — в главной роли в «Человек-слон» на Бродвее в 1980 году и имел некоторый успех в киноролях в фильмах «Голод» и «Веселого Рождества, мистер Лоуренс».
Альбом «Let’s Dance» сделал его крупной рок-звездой, до которой он прежде не дотягивал. «До этого альбома я был крупнейшей в Америке Культовой фигурой, — вспоминал Боуи, — у меня был мой большой хит, «Fame» в 1975 году, и в этой позиции я чувствовал себя вполне комфортно. Я думал: «Ну, я уже всего достиг, дальше идти некуда. У меня есть хорошая крепкая аудитория, которая была у меня всегда и, надеюсь, будет, и так я могу работать».
Потом случился взрыв, когда эта песня стала хитом, и несколько месяцев я просто не мог опомниться. Это было как снежный ком, невероятно».
Это подтверждает мнение Джона Пила, что Боуи всегда находился за пределами рок- и noai-мейнстрима и скорее комментировал, чем воплощал его. «Я воспринимаю его как интересную разновидность маргинальной фигуры,
— говорит Пил. — Я знаю, что большинство людей не согласятся с этим, но мне всегда представлялось, что он всегда стоит немного в стороне. Может быть, это связано с тем, что я слышал те самые вещи, написанные под влиянием Энтони Ньюли, с которых он начинал, и думал о нем больше как о поющем актере, чем поп-певце.
В том, что мне всегда нравилось, обязательно присутствует некоторая конфронтация. Мне нравится представлять, как люди включают радио: «Что это еще такое»». Боуи редко заходил на эту территорию.
Даже когда он делал что- либо, воспринимаемое как вполне скандальное, это было рождено скорее мюзик-холльной традицией — даже эти женские платья и тому подобное. Это было столько же театром, сколь и поп- музыкой. Но он — интересная фигура, и приятно чувствовать, что он еще что-то делает. И это в то время, когда хочется, чтобы многие люди, которые еще что-то делают, поскорее все прекратили».
Очищенный от мистики, Бруи представляется просто симпатичным парнем с неплохими актерскими способностями, который способен написать пару песен и прекрасно распоряжается тем, что ему дано, пока ему сопутствует удача. Возможно, памятуя о постоянном подозрении, что его ничто особенно не волнует, в 1989 году он передал общественному центру в Брикстоне 200 тысяч фунтов, хотя примерно в то же время он потратил 30 тысяч на подарки к дню рождения своей невесты Мелиссы Хёрли.
Что касается будущего, то уже записан новый альбом ТИН МЭПШН, потом будут концерты. Несомненно, будут и новые актерские роли. «Я хотел бы больше заниматься комедией, — сказал Боуи в 1987 году. — Я чувствую, что у меня получится. Я сыграл в эпизоде фильма «В ночь» Джона Лэндиса и мне это понравилось, было очень забавно. Пожалуй, я бы хотел, чтобы мне предложили что- нибудь в этом роде, потому что это занятно, мне нравится этим заниматься». Однако более насущным представляется вопрос: прозвучит ли на его концертах «Смеющийся гном»?
Эдам СУИТЙНГ («Гарднэн»).
Перевод С. АФОНИНА и С. ЧЕРНОВА