Це дзип. Детские истории

ДЕЙСТВУЮЩИЕ И НЕДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАЛЬЧИК ЕВГРАФ — одет в кожаный, длиннополый пиджак фасона 70-ых, потертые джинсы немноГо расклЕщенные к-низу, темНо-коричневые ботИнки. на длинноЙ лямке через плечо в районе тазобедренных суставов болтается огромная басгитара без струн. волосы светлые, неопрятной длины, на глазах темные очки в серой оправе (через очки ничего не видно, кРоме[2] яркого света, т.е. СОЛНЦА). немного застенчив, но никогда не краснеет, чаще бледен. говорит не-в-попад и о своем, на-у-гад[3] и о чужом, на-и-зусть — правила латыни.

ГОСПОДИН ВОЕНТОРГ — говорлив, самоуверен, вСе знает, Все видел, все помнит. у военторга есть все и поэтОму[4] он знает все. у военторга есть даже итальйанские пиджаки с карманной пепеЛьницей в кармане, правда Он пряЧет эти пиджаки в пылЬный чулан, но они у него есть. любим неуверенными в себе блондинками и просто обожаем всеми темноволосыми девушками старше его на 2 года.

ГЛЕБПТХФЙПРСТ — для друзей просто глебпт. студент, прилежный ученик, но страшный зануда; может часами докучать своими рассказами о правильном произношении звука /а:/ или /i:/; или может закатить никому не нужную дискуссию о симптомах шизофрении и аутизма у Сичи[5].

ШУЛИШНЯК[6] — на вид лет 57, по паспорту 11. старый маразматик и скряга. из его рта ни разу не вылетело доброго слова. критикует всех и вся. друзей много, но ни один таковым себя не считает и общаются они с ним только если не общаться уже нельзя. под шерстяным свитером носит тельник.

АРТЕМ — маленький, воньйючинький шибздик, когда трезвый. когда напьется — рост 187, вес 89, требует “…шоб спели песню «Бродвей»…”, указательных пальцев становится сразу штук десять.

ИГОРЬ — высокая девушка[7] с нервными телодвижениями и впалой грудной клеткой. губы полные, глаза накрашенные, мечтает считать деньги. (имеет также имена: Татьяна, Елена, Алеся, Иксана)

АРТЕМИДА — любит выпить. особа женского пола.

АЛЛЕ — радист из радио. постоянно крутит музыку и базарит красивым честным голосом. никто никогда его не видел, но слышали все. чаще его называют мистер Алле, но он этого стесняется.

ФЫВА и ЭЖДЛ — пара влюбленных. кто из них самец, а кто самка никому не известно. постоянно вместе и все делают как единое целое и даже на водку сбрасываются за одного.

ХОЛОД

Мальчик Евграф идет по улице в надежде найти трамваюную обстановку, но никак не находит. Подходит к газетному киоску, показывает указательным пальцем на свою бас-гитару и просит продавца (произносится мгновенно):

— Да.е м.е ..и .е.о..и.а .о .о.о.у!

— Что? — продавщица не-в-понятках.

Мальчик Евграф, страшно стесняясь:

-Дай-те-м-не-три-же-тон-чи-ка-по-го-ро-ду.

— На.

— Да-сви-да-ни-йа.

Мальчик Евграф бредет и бредит телефоном. Находит телефон, набирает номер, ждет, бросает жетончик. На том конце[8] Господин Военторг:

— Да?! Это ты, Артемида? Шулишняк, это ты? Где Мальчик Евграф?

— .а ..есь

— Что?!? Ничего не слышу! И вообще, что это я как идиот стою посреди комнаты с трубкой в руках и разговариваю сам с собой?..

— Тебе позвонили и ты снял трубку…

— Ааа! Блин, в натуре! Мн-даа… Ааа! Алле, это ты? Где Мальчик Евраф?

— .а ..есь

— Чиво?

— Й-а-з-десь.

— Мальчик Евграф? Это ты? Где ты был? Мы думали ты повесился… или застрелился! Ты знаешь, Я недавно нашел у себя итальянские пиджаки с пепельницами в кармане…

— I’m sorry Mr Voyentorg but I’ve called you not to…[9]

— Все, все, все. Затыкаюсь и слушаю…

— Пиво, короче, пошли пить.

— П И В О ! Когда? Где? С кем? Пошли скорее! Кто еще будет? У меня денег нет!!! У Глебпта были…

— Заткнись! У меня же бас-гитара!

— Ааа! Бас-гитара… А кто еще идет?

— Все. Стрелка у Тани в пять часов, возьми с собой…

Но тут время кончилось и телефонистка все испортила, затараторив:

— Пи-пи-пи…

Мальчик Евграф двинулся дальше, по улице имени космонавта Леонова к памятнику космонавта Леонова.

(продолжение следует…)

ДЫРКА

Глебпт пришел в читабельный зал раньше всех, когда там были только зевательные библиотекарши и бабка с метлой[10]. Он взял нужные ему одному книги, обернулся и затаил дыхание от восхищения… Перед его глазами предстал пустой, инцефалидно-невинный, нетронутый читабельный зал. Ни один стул еще не был замаран касанием чьей-нибудь жопы, ни один стол еще не испытал тяжести книг… Это было сродни ощущению, когда ты едешь один в абсолютно пустом трамвае, когда вся эта система городского транспорта работает только на тебя, водитель получает зарплату лишь за то, что везет тебя, человек в ДЕПО отсиживает зад ради тебя, бабка с метлой — для тебя, салют на Новый Год — все для тебя… Фу… как замечтался… Система работала только на Глебпта, и ему надо было выбирать место, где сесть. Не долго думая он сел за первый стол, прямо перед зевательной библиотекаршей. Прошло пять часов… Глебпт осмотрелся, читабельный зал был набит битком, жопа от долгого сидения сплющилась и живот требовал пищи. Голова от долгого чтения немного кружилась. Тут он услышал громогласный крик:

— П И В О ? — это был Господин Военторг. Подобные крики Глебпт слышал чуть ли не каждый день и уже давно им не удивлялся. Военторг же удивлялся всему и вся и каждый раз орал какое-нибудь ключевое слово. Вчера он, например, орал “Д Е В К И ?“, позавчера орал “П Р И М О Ч К А ?” и т.д. и т.п… Поэтому Глебпт сразу понял, что надо идти к Тане и желательно с сумкой.

Но не тут-то было! Глебпт уже сложил книжки в стопку, собирался встать, но мельком оглянулся и обомлел… Весь читабельный зал был набит битком студентами всех мастей и национальностей… Глебпта прошиб пот — он же сидел во главе этого огромного, гудящего, осатанелого козьего племени! Шесть столов направо, шесть — налево… Десять столов позади… “как стая,”- подумал Глебпт,- “и я как вожак… палево”. Да действительно положение обязывало, но к чему? Глебпт поднял глаза: в метре перед ним согнулась библиотекарша на стуле. Он еще раз осмотрелся — все правильно — он сидел во главе всех столов. А от места предводителя просто так не отказываются. Надо было что-то делать… и он сделал.

Глебпт широким махом смел со стола книги, вскочил на него и, прохаживаясь по нему туда и сюда, попирая грязными полуботинками поверхность стола, громким голосом загундосил:

— Граждане пассажиры, покупаем билетики, предъявляем документы, проездные… граждане пассажиры, покупаем билетики, предъявляем документы, проездные…

Студенты подняли головы и затихли в восхищении, такого козье племя не видело еще никогда. А Глебпт, окрыленный первым успехом, сделал хмурое лицо и продолжал:

— Граждане пассажиры, покупаем билетики, предъявляем документы, проездные… граждане пассажиры, покупаем билетики, предъявляем документы, проездные… граждане па…

— Молодой человек, немедленно слезьте со стола! Это читальный зал, а не зверинец! — библиотекарша подошла к нему сзади и теребила за штанину.

Глебпт резко повернулся, сильным пинком сшиб настольную лампу, наклонился к старому, скучному, бородавчатому лицу и со всей мочи заорал, глядя прямо ей в глаза:

— STAY AWAY FROM ME, BITCH!!! I’M A HELICOPTER!!!!!![11] — спрыгнул со стола и побежал к выходу через живой коридор, образованный студентами… Вечером того же дня он сжег свой читабельный билет…

ХОЛОД (продолжение)

Мальчик Евграф двинулся дальше, по улице имени космонавта Лимонова[12] к памятнику космонавта Лимонова. Подошел к памятнику, показал указательным пальцем на свою бас-гитару и сказал:

— Cко…о в.е.мя ко..о.авт Лео.ов?

— Что? — привычный для Евграфа вопрос.

— Сколь-ко вре-мя, кос-мо-навт Ле-о-нов?

— Без пяти минут пять часов, Мальчик Евграф! — отрапортовал памятник.

— До..и.ан.я .па.ибо!

— Что?

— До-сви-да-ни-я, спа-си-бо.

— До свидания, пожалуйста, — нахамил ему Леонов.

Но Мальчик Евграф “повел себя как граф” и двинулся в обратную сторону от Леонова, по улице Леонова, на стрелку у Тани… У Тани были все…

— Смотрите! Вон Евграф идет! — закричал Военторг, и все захлопали в ладоши.

— Привет, — честно сказал Мальчик, совсем не стесняясь. Когда он был среди своих друзей, он никогда не заикался, не скоро-говорил и прятал свою бас-гитару за спину.

— Ну и где твое пиво, опять наврал?!? — провякал Шулишняк и, сверкнув желчно-зеленым глазом, замолк.

— Что ты несешь? Он же никогда тебе не врал и всегда делал все обещанное. У тебя паранойя, Шулишняк! Почитай Дейла Корнеги, ты всегда говоришь неприятности, и поэтому никто не хочет с тобой дружить, — занудил Глебпт.

— Заткнись, зануда! В прошлый раз Мальчик Евграф обещал написать рассказ “Телевизор”, и где он?!? — завякал Шулишняк.

— Да он никогда в жизни телевизора не видел, как он мог тебе такое обещать!?! Ты всегда лезешь в бутылку…

— Нет, он обещал, скажи ему, Евграф!

— Ладно, хватит гундосить, не распыляйтесь! Евграф, куда пойдем, на Литовский? — уравновесил всех господин Военторг.

— Да, Господин, идемте на Литовский… Все взяли сумки?- Мальчик Евграф вспомнил, что здесь на него все молиться готовы, и поэтому опять не запинался.

— ДА!!!- ответили ему хором.

— Нет, я забыл…- промямлила Игорь, но его уже никто не услышал, и все двинулись на Литовский вал[13] веселой говорливой толпой, которую возглавлял Господин Военторг, а замыкали Глебпт и Шулишняк, которые продолжали спорить, так как Глебпту хотелось многое сказать, а Шулишняк не мог оставить за ним последнее слово.

Между Господином Военторгом и Глебптом с Шулишняком шел Мальчик Евграф с бас-гитарой за спиной и черными очками на глазах. Его окружали Артем, Игорь, Таня, Артемида и Елена[14]. Иксана несла радио, из которого то и дело высовывался мистер Алле и говорил что-нибудь типа:

— А сейчас мы прослушаем композицию группы “Аквареум” “Мальчик Евграф”!- и все ее прослушивали, но никто не слышал, так как раз Алле сказал прослушаем — значит, прослушаем. Все верили мистеру Алле, даже Шулишняк. Пришли на Литовский вал. Мальчик Евграф показал на свою бас-гитару и сказал:

— Дайте нам столько пива, сколько мы сможем увезти на трамвае.

И им дали. Всем. Кроме Игоря, потому что у нее не было сумки, а в руках нести стыдно… Потом все залезли в студента Глебпта, даже Мальчик Евграф и Шулишняк, а Глебпт залез в трамвай, показал кондуктору проездной, который ему достал[15] Мальчик Евграф, доехал до улицы Национальной, прошелся до переулка имени Ваиля и Гениса, вошел в общежитие № 98, зашел в свою комнату № 35 И ТУТ ВСЕ ИЗ НЕГО ПОЛЕЗЛИ, бряцая бутылками и шумно общаясь. Шулишняк как всегда наследил, и бедному студенту пришлось идти умываться.

Когда Глебпт вернулся, все бутылки уже были открыты, но все они были полны, и только Шулишняк уже успел приложиться. Остальные учтиво дожидались Глебпта. Глебпт пришел — и все началось…

Артем стал расти и наливаться силой, периодически требуя спеть “Бродвей”. Мальчик Евграф начал натягивать струны, толстые как макароны, на свою бас-гитару. Шулишняк подобрел, успокоился (ну, если это можно так назвать) и заткнулся. Девы разделись и разделились: неуверенные блондинки и великовозрастные брюнетки к Военторгу, который достал из кармана итальянского пиджака пепельницу и начал курить, уверенные блондинки и оставшиеся брюнетки к Евграфу, который уже натянул струны и играл “Шизгару”. Остальным досталось по одной: Артему — Артемида, Глебпту — Таня, Шулишняку — Иксана, Игорю — Алеся и так далее (Мистеру Алле — Елена)… Про Фыву и Эждла и говорить нечего — они и так не разъединялись ни на минуту.

ТЕПЛО И СВЕТ

Все говорили очень тихо, но одновременно и в комнате стоял мерный гул, как в рабочем цеху с очень хорошими станками. Мальчик Евграф играл Артему “Бродвей”. Шулишняк мило беседовал с Глебптом, который изредка цитировал Лимонова[16], но очень тихо. Девы наслаждались своими партнерами, и все давно уже перенедопили[17], кроме Шулишняка, который недоперепил и немного на это досадовал, хотя очень тихо. Мистер Алле путешествовал по Америке и всем об этом рассказывал, каждый свой шаг, сопровождая рассказ песнями типа “Rape Me” Nirvana. Фыва и Эждл слились во что-то неприличное, похожее на бабочку, и теперь было совершенно непонятно, кто у них право, а кто лево… Хотя, в принципе это никого не интересовало, каждый занимался своей расцветкой, некоторые делали это вдвоем… Игорь ходила и выпрашивала у всех пиво, хотя пива было завались, и он мог брать не спрашивая — но ему так нравилось — подойти тихонько, подкрасться и тихо шепотом попросить:

— Дай пива…

— На, — отвечали ему тоже шепотом, и он блаженствовала.

Всем было очень хорошо, все блаженствовали, не только Игорь, как В Д Р У Г Глебпт вспомнил[18] что-то, что перекосило его лицо, посмотрел на часы — 19:25, ужаснулся — в 19:30 у него лекция по Античной Литературе, в отчаяньи открыл дверь и… ВСЕХ СДУЛО… Лишь на полу остались лежать скрючившиеся макароны — струны от бас-гитары Евграфа.
Глебпт горько заплакал и поплелся на лекцию. Никогда Античная Литература не казалась ему такой смертоносной.

БЫДЛО ИДЕТ. БЫДЛО ПРИШЛО. БЫДЛО НАСРАЛО

Вернулся Глебпт в комнату № 35 только ночью — сорокапятилетний юноша долго мучил его мифами. Он открыл дверь своей комнаты, а там…

СИДЯТ. ДВА. ЧАВКАЮТ. ПЕРДЯТ. ХАВАЮТ. ХАПАЮТ. ЗЕВАЮТ. БЗДЯТ. РЫГАЮТ. БЛЮЮТ.

…Глебпт быстро закрыл дверь и перевел дыхание.

— Мальчик Евграф! — позвал он.

— Меня тошнит, Глебпт, я к ним не пойду.

— Господин Военторг!- крикнул Глебпт.

— Нет, нет, нет! Я еще не разобрался с итальянскими пиджаками, а там еще пепельницы…

— Артем!

— Я маленький и шибздонутый, я не смогу.

Глебпта корежило от мысли об ЭТИХ двух в комнате, и он очень боялся заходить.

— Глебпт, ты что, не хочешь к ним идти? — прокряхтел Шулишняк.

— Не хочу!

— Боишься?!? — злорадствовал старый хрычъ.

— Боюсь!

— Ну ладно, учись…- хмуро, но торжественно проговорил Шулишняк.

Затем он ударом ноги вышиб дверь и заорал так, что его услышали только в 35-ой комнате, но оглохли от этого крика:

— ВСЕМ ВСТАТЬ, РУКИ ВВЕРХ!!!- одному бах по роже — кровь, упал; другому на между ног — скрючился, хрипит. — СЛУШАЙ МОЮ КОМАНДУ! УМЕРЕТЬ НА СЧЕТ “3”!

Тут Шулишняк стал огромным, заполнил собой всю комнату, стекла на окнах захрустели. И Глебпт, который слышал все, стоя за дверью, уже пожалел, что согласился на уговоры старика.

— РАЗ! — прогромогласил Шулишняк, снимая свитер.

— ДВА! — проголосил он, разрывая на себе тельняжку.

— ТРИ! — и из огромного его сердца, скрытого под старой заплесневелой плотью, вырвался КИРПИЧ[19]. И умерли два быдла, и исчезли бесследно из комнаты № 35.

Вошел Глебпт: на кровати сидел старик Шулишняк и стриг ногти. В раскрытое окно входят Мальчик Евграф, Господин Военторг, Артем, Мистер Алле, Игорь, голые девы и много-много Света[20], который пришел не один. Свет взял с собой Тепло и Пиво.

ТЕПЛО И ПИВО

Потом Свет ушел, увидев, как чья-то рука тянется к выключателю. Остались только Тепло и Пиво. Девы были уже давно раздеты, и поэтому все остальные тоже разделись. Каждый нашел друг друга, правда мифов[21] восстановилась, только Алле пел что-то голосом Кинчева, может, “Слезы Звезд”…

УТРЕННИЙ ПАРАЛИЧ

Утро настало внезапно: Свет замерз без тепла и пришел, не спрашивая разрешения распахнув окно. Вместе со Светом ворвался Холод, который парализовал всех, кроме Алле. Мистер Алле крутил Nirvana “Blew”[22]. Потом проснулся Тепло и Холоду пришлось уйти. В комнате стоял дикий Грохот, Шум, Свет, Пар… Мальчик Евграф, одевшись, истязал свою бас-гитару с несвойственной ему жестокостью, подыгрывая мистеру Алле. Таня уже спозаранку считала деньги Военторга, который расчесывал волосы Артемиды. Артем скукожился до неразличимых размеров и застрял у Глебпта между зубов. Комнату постепенно наполнял пар…

IT SOG[23]

— Пошли в гости! — предложил мистер Алле, и все удивились, что Алле может что-то еще, кроме как петь и базарить.

— Пошли, пошли… Пошли! — закричали все.

— А куда пойдем, мистер Алле? — спросила Игорь.

— Не знаю, спроси у Глебпта…

— Пойдем к Олимпийцу! — не дожидаясь вопросов, приказал Глебпт. — Форма одежды любая, построение на плацу перед общежитием через 6 секунд.

Все выскочили и загрохотали вниз по ступенькам — внешним видом Глебпт внушал желание подчиняться, хотя в душе страшился очень многого, темноты например. Внешне же он был грозен: высокие шнурованные полуботинки, пятнистые военные штаны цвета хаки, красный свитер со знаком супермена на груди, короткая прическа “ежик”, на глазах очки в черной оправе, без стекол.

На плацу было сыро и шел мокрый снег.

Глебпт закрыл комнату и вышел вслед за всеми:

— Сейчас вы будете проходить инструктаж, так как мы идем к Олимпийцу, а это — важное мероприятие! Ясно?

— Так точно! — ухнул отряд в ответ.

— Ч Т О ?!!? — прогремел Глебпт.- КТО МАТЬ ЗОИ КОСМОДЕМЬЯНСКОЙ?!!?[24]

Все немного ошалели от нелепого, но требовательного вопроса. Мозги непривычно напряглись[25] и заполонились глупыми логическими цепочками типа: “…так фамилия ее, значит, тоже космодемьянская, а…” — “…Мария, что ли…” — “…зачем он это спросил — провокация…” Но все их жалкие попытки пресеклись одним внятным и громогласным:

— Я !!! — прогрохотал Глебпт. — А не они! И поэтому на вопрос “ясно?” надо отвечать “ясно!”, а свои идиотские “так точно” на кондитерской фабрике будете практиковать! Ясно?

— Так… Я С Н О ! — у всех как гора с плеч свалилась при мысли, что не надо говорить, кто ее мать…

— Внимание! Мальчик Евграф, пока я не выпью, ты свою очкастую рожу не показывай. Вся мужская часть отряда рассосется по комнате Олимпийца, взяв с собой по голой деве, и не дайте девам одеться, а то нас неправильно поймут. Есть вопросы и вопросики, может, вопросишки, вопросюськи?

— Никак нет. Зануда, — ответил отряд хором.

Глебпт моргнул, и все оказались напротив 613 комнаты студенческого общчежития № 93.

— Вперед!!! — закричал Глебпт и постучал в дверь. Дверь открылась, и за ней оказался страшно неудивленный Олимпиец.

11, 3.6, 40

Потом в комнату 613 пришла куча людей, среди которых затесался и Евграф, и Военторг, и все остальные. Так, что их не заметили.

МИФЫ

— Глебпт, можно мне подискуссировать с Олимпийцем? — спросил Евграф.

— Ладно, подискуссируй, — ответил Глебпт, обольщенный научным словом “подискуссировать”.

— Олимпиец, иди сюда[26]… с бутылкой! — крикнул Мальчик Евграф, пряча бас-гитару за спину и снимая темные очки.

— Че щуришься? — спросил Олимпиец.

— Не привык без темных очек.

— А музыка на ухи не давит? — съязвил Олимпиец.

— Ладно, хватит язвить! Я хотел подискуссировать с тобой о космосе мифов, героях, твоих друзьях-олимпийцах и тыды и тыпы.

— Да че там говорить (наливая себе и Евграфу)! Мифологический человек в наше время измельчал в конец. Если раньше это был человек тире человечество, то теперь гомо… сапиенс какой-то…

— И откуда Солнце, и о Земле, и о Тебе забыл?

— Да!!! Представь себе! Я вчера к Христу ходил, так не пробился! У него дел завались — очередь веков на пять, а у него ПРИХОД на носу… Батя евонный мутит че-то…

— Ну, а тебе что, уже ничего не жгут? Ни коров, ни овец?

— Какие там овцы?!? Я уже неделю ничего не ел! Гневаться нечем! Овец! Скажешь тоже…

— А космос?..

— Да, космос! Чуть не забыл! Разливай (Евграф наливает Олимпийцу и себе). За КОСМОС!- оба выпивают.

— А герои, подвиги?

— Хрен тебе!!! Ни фига нету! Я ж один остался, как Зевса похоронил, все! Нема никого. Латынь забыл, представляешь?

— Ну, мы же сейчас по-латыни…

— Так это я с тобой по-латыни, а со своими я совсем не по-латыни…

— А на каком, на древнегреческом, что ли?

— Да хрен его знает! Но не по-латыни, это точно (наливает себе и Евграфу). За латынь наших предков… Ой, за язык наших латинцев! Ой, блин, че за херня? Бухаем, короче, за…- и, не договорив, выпивает.[27]

— Слушай, Олимпиец, может, погуляем у созвездий?

— Да чего ты там не видел? В прошлый раз гуляли, ни хера с тех пор не изменилось! Меня от Звезд уже тошнит, как гинеколога от… ну, сам знаешь чего, ну, у Венеры ЭТО еще было… ну…

— Да понял я, чего ты это так закраснелся? Скушно, наверное, без богинь?

— Ой, скушно, брат, да не то, что скушно, палево без них-то. ПАЛЕВО!

— А новых нет?

— Нет! Какой там, с Возрождения — один. Может, сочинишь какую-нибудь религию с богинями… для меня?

— Не могу, меня Глебпт людям не показывает. А чтобы богини у тебя там появились, надо, чтоб 1/10 населения Земли в это поверила. Я ее придумаю, а верить в нее никто не будет.

— Ну ладно, не напрягайся, сам что-нибудь придумаю. А что, Глебпт тебя не показывает никому?

— Да не хочет, чтоб его из-за меня в больницу для принудительного лечения поместили.

— Трус!!! Трус твой Глебпт! И ты трус! Чего ты его слушаешь? Лезь наружу — и все, у тебя же бас-гитара.

— Бас-гитара — это да, но один я не хочу, а остальным лучше с Глебптом. Поэтому и я с ним.[28]

И тут со двора раздался истеричный женский крик:

— А-а-а-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-а-а! — это Шулишняк бросился под трамвай.

Пока все болтали, выпивали, целовались и !@#$%^, Шулишняк, неудовлетворенный компанией, прочитал “Аню Коренина” и, решив, что его никто не любит и что он никому не нужен (что и было правдой на самом деле), бросился под первый попавшийся поезд, коим оказался трамвай…

— Ой, — сказала Артемида, — Шулишняк умер…

— Кремируйте его — я есть хочу, — попросил Олимпиец.

Шулишняка кремировали, а тело похоронили на полянке, недалеко от 613 комнаты. И… спустившись с ОБЩЕГО ЖИТИЯ на почву, попрощался с Олимпийцем.

— Заходите еще! — ответил сытый Олимпиец и захлопнул форточку облака.

ЭДАКАЯ ГРУСТЬ

(Далее следует стандартное для таких случаев описание поминальной кири в честь помершего.)

ДОРОГОЙ ДРУГ

На следующий, будунющий день Стук в дверь.

— (Тук-тук-тук.)

— Кто там?

— Дорогой Друг!

— З А Х О Д И ! — радостно и хором закричали все.

Дорогого Друга было пять человек: лысый, белый, гордый и двое военных.

— Ты откуда? — все, радостно, хором.

— Лучше спроси “куда”[29]?

— Куда?!?

— К тебе!!! Ты че, не выспался? Подъем! Где подарки и знойные девушки? — задорно прокричал Дорогой Друг. Всегда, когда появлялся, он требовал к себе пристального внимания и участия в его нелегкой судьбе.

— Вот подарки, вот знойные девушки, вот еда, вот водка, только что из морозилки! — отрапортовал Глебпт. Он знал повадки Дорогого Друга, и поэтому “всегда был готов”, как пионэр, что означает “первый”!

— Ну, вот теперь ЗДРАВСТВУЙ!- сказал Дорогой Друг, убедившись, что его ждут, хотя его не ждали.

— ЗДРАВСТВУЙ! — радость просто распирала и Глебпта, и М. Евграфа, и г-на Военторга, и Артема с Артемидой, и Игоря с м-ром Алле, и Фыву с Эждлом, и всех, всех, всех.[30] Кроме Шулишняка, но он УМЕР.

ДРУГ

После радостных приветствий Дорогой Друг спустился до просто друга. Потому, что дорогим он становился только когда уезжал. А когда возвращался, то ничего дорогого в нем не оказывалось, и он становился просто другом, а в нередкие[31] похмельные минуты — корешем… И так, находясь в постоянной инфляции наоборот[32], он уезжал куда-нибудь подальше, чтобы стать снова дорогим, так как всегда лучше быть дорогим, чем дешевым.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ № 17

У Друга было выдающееся левое предплечье с кистью, которое изредка ковырялось в глазе. И в день прибытия дорогого друга у него был день рождения, в честь которого вся толпа от Глебпта и вся толпа от дорогого друга собралась в прорезиненной 35-ой комнате, где и отмечали сей Великий праздник.

— Я не люблю призраки, я люблю предрассудки! — величаво произнес Друг.

— Не в тему! — отреагировал Артем и скрючился от лошадиного смеха. Он уже порядком нажрался (в хламину, так сказать), разросся и судорожно вспоминал слова второго куплета великой песни “Бродвей”, ожидая, пока Мальчик Евграф натягивает струны на свою бас-гитару. Макаронообразные струны то и  дело лопались, а М. Евграф, весь красный от реального усердия, натягивал их снова и вновь…

В это время господин Военторг спорил с сильными Ногами Дорогого Друга:

— Я горжусь своим мнением и буду его отстаивать! — кричал Военторг.

— И е-мое, яхыт-компот![33] Ты называешь эти недопитые тезисы “своим мнением”! — хладнокровил Друг.

— А я говорю, слово “макс” — бирюзового цвета! — не унимался Господин В.

— А я говорю, красного![34]

— Ну, ты еще скажи, что “о” — желтое, статистик хренов!

— Нет, не желтое, а черное.

— Какое оно черное, пролетариат ты воинствующий, — оно БЕЛОЕ! О-о-о-О!!!!!! — господин Военторг не собирался сдаваться, тем более, что сдавать ему было нечего.

— А “и”, по-твоему, какого цвета?

— Синего!

— Синего?

— Да! Синего!

Дорогой друг долго тупо глядел в стенку и, наконец, промолвил еле слышно с хрипотцой:

— И у меня синего…- он был просто ошарашен этим совпадением.

— …,- у господина Военторга не было слов.

— Ну, в принципе, каждый имеет право на свою точку зрения…

— Да, наверное… ты… прав…- господину Военторгу было плохо и он курил, стряхивая дым в карманную пепельницу.

— Внимание! Внимание! Сейчас, уважаемая публика, вы услышите пестню группы ЁПРСТ “Колобок”! Танцуют все!!! — Мальчик Евграф натянул струны, и теперь ему было “можно все”, как говорится в одной безызвестной песне.

Все встали в позицию № 1[35], приготовились… И ПОНЕСЛАСЬ:

“…Бедный-бедный колобо-о-ок!
Он повеситься не мо-о-ог…”

 

ПОЕЗД. ПЛАТФОРМА. ПОРТВЕЙН. ПИРОН. ПОЕХАЛИ
(кратнолобый пёс карает куст мочОй)

— Ну, че, Дорогой Друг. ПОКА! — сказал Глебпт.

— Ну, ПОКА! — ответил Дорогой Друг.

И тут они, по своему обычаю, поглядели друг другу в рожи[36] и разошлись, один в Россию, другой в Прибалтику.

ЁПРСТ

— ЙОПЭРЭСЭТЭ! — сказал какой-то Мудак.

— Нет! ЁПРСТ, — поправил его Евграф.

— А что это означает? — спросил этот человек.

— А что может означать лакмусовая бумажка? Ничего! ЁПРСТ лишь говорит о том, что ты означаешь.

— Ну, и что я означаю? ЁПРСТ…

— По-видимому… ничего.

— Как так: ничего?

— А вот так! Какого цвета у тебя слово “глебпт”?

— Чиво?

— Ну, вот видишь.

— А какого оно цвета?

— Желтого.

— А “евграф”?

— Фиолетового.

— А “мальчик”?

— Синего.

— Ну, и что ты означаешь через призму ЁПРСТа? — мудак не отставал, желая оправдать свою глупость.

— Не могу этого знать. Как таракан не может знать, что видит в нем ученый, разглядывая через лупу[37].

— А кто может это знать?

— Любой, на кого реагирует ЁПРСТ. Ты не можешь, на тебя он не реагирует, как и ты на него. Все взаимосвязано… — Мальчик Евграф желал казаться спокойным.

— А… Это… Ну… — Ну, что еще мог сказать Мудак.

— Да иди ты на… (пи-пи-пи)! — заорал на него Евграф, но последнее слово заглушили телефонные гудки, так как он уронил трубку на телефон.

JAH

(Часа три заразительного смеха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-х.)

ГЕРОИ

— Построение через три минуты на плацу, — скомандовал Глебпт — он опять что-то задумал.

— Так точно! — отчеканили все и побежали строиться.

Глебпт спустился вслед за ними и начал:

— Кто НЕ прошел ЁПРСТ на выявление героизма — выйти из строя!

Никто не вышел, все стояли.

— Что, все герои?

— Так точно!

— Кто НЕ прошел JAH на выявление ~хи-хи~ — выйти из строя!

Все стоят.

— Что, все уже того?..

— Так точно.

— Докладываю положение ващей на сей момент. Дорогого Друга проводили, проверку ЁПРСТ прошли, на JAH прет. Теперь займемся подвигами. Вопросы есть?

— Никак нет!

ПОДВИГИ

— С чего начнем?

— С бабки!

— Это как?..

— Переведем через дорогу!

— Старо! Как пионэры.

— Тогда повесим скворечник!

— Все птицы улетели. Метаться по этому поводу поздняк!

— Тогда возьмем шефство над какой-нибудь бабкой!

— Да что ты докалебался до энтих бабок?

— Ну, а что ты предлагаешь?

— Нажраться пивом!!!

— Ну, и что? А подвиги?

— А бутылки сдать!

— Правильно! Нажраться пивом, а бутылки сдать! Только подвиг-то в чем?

— Ну, мы бутылки не поразбиваем, как обычно, а СДАДИМ! А значит, не намусорим! Подвиг!

VENI, VIDI, VICI[38]

Но все оказалось не так уж и легко, как показалось на первый взгляд. Достать пива, конечно же, не проблема — у Евграфа бас-гитара, тем более не проблема им нажраться, не проблема также найти ларек, где принимают эти пресловутые бутылки. Но зато ОФИГЕННАЯ проблема донести их туда нажратыми.

Шатаясь и стукая бутылками об асфальт, пьяная гурьба мечтала совершить невозможное. Бутылки терпеть ненавидели асфальт и лопались со звоном от каждого соприкосновения с ним, и поэтому когда все доплелись до ПУНКТА СДАЧИ, то ни у кого в сумке не оказалось целой бутылки, а одни лишь оскорбленные осколки. Все было на грани срыва… как ВДРУГ:
— У меня!.. одна!.. есть! — сказала Игорь, у которой оказалась одна пустая бутылка во внутреннем кармане сарафана — не поместилась в сумке.

Н.К.Н.П.Р.К.Г.И. или ДЕМОНСТРАЦИЯ

Был теплый солнечный денек. На улицах было много народу. Вчерашний инцидент был забыт, и вся компания шарилась по городу. Вдруг они услышали шум, который доносился откуда-то из центра города. Шум многотысячной толпы. Слышались радостные возгласы, крики детей, затем показались плакаты, поднятые высоко вверх, радостные лица молодых, сильных, загорелых людей. Огромная толпа народу двигалась прямо на них. На плакатах были надписи: “Вся власть Н.К.Н.П.Р.К.Г.И.”, “Свободу народу Израиля!”, “Иисус, мы здесь!”. Мальчик Евграф спросил у одного из прохожих:

— Извините, что означает Н.К.Н.П.Р.К.Г.И.?

— Вы шо, ни знаите? Смотрите на нехо, он, видите ли, не знает! — у прохожего явно проскакивали одесские интонации. — Это означает, мой мальчик, национал-коммунистическая народная партия рабочих да крестьян государства Израиль! Ну шо, понятно, нет?

— Да, спасибо, я все понял.

Военторг нахмурился, Евграф зажмурился, Глебпт приготовился, все остальные за них спрятались, но это не помогло — толпа была просто огромна и растоптать кучку людей ей ничего не стоило. Короче, все умерли. Да-да, все умерли. Их раздавила толпа. Евграфа превратили в кровавую лепешку — каждая загорелая нога считала своим долгом наступить ему на лицо, Военторг долго изворачивался и увертывался от ног, пытаясь не повредить карманную пепельницу, но и ему разможжили череп, Глебпт даже успел укусить одного за лодыжку, но уже следующие ряды смели всякую надежду остаться в живых. Так толпа пошла дальше, размахивая высоко над головой транспарантами, а на асфальте осталась маленькая мозговая лужитца.

ВСЕ

Все герои сей повести умерли — традиционный конец, не так ли? Остались только Фыва и Эждл, которые вообще к этому всему отношения не имеют за своей реальностью…

Глеб Ан. Шулишов (г. Кенигсберг)

Написано осенью 1997 года.
Отредактировано весной 1998 года.


Обсуждение