Всё началось весьма прозаично Даже, можно сказать, грустно всё началось Вскоре после «Четвёртой Лестницы” Серёга ушёл с работы (Для непосвящённых: Серёга — это Сергей Галкин, бессменный организатор unplugged-фестивалей, носящих общее название «Лестница».) Сразу после того, как, будучи директором рок-н-блюзового коллектива ВОКИ-ТОКИ, прошвырнулся вместе с ними по московским клубам, перед этим наговорив по межгороду на какую-то фантастическую сумму родных рублей. Телефон ему в связи с этим, естественно, отключили. А поскольку мы с Серёгой живём относительно рядом (примерно 10 минут пешком по прямой между домами), все телефонные контакты потихоньку начали происходить через меня. И когда подошли сроки и настало время заниматься подготовкой очередной «Лестницы», пятой по счёту, некоторые дела автоматически свалились на мои хрупкие плечи. Чему я была, с одной стороны, рада — появился реальный шанс повлиять на ситуацию с фестивалем, окончательно переставшим меня удовлетворять, а с другой, не очень — хлопот сразу оказалась полна жопа огурцов. Но, так или иначе, времени на какие- то переживания-сомнения-решения уже не оставалось. «Лестница» была назначена на 27- 28 октября, нужно было приглашать музыкантов, искать зал, где всё это безобразие будет проходить, и предпринимать прочие телодвижения во имя тёмных андерграундных идей.
Как-то сразу получилось так, что переговоры с музыкантами, которых мы захотели поиметь на этом мероприятии, я взяла на себя — по вполне понятным причинам. Сергей, после четырёх «Лестниц» просто возненавидевший клуб «Корабел» вкупе с администрацией оного (тоже не без оснований), долго и упорно пытался подыскать помещение, подходящее по всем параметрам, в основном, конечно, по финансовым, ибо денег по-прежнему не было. Залы не находились, находились — и обламывались… Короче, примерно за две недели до предполагаемого фестиваля стало понятно, что никто не горит желанием пускать к себе за бесплатно или практически за бесплатно кучу всякого непонятного сброда. Пришлось, скрепя сердце, звонить в «Корабел». Сперва нас там встретили с распростёртыми объятьями — мол здравствуйте гости дорогие , надеемся на продолжение нашего долгосрочного сотрудничества… Потом выяснились некоторые интересные детали. И арендная плата с декабря прошлого года выросла в два раза, и 27-28 октября у них занято, а не занято или 25-26 октября, или 3-4 ноября…
Что было делать? Пришлось всё переносить на 3-4. В результате мы получили первый облом — у Ермена в аккурат на 3-4 ноября назначены концерты в Барнауле, соответственно, на “Лестницу» он приехать никак не может. Обидно, досадно, но уже ничего не попишешь, переносить дальше — значит, поставить крест на фестивале вообще. Моя позиция в этом отношении всегда была очень проста: один пирожок, безусловно, хуже, чем десять, но лучше, чем ничего. Конечно, честь и хвала тем, кто предпочитает одному пирожку голодную смерть, но лично я не буду плакать на их могилах.
Дней за десять до предполагаемого фестиваля, когда были уже практически готовы афиши, раздался звонок из «Корабела». Оказалось, нужно писать официальное письмо ректору Корабельного института (в общежитии которого, собственно, и расположен “Корабел»), причём от имени какого-то юридического лица, коим, естественно, ни мы с Сергеем, ни даже НП «ТРИАС», вроде как ещё трепыхающийся, не являемся, не являлись и являться, скорее всего, не будем. «В жопу! — сказал Галкин, мрачневший с каждым днём. — Есть маленький зальчик в помещении Культурно-выставочного центра “Евразия», на Лесной. К третьему ноября его как раз доремонтируют, и мы впишемся на открытие.»
Сказано-сделано. Правда, открытие прошло без нас, 3 ноября, и «Лестницу» пришлось переносить ещё раз, на 4-5, но это уже было сущей мелочью и дополнительных обломов не принесло. Поначалу бочки арестантов, обещанные нам администрацией “Евразии», были впечатляющими. Мы расслабились и пустили слюни. А зря. Могли бы уж и привыкнуть к тому, что словам свойственно расходиться с делом. Но — обо всём по порядку.
Так называемую рекламную кампанию мы провалили из-за недостатка времени и изобилия всяческих технических причин. Анонсы в газеты были отправлены поздно, афиши сделаны и расклеены за 3-5 дней до начала. Причём в окрестностях “Евразии», где расположено 8 студенческих общежитий, и впридачу — прямо напротив — клуб «Полигон», афиши пришлось клеить дважды, и то — к фестивалю их не было даже на здании Культурно-выставочного комплекса. То ли ребята из «Полигона” забоялись конкурентов, то ли в этом районе работают исключительно самоотверженные дворники, а жители всеми силами борются за чистоту окружающего пространства. Судя по общей загаженности близрасположенных дворов, последнее сомнительно. Так что народу было мало, зато где-то половина из присутствовавших со мной здоровались. Кого-то я умудрилась вспомнить в фестивальной суматохе, кого-то нет… Но я снова забегаю вперёд.
Всё-таки забавные люди — москвичи. Каких-то неполных 700 километров — а впечатление, что другая планета, или, по крайней мере, другая страна, с другой логикой, с другим складом мышления. В последние два дня перед фестивалем до состояния крайней нервозности меня довели два звонка из Столицы нашей замечательной Родины. Первый от Антона Андреева, лидера группы МЕДЛЕННО К СЕВЕРУ: «Нас трое, и с нами приедут ещё человек шесть-восемь, надо бы всех вписать…” Я (в некотором шоке): «Это сколько всего получается — девять-одиннадцать? Не, ребята, со впиской такого количества у нас будут серьёзные проблемы, очень постараемся что-нибудь придумать, но ничего обещать не могу. На этом разговор закончился, я чуть не сломала голову и телефон, но общественность, услышав, что вписать нужно не двух, не трёх, а целый десяток, в некотором недоумении разводила руками. Что настроения не улучшало. Второй звонок был от Анатолия Обыдёнкина, директора группы ЗГА, вечером 2 ноября: «Я звоню с мобильника, поэтому в двух словах — ЗГА в количестве четырёх человек выезжает из Москвы, завтра в половину седьмого будет в Питере, им нужно будет где-нибудь остановиться» — «Что-нибудь придумаем, дай им мой телефон,пускай позвонят с вокзала.” — «И еще один вопрос: в зале нет бара? Потому что в тех залах, где есть бар, мы не играем». Каюсь, мне абсолютно некогда было заехать и посмотреть, что из себя представляет этот самый зал. Я работала, сидела на телефоне, клеила афиши, и абсолютно не представляла, что с баром могут возникнуть какие-то проблемы.
Поскольку сами музыканты обычно никак не меньше простых смертных, а зачастую и гораздо больше склонны к употреблению всяческих спиртных напитков. Но, в любом случае, предупреждать о подобных нестандартных требованиях нужно было заранее, а не в вечер отъезда из Москвы! В итоге я не спала часов до семи, дожидаясь звонка от группы ЗГА, а также серьёзного разговора с ними, но так и не дождалась — с вокзала мне никто не позвонил. Позвонили позже — мол, мы нормально вписались, всё в порядке, залы с баром мы, конечно, не любим, но не до такой степени, и вообще — на Обыдёнкина не обращай внимания. Я вздохнула с облегчением. Но радоваться было ой как рано.
Вечер 3 ноября ознаменовался звонком Андрея Сафонова, лидера группы ГЕНЕРАТОР ПЭ, и, по совместительству — человека, имеющего непосредственное отношение к «Евразии»: «Где Галкин?!! Пускай он мне завтра до 11 утра позвонит! СРОЧНО!!!”. «Пиздец. Всё отменяется» — крутилось у меня в голове весь вечер. Утром в 9 я встала, в 10 разбудила Сергея, в 11 он зашёл ко мне и позвонил. И до того мрачный, как туча, после разговора он ажно позеленел. “Вызванивай Димку Беляева: звукооператора у нас нет».
Это был второй облом. Вообще-то Димка изначально планировался нами на должность звукопёра, но поскольку он — такой специальный счастливчик, к которому в руки время от времени попадает видеокамера, мы уже успели договориться о том, что он будет всё это безобразие снимать на видео. Но — делать нечего, я звоню Димке, даю ему телефон Андрея и начинаю медленно, с блуждающей по лицу улыбкой галлюцинирующего идиота собираться. Через полтора часа звонит Димка: «Где можно достать микрофоны? У нас не хватает микрофонов!”. Я ловлю Я-Ху, тот, матерясь, обещается принести пару штук. Хреновых. В голову лезут предательские мысли: «Уж если даже микрофонов не хватает, то что же там со всей остальной аппаратурой?!»
«Евразия». Культурно-выставочный центр. Ярко освещённое здание из стекла и бетона, на первом этаже — выставка, что-то, связанное с природой и здоровьем. Сплошной «Гербалайф”, блин. На входе нас останавливают. “Вы куда?» — «Вот, у нас здесь фестиваль андерграундной музыки, я типа организатор, а это — музыканты и гости,» — смущённо лепечу я. “Тогда вам — туда,» — добродушно махает дубинкой охранник, и мы дружно идём “туда». Лесенка, этаж не то чтобы второй, скорее — полуторный. На дверях — надпись «Кафе» и наша скромная афишка. Заходим. Действительно кафе, в углу — маленькая сценка, на полтора- два человека с инструментами, вдоль стен — несколько столиков. «Боже мой,» — бормочу я как мантру. Вокруг бегают уборщицы, мягко, но настойчиво выпинывая нас из зала до начала действа. Никто не настраивается, несмотря на неоднократные просьбы прийти пораньше, чтобы «саундчек» не производился непосредственно в процессе выступления. Я отдаю Сергею недостающие проходки, и в какой-то момент меня просто приподнимает и выносит из зала. Тусуемся — то у сортира, то на улице. Видя мою грустную морду, пытаются утешить — Славка Чистяков, Димка Аверьянов, Я-Ха, Сэнди. Вообще фраза «Светка, не расстраивайся, всё в порядке» стала для меня лейтмотивом первого дня. Авалокитешвары, блин. Ведь и ежу ясно — если утешают, значит, что-то явно не в порядке.
Часам к шести (официальному началу сейшена) нас таки пустили в зал. Тут выяснилось, что предчувствия меня не обманули, и аппаратуры как таковой просто нет. Это был третий облом, после которого мне уже было ничего не страшно. Низкий поклон Димке Беляеву, который весь первый вечер пытался хоть что-то выжимать из того металлолома, который был в наличии. Умудряясь при этом ещё что-то снимать на две (!) видеокамеры. На второй концерт он вкупе с местным персонажем по имени Сергей Красильников уже просто притащил какие-то свои прибамбасы, и те почему-то один за другим отказывались работать. В итоге звук оставлял желать, слов на некоторых выступлениях было практически не слышно. Тяжелее всего пришлось тем исполнителям, которые были один на один с гитарой без пьезика — шум в зале иногда полностью перекрывал звуки, робко пытавшиеся доноситься со сцены.
По мере декорирования собирающимся народом зал стал выглядеть поприличнее. Принесли ещё столиков и стульев, набежала куча знакомых, и я едва успевала отхлёбывать пиво из чьих-то бутылок, попутно пытаясь найти вписку таки приехавшим сотоварищам Антона Андреева (предложенный Славкой Астёновым вариант их не устроил, и московская фаланга растворилась в наступившем вечере), сочувственно наблюдая за «хождением по мукам» Лили Борисовой — оказывается, у человека аллергия на табачный дым, и петь в зале, где курят, она не может. Господи, ребята, ну нужно же предупреждать о таких вещах! В итоге группа ЗГА обиделась и уехала насовсем. Но мне было уже всё равно. Как в анекдоте — «если вас насилуют и сделать ничего уже нельзя, постарайтесь расслабиться и получить удовольствие». И только-только начало получаться, как кто-то произнёс ключевую фразу: «А кто у нас первым выступает?». По плану, затерявшемуся в одном из многочисленных карманов Сергея Галкина, первым должен был выступать Мерлин. Меж тем Мерлин наотрез отказался в очередной раз открывать фестиваль, мотивируя это тем, что, мол, «доколе?». Дефолт выпал на Дождя, но Дождь опаздывал с работы. Меня снова начало трясти, пришлось идти на поклон к господам музыкантам. Выручил Непомнящий: «Что, какие-то проблемы?’ — «Угу, надо начинать, а начинать некому!» — «Так давай я, мне, собственно, всё равно, первый, последний…»
Надеюсь, степень благодарности была крупными буквами написана на моей роже…
Александр Непомнящий и стал первым кайфом фестиваля — и по выступлению, и по жизни. Почему-то я, сообразуясь с многочисленными интервью и статьями в самиздатовской и несамиздатовской прессе, а також со слухами, упорно ходившими о нашем ивановском госте, готовилась ознакомиться с чем-то таким серьёзно-монументальным, нерукотворным памятником самому себе… Оказалось — большой ребёнок с большими светлыми глазами и хайрами стандартно-хипповской длины, добрый и наивный, а когда злой — так то ж по делу… Просто достали человека менты, нечисть и прочие «хозяева жизни», а хочется солнышка, травки, тепла, и «я к милой девушке спешу» звучит так трогательно.. Ну и что с того, что у него ажно персональный сайт в Интернете — по трассе пришёл, по трассе ушёл, оставив нам веру в то, что не всё так хреново, как иногда кажется. Только всё — через боль: чтобы стать живым, и Буратино, и Иванушка-дурачок обязательно должен пройти сквозь огонь, воду, медные трубы и вечный автостоп на русских дорогах…
Мерлин после него не прозвучал. Извини, Гарик, поставили мы тебя с акустическим бэндом в «панковский» день и были неправы. Дак ведь и ты способен на большее…
Дмитрий Аверьянов (ПОГРАНИЧНАЯ ЗОНА), тоже личность легендарная, долго продирался сквозь плохой звук и общее народное непонимание. Не продрался. Впрочем, те, кому надо, я думаю, всё услышали и поняли А остальные… ПОГРАНЗОНА изначально была рассчитана не на «остальных», а именно на некий довольно узкий круг персонажей, знающих, что всё, делаемое Димкой — не просто так. И я нисколько не жалею, что в индивидуальном порядке вписала его на фестиваль ЖИВОТ (Конаково) — Вячеслав Чистяков & Алексей Семёнов. Уф.. В общем-то, я поступила правильно, поставив их после Аверьянова, ибо была уверена в Славкиной способности отыметь сколь угодно расслабленный зал. Второй кайф фестиваля. “Насупротив мракобесию, которое творится на земле русской, но во имя того, что сердце помнит…» Что меня поражает в Славке — это его способность быть разным, оставаясь собой. Из четырёх с половиной выступлений в Питере ни одно не было похоже на другое — по-хорошему безумный «greatest hits» квартирника “у Анны на Новаторов» осенью 98-го. Тяжёлая, тёмная «и агрессивная программа на “Третьей Лестнице», пьяная, но впечатляющая прелюдия к ЛАДОНИ на «Четвёртой», совсем недавний квартирник на пару с Малым у меня, оставивший впечатление абсолютной взрослости, законченности и даже где-то совершенства явления. И вот теперь — концерт не только мощный, но ещё и красивый. Былинные мотивы, «поющая гитара Семёна, абсолютно сносящее крышу сочетание силы и обречённости.
После “десятиминутного технического перерыва” на сцену вышел Дождь. Народ, правда, не въехал, что перерыв уже кончился, и продолжил оживлённое общение вкупе с распитием пива. В перерыве между песнями Димка Беляев пытался увещевать непонятливую публику, за что и был послан на хуй московским визионером Владом Тупикиным. Я, спинным мозгом чувствуя, что скандал грозит разрастись, подхожу к Владу: «Владушка, пожалуйста, не надо, человек геройски пытается делать своё дело, ему ой как нелегко…» — «Да он всё портит!» — возмущается Влад. “Всё равно не нужно, от этого будет только хуже.” Тут подлетает Анна: «Я ему сейчас морду набью!»
На минуту мы трое замираем — стоит Влад, стоит Анна, я между ними, в позе распятого Христа, пытаясь не допустить физического контакта между конфликтующими сторонами. Потом вроде напряжение рассосалось, Анна вернулась к покинутой камере… Но выступления Дождя я не помню. Просто не помню.
Третьим кайфом фестиваля стал Владимир Белканов — невысокий, щуплый и светловолосый актюбинский шаман… не, на самом деле, как-то не хватало бубна. Зато было в избытке хомусов, варганов и прочих диковинных зверей, немало украсивших Белкановские музыки и придавших арт-эклектике Володькиных песен отчётливый этнический оттенок. И голос, которым можно делать чудеса… можно брать какие-нибудь офигенно высокие ноты, а можно просто петь так, что каждое слово даёт эффект внутреннего эха, и цепляет, и не отпускает ещё долго — «вены струились небом/ вены сочились болью/ вены лучились солнцем/ вены мерцали звёздами и луной…» Плюс — на редкость компанейский парень (некоторые, правда, с этим категорически не согласятся), на фестивале создававший эффект передвижного фейерверка.
Я очень — очень! — хотела послушать Фо Мина, и вовсе не из страха перед гипотетическими агентами общества дружбы АФМ, затаившимися под евразийскими столиками. Мне банально не дали — некоторым персонажам в аккурат во время выступления Алексея приспичило пообщаться, причём именно со мной, причём непосредственно рядом со сценой, причём в полный голос! — так что, дабы не мешать г-ну артисту, мне пришлось уводить их в предбанничек и вместо песен внимать пьяному бреду. Занятие не из самых содержательных…
Внепрограммный Клещъ, завершивший вечер, запомнился в основном неизбежным хитом про медсестру Кораблёву. При несомненных достоинствах прочих его творений в памяти не отложилось абсолютно ничего — ни строчки, ни мелодического хода, ни интонации. . Вот такая вот странность.
К началу второго дня я уже настолько запуталась в собственных положительноотрицательных эмоциях и оргазмах, что чуть не опоздала. Были тому причины объективные… впрочем, вру. Объективных не было. Побегала ещё расслабленно, распуская пальцы перед молоденьким ментом, пока Сёмкин настраивался. Слышу — хорошо так настраивается, на майковской «Дряни» и прочих квадратных стандартах. Подмигивает. Когда он закончил настраиваться и начал играть — я не уследила. Просто смотрю — песни-то уже не майковские, а сёмкинские. Фо Мин: «Что-то сегодня Сёмкин гонит не такую херню, как обычно.» Потом, правда, открещивался, говорил, что вообще не отследил, когда Сёмкин играл. Х.з., я уже тоже не очень тверёзая была…
Антон Андреев (МЕДЛЕННО К СЕВЕРУ, Москва), решивший всё же вернуться и сыграть, — «в ноль». Ну то есть вообще никак. На записи показалось — интересно: что-то от Баша, что-то от КМ… Вживую — хорошая такая, добротная акустика. Таких и у нас в Питере не то чтобы жопой ешь, но хватает.
THE DARTZ в «Евразии» смотрелись очень органично. Ребята не понимают своего счастья: лабание в кабаках для них — именно для них! — может стать своеобразным магическим действом. Сыграли «Холодные камни» — стены покрылись мхом, вместо жующей ботвы — гоблины, вместо малолетних хиппушек — танцующие эльфы, а если ещё и глаза закрыть… Не, слова плохого не скажу — ребята действительно рубятся, действительно получают кайф от собственных музык, да и народ доволен. Наверное, я ущербная какая? Хотя альбомец ихний я бы переписала — может, когда под настроение придётся.
Московская гостья Юля Теуникова сотоварищи была хороша — мощна и даже в чём-то запредельна. Правда, сначала долго не могла разогнаться, конец скомкала — ну да это отчасти по моей вине, регламент я и в первый, и во второй день загнала немилосердно. В завершение оченно не хватило «Крымской» — хоть и глаголют некоторые, что, мол, «сколько можно?», но как-то не в кассу обрывать выступление «травяным» стёбом, спетым с таким серьёзным лицом. Получился — полёт без взлёта.
В срочном порядке вписанный на 15 минут також москвич Игорь Бычков, отрекомендованный мне как солист группы АЛОЭ, друг Вени Дркина и прочая, и прочая, опаздывал на поезд. К тому же был изрядно пьян, посему допущение оного на сцену жёстко характеризуется мной как индивидуальный недосмотр и вообще потеря контроля над ситуацией.
Опять же внепрограммный Саша Сорокин, приехавший с двумя Юлями, развеселил и немного утомил псевдоукраинскими пристёбами. В общем и целом — не произвело, хотя после Бычкова это был явный прогресс.
Вторая московская Юля — Тузова — протеже небезызвестного Жени Колесова (это тот, который «перебрался в Москву», если кто не понял), только что с триумфального фестиваля в Киеве, увенчанная и восславленная определённым контингентом моих знакомых как «хит сезона”, показала, что некоторые основания для подобных оценок имеются. Красивый голос, неплохие тексты — трогательно-девичьи и немного инфернальные, налёт невинного актёрства… Если сравнивать двух Юль, то на фоне общей интравертности Теуникова — строже и выше, Тузова — ярче и артистичнее. Вообще — милые девочки. Ндравицца.
Сергей Галкин переволновался, «перегорел», вследствие чего смог с грехом пополам исполнить две с половиной песни. Перед этим меня похвалил, солнышко. Поэтому ругать его не буду. А то в следующий раз не похвалит.
Когда на сцену взобрался Ай-Болит и запел свои бесконечные рэггеюшники, я поняла, что наконец-то ВСЁ. Можно расслабиться. И расслабилась… Говорят, был ещё Белканов, джемовал типа. Хорошо джемовал. И чуть было не кончилось дело междугородним (и международным) братанием и сестрением, но господ музыкантов с нетерпением ждала батарея портвейна, отобранного на входе. К чести охранников, после окончания сейшена бедолагам, не сумевшим законспирировать вожделенную бутыль до полной невидимости, были возвращены все сладкие остатки. Коие и допивались, не отходя от кассы. А я поехала домой — делать выводы. И сделала.
Вывод №1 — лучше геморроиться до фестиваля, нежели в процессе оного.
