Человек, который способен удивляться

4 июля на территории проживания литературного редактора состоялось долгожданное и в чём-то беспрецедентное действо — квартирник Оксо, о котором так долго говорили большевики, и который ознаменовал собой новую веху в истории ОСКОЛКОВ — гастроли московской гостьи стали первой акцией подобного рода, организованной непосредственно нами. Вкратце о происшедшем вы могли прочитать в сейшеновой хронике (стр. 9), ну а я от себя добавлю, что, несмотря на опоздание (я полностью пропустила выступление Медведя и наполовину Циммермана), кайф удалось получить по полной программе. Если бы музыку Oксо можно было бы охарактеризовать одним словом, то это слово было бы — «прозрачность»: мелодий, голоса, текстов. Плюс — нелюбимое слово и характерная особенность московских музыкантов — профессионализм исполнения, коему немало помогли всяческие примочки, притащенные и подключенные Яхой, Тохой и Славочкой, за что им спасибо. После концерта нам удалось заловить Оксо и задать ей более чем несколько вопросов (а пристойно сфотографировать, к сожалению, не удалось), хотя позднее время и не способствовало оживленности беседы:

Я-Ха: Ну ты пока рассказывай.

Оксо: А… а можно дверку закрыть?

Я: Это очень правильно. Двери должны быть закрыты, они для того и сделаны. Вот хоть один человек что-то понимает.

О: Да. У меня клаустрофобия.

Я: Агорафобия…

О: Агорафобия, да. Не могу.

Я: Вот как много мы уже узнали — что у человека агорафобия.

О: Еще — шизофрения, (смех) Паранойя…

Я: Ну (неопределённые жесты руками в сторону С.С.), плёночка крутится.

О: Уже пошло, да?

Я: А то!

С.С.: Тогда первый вопрос, который я хотела задать — это. естественно, как тебе сегодняшний квартирник?

О: А… Значит, вкратце: мне понравилось. Честно говоря, я думала, что будет хуже — чисто из-за подзвучкн, из-за того, что она у вас, видимо, не практикуется. Приятно было, что пришли люди, что не пришлось выступать всего перед тремя человеками… Это. конечно, неважно, перед сколькими людьми выступать, но важно то, что больше люден послушало. Во-вторых, меня поразил момент со звукообеспечением: как только я сказала о том, что без подзвучки выступать нежелательно, буквально за несколько часов до концерта были найдены всякие прнбамбасы, с помощью которых подзвучка всё-таки была сделана.

Я: А что, в Москве так не принято?

О: Дело в том, что если люди на это не настраиваются изначально, то ждать того, что они быстро найдут какую-то аппаратуру, приволокут и смонтируют, не приходится. Тем более что всё это состоит из каких-то мелочей, которые легко можно упустить: допустим, батарейку забыл купить, шнура нет, ещё чего-то. А здесь — сразу пришли люди, взялись за дело, обеспечили звук. Концерт зависит на 50% от хорошего звука. Просто по кайфу играть — самого себя слышишь, и тебе не нужно бороться со звуком, напрягаться и что-то выделывать из этого. Звук, наоборот, тебя улучшает, и приятно, что тебя улучшают. Это крайне важный момент. Единственное, что не понравилось — это реакция зрителей: если их утомило выступление человека, это можно понять, но мешать выступлению я бы не стала — допустим, шуметь в коридоре: просто бы тихо вышла и сидела. А так — всё понравилось, не было никаких помех, а это — 90% успешности сейшена, потому что чаще всего приходится бороться с помехами, после чего ни о чём другом речи быть не может. Так что спасибо большое.

(С&Я дружно краснеют.)

С (обращается к Я): Давай, задавай свои вопросы.

Я: А что вопросы? У меня вопросы достаточно стандартные: эти, как там, анкетные данные, и всё прочее.

О: Не дам я анкетных данных! А какие, кстати, вас интересуют?

Я: Когда и где вы родились.

О: В Москве! А когда — не скажу.

Я: Вот так всегда! Ну вот. ну…

О: А с другой стороны — ну что скрывать? Мне 28 лет.

Я: (довольное урчание)…

О: Никто бы не подумал, но…

Я: А дата рождения?

О: 11 сентября.

Я: Вот. вот. А то у нас есть любители ковыряться в гороскопах… Пусть страдают.

О: Пусть. (смех)

С: Дева, то бишь.

О: Дева. да. Самый идиотский знак, по-моему.

С: (с некоторым недоумением) Почему же это, интересно?

О: Ну. такой он, плохой. Не особо он привлекателен. Hу ладно, не будем об этом.

С: Тогда ещё один стандартный вопрос: почему ты — Оксо Витни?

О: Я не Оксо Витни, дело в том, что Витни — это второй человек… Это. наверное, вы решили по книжке…

Я: Нет. мы решили это по «Можайским ведомостям», по статье Натальи Бородай «Про Нирвану».

О: Дело в том, что под «Оксо Витни» на самом деле подразумеваются две личности. Если прочитать книжку, то сразу станет понятно, что это — две ипостаси одного и того же существа. Просто мы с Витни — со второй частью этого имени — очень похожи, насколько мы сами можем судить, в некоторых вопросах у нас наблюдается, так сказать, чудодейственный параллелелизм, и поэтому мы не стали писать «Оксо и Витни», а просто два имени одним словом. А происхождение этого псевдонима — из книжки Джона Леннона про Шерлока Хамса и доктора… как его только там не звали. Там был какой-то проходной персонаж, и мы случайно начали так друг друга называть. «Здравствуйте, Оксо» — соответственно, отвечаешь: «Здравствуйте, Витни» — и всё, дальше так и пошло. А потом нам понравилось, что это как в мультиках, рисованные персонажи. Когда ты играешь в эти роли, ты становишься совершенно другим. По книжке, опять же, понятно, что это не реальные личности, что они совершенно от нас отличаются, но… как они нам мерещились, так мы их и описывали. Поэтому я не Оксо Витни, я — именно Оксо. А Витии — именно Витни. Но в целом это составляет (смех) какую-то сущность такую.

С: А насчёт твоей демо-записи…

Я: (угрюмо) И вообще — по записям пройтись.

О: Эту демо-запись я просто сделала дома, такой вот сборничек, просто чтобы давать слушать, потому что концерты ещё неизвестно когда будешь играть. Просто захотелось. А. в принципе, записей у меня и не было толком никогда. Были какие-то концертные, но из них демку я не составляла. Может, её некуда было нести… Я как-то очень пассивно действую, то есть я не действую практически никак в плане раскрутки, чтобы где-то выступать… А это я записала, просто чтобы давать слушать людям. Ну и на крайняк — может, сгодится на демку.

Я: Сделала дома – как, на чём?

О: На «Панасонике», магнитофоне. Там микрофон встроенный.

Я: А как давно ты вообще этим занимаешься?

О: Ну, в общем…

Я: (подсказывает) Сколько себя помню.

О: Сколько себя помню… Нет, музыкой я занимаюсь с шести лет — потому что музыкальная школа, пианино и всё такое. А на гитаре я стала играть с тринадцати лет. Поэтому давно.

С: А песни писать?

О: Ну. и песни я начала писать с тринадцати лет где-то. Нет. я с шести лет (смех) музыку писала, но понятно, какая это музыка была. И песни, кстати, тоже были совершенно ужасные лет до двадцати, особенно в плане текстов. По музыке еще ничего, а по текстам — полный кошмар.

С: А скажи пожалуйста, в статье Натальи Бородай упоминается красивая история про девочку Лилли-Энн, которая жила в домике у реки… Это про тебя?

О: Нет, это не про меня, это выдуманный персонаж. Я не знаю, как она выдумалась, то есть имя пришло совершенно случайно, оно у меня в ушах зазвучало просто. Это не я — стопроцентно. Может быть, частично это есть во мне. в каждом человеке, но это не про меня. На самом деле это героиня романа, причём это не центральный персонаж — просто девочка, которая ходит и всему удивляется и восторженно пищит всё время. Человек, который способен удивляться — вся её сущность именно в этом. И домик в романе был, и она там тусовалась, наряду с ещё кучей персонажей… Но это не я. Наоборот, мне нравится, что она отдельно существует, то есть я её представляю, я знаю, какое у неё лицо, я её вижу, но она — самостоятельная личность.

С: Может быть, дурацкий вопрос в связи с этим, но — как ты видишь себя…

Я: (обречённо) В контексте…

О: (Важно) В контексте я себя вижу. (смех)

С: Вот ты всё время говоришь — это не я, а кто такая ты? Как ты себя идентифицируешь, если вообще ты это делаешь?

О: Ты хочешь спросить, с кем именно я себя идентифицирую?

С: Вообще — по жизни? То есть ты себя как-то определяешь, ты вставляешь себя в какие-то рамки?

Я: Для некоторых людей характерно стараться себя идентифицировать с какими-то там общностями, группами и прочими вещами…

О: Ну да… Нет. мне, по-моему, не удалось себя идентифицировать, честно говоря.

С: Вообще никак?

О: Нет такого подраздела. Я могу сказать, что я хухтамяк, допустим, потому что есть такая общность. Главная черта там — придурковатость — не какие-то возвышенные безумцы, ну знаете, бывает…

Я: (умиляясь) Знаем, знаем.

С: (со смехом) Бывает, бывает.

О: …то есть это не клеймо со знаком «плюс», и не печать избранности. Честно говоря, мне кажется, что АУКЦЫОН — хухтамяки. Мы смотрели видео — это свои люди совершенно. ДЕПЕШ МОД… Просто не догоняют люди чего-то по жизни, и в силу этого они немножко странно себя ведут. Лопухи такие. Но, с другой стороны, это тоже игра, весь ты не сводишься к этому. Все же мы люди серьезные, какие-то загрузочные, а в хухтамяках это не отражается, в хухтамяках только веселье и безголовость какая-то. Нет, честно говоря, я не придумала еще. Мне бы, может, даже и хотелось, но просто пока не получается.

С: Мы пообещали поднять вопрос об имидже…

Я: (угрюмо) Поднимай. (Пауза, далее — громко и радостно) Поднимай, Светка!

С: (Внезапно серьезно) Ты вообще — думаешь над своим имиджем? Или это получается само собой?

О: Скорее получается само собой, причём я прослеживаю, что имидж — как я узнаю от других людей — не совсем точно мне соответствует, то есть я кажусь кем-то немного другим, чем являюсь по жизни… По-моему, имидж такой: «светлая девочка, которая поет светлые песенки»…

С: (С фальшивым раскаянием) Есть такое…

О: А мне кажется, что нет. Есть ещё другая половина, совершенно мрачная. Я устала с этим бороться — ну почему же меня не видят такой, какая я есть? Может быть, я интуитивно пыль в глаза пускаю — любой человек частично играет, то есть всегда старается казаться лучше — на людях. Конечно, у меня тоже такой момент есть, но, в принципе, у меня не получается играть. У некоторых людей это очень органично выходит и очень здорово, а у меня — не совсем. В общем, если это идёт, то бессознательно. Не выстраиваю я всё-таки имидж никакой.

С: А вот та самая тёмная сторона, которая, ты говоришь, в тебе есть — в песнях она, по-моему, не отражается…

О: А по-моему, отражается. Дело в том, что тёмная сторона — это мрачное восприятие жизни. А тёмные стороны моей личности — конечно, они не особо отражаются. В творчестве ведь как правило отражается самое лучшее, и по творчеству никогда нельзя оценивать, что, мол, вот это — хороший человек. Туда попадает самое хорошее, по жизни же человек представляет… (смех) ну не потную противоположность, а по крайней мере…

Л: Изрядную.

О: …изрядную, да. (Пауза, все переваривают сказанное).

Я: (С тяжёлым вздохом) Ну. вот то, что ты занималась музыкой с младых ногтей — это ощутимо — и во владении инструментом, и в голосе, и всё такое прочее. У тебя никогда не возникало желания, интереса — попробовать сделать электрический проект?

О: Возникало.

Я: Потому что я сегодня лишний раз прослушал — в принципе очень хорошо и органично вписалось бы в такое ансамблевое звучание.

О: Знаешь, есть такой момент — в акустике очень много домысливаешь, потому что там идут только намёки, и ты доозвучиваешь сам. А электрическая обработка более стандартизирует, что ли, звучание, и поэтому что-то неминуемо в нём от этого теряется. Именно поэтому я пока не делаю электрический проект: я понимаю, что потеряется своеобразие акустического — лот именно того, что это набросок, который ты можешь развить в воображении в полную картину. Но «Кукла» мне нравится, как я её сделала, это— ну это моё. Хотя поручилось уже другое звучание, нежели в акустике. А в принципе — мне бы. конечно, хотелось слетать электричество, это само собой. У меня это сидит где-то на подсознательном уровне: есть люди, которые слышат партии и могут в уме их скомбинировать, а я могу только что-то бессознательно нащупывать, наигрывать, а целое из этого соорудить мне пока сложно. Мышления не хватает полифонического. Поэтому я стараюсь делать что-то сама. одна, потому что я не буду ругаться в таком случае на музыкантов — люди просто замучаются от того, что я буду без конца варианты менять. Кстати, была у нас попытка группы — причём, все очень здорово играли, но я закопалась с оформлением материала — не могла решить, как же всё-таки надо, и в итоге поняла, что и безопаснее, и с меньшими потерями, работать самой: самой с собой ругаться всё-таки проще.

Я: Ага… Ага (Обращается к С.) Ну ты спрашивай.

О: (Прихлёбывая пиво) Как клёво. Здорово. Это мы с Ганшиным заходим в магазин и говорим: «Бутылку пива». Продавщица спрашивает: «Какого — тёмного или светлого?», и мы хором: он говорит: «Тёмное», я говорю: «Светлое» (смех).

Я: Вот! Замечательный вопрос: а какую музыку вы любите слушать? (Общий смех) Да. И кто оказал влияние на ваше творчество?

О: (Со смехом) Это мой любимый вопрос. По поводу музыки — у меня сначала была симфоническая закалка, потому что я училась в музыкальной школе, и где-то в последнем классе нам очень здорово преподавали — стали ставить Рахманинова, Шостаковича, Прокофьева, и это меня поразило, это очень интересная музыка, и потом — чем мне вообще нравится классика так называемая – тем, что она безграничная, там столько всего намешано Обширная форма, и. соответственно, в ней очень много всего помещается: и гармония, и ритм, и все, что угодно. И долгое время я вообще не слушала современных групп; мне говорили: МАШИНУ ВРЕМЕНИ слушай — вот это крутая группа. А я наивно отвечаю: а вы слышали второй концерт Рахманинова? Тоже очень крутая вещь! И всё, на этом разговор иссякал. А в 10-м классе я услышала БИТЛЗ — чуть ли не впервые. Ну, я их до этого в детстве слышала, в исполнении ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ. И всё — у меня съехала крыша — на несколько лет точно. Год я ходила в полном обалдении. После этого, разумеется, я уже стала узнавать, что-то выискивать, и тут начался советский рок. Гребенщиков… помните, там что-то былое цветами на снегу… что же это за песня-то? Тут что-то было, ты тут оставил… Сделать шаг…

Я: А. да-да-да.

О: Но это была первая песня, которую я увидела по телевизору.

Я: «Движение в сторону весны».

О: Да. Потом КИНО стало появляться — во «Взгляде», ещё где-то. Для меня существовал только этот канал — телевидение, ну, отчасти радио, магнитофона у меня не было, был только катушечник с БИТЛАМИ. Я следила за такой музыкой, но в то же время чувствовала, что это связано с тусовкой, с людьми определённого склада, и это меня немножко отталкивало, я чувствовала, что не вписываюсь в это. Поэтому у меня было отношение — заинтересованное и в то же время настороженное. Из симфонических — Рахманинов для меня совершенно обалденный композитор, Гершвин, Моцарт — Моцарта я тоже для себя открыла; он, оказывается, совершенно не светлый и не хрустальный, как иногда кажется. У него есть вещи достаточно мрачные, дико интересные по гармонии… «Каменный гость», например. Ну, я не говорю уж о «Реквиеме». На самом деле много интересных композиторов, я просто не вспомню сейчас, я давно уже не слушала классику, к сожалению. А потом пошли — КИНО у меня любимая группа до сих пор. То, что схлынула волна почитания, меня не касается, потому что это очень здорово само по себе и всё. Поэтому я их слушаю до сих пор. Причём я не сразу в них въехала меня отпугивало то, что я веду иной образ жизни, и не могу подписываться и делать вид, что я такая же. АКВАРИУМ был какое-то время, но потом он для меня скис… Наверное, он в какой-то степени переродился, хотя многие старые вещи Гребенщикова для меня остались шедеврами. Потом… Кто у нас был ещё? Ну вот АУКЦЫОН для меня был потрясением последнего времени, группа великолепная… Это прекрасная музыка — вот всё, что я могу сказать. И мне очень нравится их образ, вот этот сценический имидж — придурковатый такой, но очень трогательный одновременно. И ДЕПЕШ МОД я в последнее время для себя открыла — тоже совершенно изумительная музыка, причём она отталкивает многих своим техничным саундом, и при этом — совершенно обалденное содержание… не то что содержание, а вот сама — структура, гармония, голоса, всё вместе. Её духовная насыщенность, скажем так. Красота. И мне очень многие нравятся из людей, с которыми я общаюсь. То есть среди знакомых у меня тоже есть свои кумиры. Это группа ДАРВИНИОН, Наталья Бородай, группа ЖМУРКИ — Рита Лопухина пишет весь материал, и люди играют очень клёвые. Ли Кан — есть такой человек в Москве, тоже не очень раскрученный, потому что сильно не высовывается — совершенно изумительные и поэзия, и музыка. Так называемый Борис Циммерман мне очень нравится, которого мы сегодня слышали с вами. Юля Теуникова мне дико нравится, Ваня Марковский — есть такой человек из Донецка.

Я: Из ЛАЙДЫ?

О: Ну. это далеко не ЛАЙДА, там он просто был гитаристом, а я говорю о нем именно как об авторе и музыканте. Причём я сейчас называю людей, которые мне близки, я ими восхищаюсь, буквально преклоняюсь перед ними. Ещё есть много групп, которые мне нравятся более спокойно, просто доставляют наслаждение. Есть группа ДЖОРПС, очень хорошая.

Я: Через «п» или через «б»?

О: Через «п». Джазовый оркестр имени Сальери, что-то такое. (Общий смех, пауза) Так, сейчас. Кто влияние оказывал, да? Ну, БИТЛЫ оказывали влияние, причём совершенно гнобящее. Я чуть не плакала от того, что на русском языке невозможно такого сделать, потому что русский язык длиннее в три раза, чем английский, соответственно, свойственные англоязычной музыке короткие и лаконичные мелодические ходы в русском варианте становятся невозможны. Ну и потом, надо просто обладать даром. Джон Леннон, его альбомы, которые он записывал самостоятельно — мне это тоже очень близко, и, наверное, влияло; это самораздевание, что ли. Я поняла, что так можно, то есть ты смотришь на каких-то людей, и они тебе открывают то, на что ты сам. может быть, не осмелился бы или не додумался бы сделать, а тут — раз! — есть такое направление, значит, в нём можно идти. И на меня, конечно, влияли те люди, которых я называла — вот, Рита, например, из ЖМУРОК. Для меня это был потолок — я поняла, что надо куда-то идти. Есть вещи, которые тебя подавляют, потому что ты понимаешь собственный уровень, и одновременно они тебе открывают что-то. Мы с ней очень тесно общались, постоянно играли, поэтому здесь влияние есть. А чьего-то влияния на меня нету… Вообще как оно вылазит — тоже непонятно, потому что бывает, раз — у себя обнаруживаешь, что что-то проявляется. Пожалуй, надо заканчивать отвечать на этот вопрос. Очень боюсь, что кого-то забыла, будет жалко.

С: Что с акустикой в Москве?

О: В Москве сейчас существует бездна клубов, где играется преимущественно электричество. Есть клуб сугубо акустический — это «Факел», через него прошло около двухсот исполнителей, если я не ошибаюсь, за четыре года его функционирования, причём совершенно разных, то есть там нет каких-то стилистических препон для выступающих. Там есть реальная возможность человеку выступить в акустическом варианте, с подзвучкой, и люди приходят не тусоваться потому что в большинстве клубов, где играют в электричестве, часто ползала сидит где-нибудь в кафетерии и курит, дым столбом, шум, разговоры, иногда в зале разговоры, и это считается нормальным. В “Факеле» такого практически лет, там люди курят и тусуются на улице, а в зале стоят и слушают, и не мешают — никаких эксцессов, ничего нет – это, конечно же, плюс. Есть ещё, видимо, какие-то клубы, где звучит акустика — это «Перекрёсток», например, «Форпост’ — по крайней мере, там был акустический фестиваль памяти Башлачёва. Организуются какие-то квартирники — тоже разного уровня. В целом это все живёт, но узок круг этих революционеров, что я могу сказать… А! Ещё, кстати, акустика — Арефьева и Калугин, например — две фигуры, которые уже раскручены до залов масштаба ЦДХ. Зальчик там небольшой, но это уже круг пошире, потому что наших — моих знакомых — их просто не знают, и как сделать, чтобы у знати — это очень сложный вопрос. Нужен определённый уровень концертов, чтобы люди ходили. В «Факеле» в том же — там нет, например, буфета — и он весьма тусовочный — если ты в тусовке, ты пойдёшь, покуришь, пообщаешься, и будешь чувствовать себя комфортно, а если ты пришёл в первый раз и ты видишь пять исполнителей подряд, у тебя не выдерживают уши и некуда податься, если, допустим, тебе не нравится. И за счёт таких моментов идёт отторжение слушателя. Очень много таких моментов. Конечно, надо переходить к профессионализму, к выходу на легальный уровень, или, по крайней мере, профессионализмом достигать легальных критериев… Понятно, о чём я говорю?

Я: Угу.

О: Обеспечивать какие-то условия определённые, учитывать их все, для того, чтобы выступление ничем слушателя не отталкивало, не корёжило, не создавало ему дискомфорт. Тогда всё будет. «Факел» для самих музыкантов прекрасен, потому что они приходят и слушают всё подряд, им это всегда интересно, в каждом живёт критик, и этому критику надо что-то кушать (смех), что-то перерабатывать, поэтому он будет слушать какую-нибудь фигню, и при этом будет вырабатывать какие-то свои концепции: ага вот так делать не надо, к примеру. А слушатель не может воспринять неотсортированный поток. Я не знаю, что делать с этой ситуацией. Я зову людей на вещи, о которых заведомо знаю, вот, на Теуникову у меня пошли две девочки с работы и просто с ума сошли. Клещъ им поправился ещё. Вот такая ситуация.

С: Кстати, насчёт тусовки: у нас в Питере существует такая узкотусовочность…

Я: Конгломерат.

С: Вот те люди, которые присутствовали на квартирнике на твоём — они, в принципе, входят в одну тусовку. Почти все. За исключением, по-моему, пары девочек, которых я никогда не видела.

Я: Там ещё молодые люди были, в начале самом, я их видел в первый раз. Так называемый «Городок». Понятие, от которого все, конечно, безбожно открещиваются, говорят: «Да вы чё? Какой городок? Не знаю, я ни в какой городок не вхожу», всё равно все тусуются одним блоком.

С: (уныло) На всех квартирниках одни и те же рожи…

Я: Страшно узок круг этих

О: (подхватывает) Рож. (Общий смех)

С: Есть у вас в Москве такое?

О: Есть, конечно. Ну те же хухтамяки — разумеется, они все — одна тусовка. В «Факеле» основные зрители зачастую хухтамяки — они его оккупировали, потому что нас достаточно много, ну сколько нас? Человек двадцать точно, может, тридцать, а это уже немало для небольшого пространства. Но, с другой стороны, в «Факеле» есть тусовка Бори Усова, например. Там свой тип людей, и некоторые хухтамяки тусуются в тусовке Бори Усова. То есть имеет место какая-то смычка.

Я: Диффузия.

О: Это не диффузия, это просто люди-поплавки такие, они курсируют и там, и там. Клещъ тот же самый, Циммерман. Есть ещё какие-то тусовки, в «Факеле» реально сосуществуют штук пять, если не больше, тусовок, но он принимает всех. Это нормально, это как народы живут — вот здесь у нас соседи — эстонцы, а тут — Латвия: всё понятно. А вообще — мы пытаемся преодолевать тусовочность вытаскивая людей кто с работы, кто с учёбы кого-то приведёт, и, в принципе, у нас на фестивалях были посторонние люди, их было процентов тридцать, наверное. Но всё равно наших на любом квартирнике большинство, свои рожи всегда будут сидеть и глядеть. (Смех) Ну вот сегодня и в Питере свои лица были. Иногда очень смешно, когда /люди едут за тридевять земель (смех), чтобы послушать своего же земляка. Вообще у нас тенденция к расширению и вбиранию в себя. Какие-то контакты достаточно живо идут. Узость есть в постоянном общении, с другой стороны у нас перетекание из одного в другое энергии, скажем так — оно присутствует. Всё-таки это не замкнуто.

С: Вам хорошо.

О: А в принципе, каждый человек индивидуален, он ищет, он может быть и там, и там, и за счёт этих людей создаются эти связки.

С: У нас единственная связка за счёт нашего знакомства с Ежом…

(Идентификация Свирепого Ежа как явления природы и бурная радость по поводу нахождения общих знакомых)

С: Ну, наверное, всё…

Я: Может, тебе хочется сделать какое-нибудь заявление, что-нибудь сказать, манифест какой-нибудь толкнуть?

О: Не, не хочется.

Я: Не хочется? (С чувством глубокого удовлетворения) Обидно.

О: Никаких манифестов. Я могу только по конкретному поводу что-нибудь сказать. Я: О политике будем говорить?

О и С хором: Не будем.

5.07.98

Предисловие и обработка — С.С.


Обсуждение