ЗАПОР
из цикла «Фекальные истории»
Жил-был мальчик один. Ну, вообще-то, не то чтобы и мальчик, но зато вроде как и не девочка. Этим я хочу сказать не чего-то там насчет девственности (в мужском смысле этого слова), а то, что представителей его возрастной прослойки сейчас называют “тинейджеры”. То есть это для того времени он был “мальчик”. Всем понятно, надеюсь? И вот этот мальчик (для того времени) очень, знаете ли, сыр любил: как увидит где, так сразу начинает его любить. Кушать то есть. Ротом. Знаете, как это зачастую бывает? Берешь, короче говоря, сыр и ротом его кушаешь. А в те достославные времена (при Леониде Ильиче еще) сами знаете какой в этом направлении ассортимент был: сырок плавленый “Дружба” и сыр колбасаобразный. А этот конкретный мальчик сыр шибче всего обожал “голландский” — большая такая прямоугольная херня, воском снаружи обильно обмазанная, и в этом воске еще зачем-то разные пластмассовые циферки вделаны были. И сыр этот, если по уму, ни в какой Голландии сраной не делался. Он просто назывался так. Для солидности, видимо.
И вот как-то раз мама мальчика, прекрасно осведомленная о неуемной страсти своего приплода к означенному продукту, разорилась и “через завсклад, через товаровед, через директор магазин” (дефицит же), по большому блату приобрела любимому чаду в увеселение не просто какой-то жалкий и ничтожный двухсотграммовый кусочек, а именно вот эту здоровую, прямоугольную, с циферками, целиком. Кило на около десяти, как бы не соврать. Возрадовался мальчик этому делу самым трудноописуемым образом: заподпрыгивал активно и все такое. А после со счастливым видом дебила схватил большой вострый ножичек и стал сыр пластами настругивать. А потом с полученных пластов восковую корочку аккуратно срезать, выбрасывать ее в поганое ведро немилосердно, а сам сыр поедать, гнусно сопя и чавкая. И тут стоит отметить, что сыр поедался без всего, то есть и без хлеба, и без колбасы, к примеру. Один, понимаешь, натуральный гольный сыр. Ел не по-детски долго, пока не наступил момент полного насыщения организма.
На следующее утро, перед школой, мальчик опять откушал сыру весьма, на этот раз, все-таки, милостиво запивая его чаем. А из школы означенной возвратясь, сыром же и пообедал. И им же поужинал.
Мальчик был крайне доволен, пока на третьи сутки своей добровольной сырной диеты не обратился вниманием на тот подозрительный факт, что за все это время у него ни разу не было стула. Не то чтобы жидкого там, или полужидкого, а вообще никакого. В принципе. Вы уже поняли, наверное, что я здесь поимел ввиду: трое суток мальчик абсолютно не какал, простите уж за натурализм. Первые дни ему и не очень-то хотелось, а вот тут стало. Тем более, что и кушал он весьма плотно и часто. Сыр кушал. Ну так вот: хотеться ему стало, а не получается ни фига. Зайдет, бывало, в туалет, сядет там и сидит. Десять минут сидит, двадцать — ничего не вываливается… Я не знаю, как эта штука называется по-научному, по-медицинскому, но нашим людям она более известна как “запор”. А еще через денек этот пресловутый запор вошел уже в ту стадию, когда сидеть и, выпучив глаза, тужиться на унитазе просто бессмысленно. Сыр, которым мальчик все это время питался, пройдя по всем терниям пищеводов, желудков и кишок, остановился в области анального отверстия и просто там забетонировался полупереваренной массой…
Очередным вечером наш мальчик, поборов вполне понятное смущение, решил доверительно поведать о своей чудовищной проблеме маме. Когда оная пришла с работы, сыролюб, тыча пальчиком в свой раздутый, как жаба, животик, мрачными красками описал царящие в нем колапсы. Естественно, что первая мысль, коя посетила мамину голову — это накачать ребенка касторкой. Но время было позднее и сотрудники аптек отбыли со своих мест. “Ладно, — сказала заботливая мама, — потерпи до утра. А пока поешь овощей: они тоже могут воздействовать как слабительное”. И мальчик уныло сгрыз вилок капусты.
Всю ночь он ворочался и стонал страшно, так как поеденные килограммы сыра, останкам которых не удалось вырваться на волю, в разные стороны давили на него изнутри. Не было для них естественного выхода…
Утром и речи не могло быть о том, чтобы отправиться в школу, ибо пациент даже сидеть не мог. Мама дала мальчику денег на касторку и пошла на работу вся в недобрых предчувствиях.
Едва дождавшись открытия аптеки, пожиратель сыра помчался туда со всей возможной скоростью, какую могли позволить залежи любимого продукта в прямой кишке. В аптеке этой самой он, стесняясь и свекольно краснея, прикупил два больших фуфырика касторового масла в ампулах. И, домой добравшись кое-как, принял, согласно руководства, пару этих предметов и лег на бочок — ждать положительного результата. Сперва он собирался немедленно же и влезть на унитаз, но потом подумал, что процесс может затянуться, а сидеть ему было тяжко, чисто физически. Прошел час, второй… Результат где-то задерживался. Мальчик, весь уже вспученный, сообразив, что терять уже в этой жизни нечего, сожрал все капсулы, кои жили в первом пузырьке.
Шел шестой день запора.
Еще через час он слопал все, что было во втором флаконе.
Третьего, как мы знаем, не было. А то он бы и его съел.
Мальчика дико пучило и зверски плющило. Он уже несколько раз успел проклясть самыми страшными проклятьями как сыры в частности, так и молочные продукты вообще. Мальчик осатанело хотел посрать. Но не мог. Ни на какие усилия чистейший “голландский”, не перемешанный с какими-либо другими неблагородными продуктами, все крепче и крепче запечатывал ту самую прямую, нетренерованную такого рода мероприятиями, кишку молодого организма…
Вечером, как обычно, педантично вернулась мама и совсем уж было собралась задать риторическое “ну как?”, но, посмотрев на зеленую морду сына, сразу поняла, что данный вопрос в этой ситуации неуместен и в лучшем случае выглядит как форменное издевательство. “Я предусмотрела вариант, что с касторкой у тебя может не получиться, поэтому принесла вот что, — и она выудила из сумочки брикет некой не внушающей абсолютно никакого доверия субстанции, — Девчонки на работе посоветовали. Это трава сенна. Говорят, что помогает безотказно”. Сенна была немедленно заварена и мальчик, в припадке надежд, давясь и заливаясь крокодиловыми слезами, выхлебал большую кружку этой гадости. Трава оказалась действия исключительно специфического — она только какими-то одной ей известными путями тут же стала вырабатывать необычайное количество злокозненных газов… А куда деваться газу, если то единственное отверстие, из которого ему по рангу положено выходить, заплавлено недружелюбным пожеванным сыром?.. Так что боли, нападавшие на мальчика до приема целебного отвара, теперь показались ему просто легкой эротической щекоткой. Видели, как в мультипликационных фильмах мышей и прочих бегемотиков всеразлично надувают по разным причинам при помощи насосов? Здесь проистекало что-то максимально к этому приближенное…
Именно тогда мама мальчика стала всецело осознавать, что ситуация полностью выходит из-под контроля и, мало того, уже достигает критической точки. Мальчик уже беспрерывно вопил как беременный опоссум и газами его подбрасывало, как дирижабль. Вызвали “скорую”. Та, как это у них модно, подъехала через полчасика, в течении которых мальчик не прекращал обидно высказываться в адрес маминых коллег, умеющих давать советы исключительной ценности в плане траволечения и вообще крайне разбирающихся в таких сложных загогулинах, как детские запоры.
Добрые санитары выволокли корчившегося в страшных судорогах гурмана из помещения и запихали в машину. Бледная, как рыбье брюхо, мама, ни жива ни мертва, поместилась рядышком с умирающим.
Привезли его в самую главную больницу города. Поклали куда-то. Через некоторое время к нему приблизилось некое число угрюмых типов в грязных белых халатах. Они начали больно лапать мальчика за живот и равнодушно интересоваться, как он, типа, дошел до такого состояния? И на что, собственно, тут, бля, жалуется? Мальчик, скрежеща зубами и вращая буркалами, пытался как-то повнятнее растолковать ситуацию. “Ясно, — сказали друг дружке ученые эскулапы, — Аппендицит…” И проследовали к следующей жертве.
А тем временем в помещение приносили новые ужасы: юношей с пробитыми головами, истекающих непонятно чем бомжей, урок с торчащими из разных частей тела острыми предметами, и прочие разносолы. Мальчик же находился в ступоре, а когда из него выходил, то начинал терпеливо ждать, когда с ним начнут чего-нибудь делать…
Где-то еще через полчасика к нему подкрался косоглазый доктор и опять начал пытать, что да как? “То-то и так-то”, — пояснил мальчик, мысленно желая косоглазому, чтоб у него это же самое началось. Желательно прямо сейчас. “А!- обрадовался косоглазый, — Дак ведь это ж у тебя просто запор! Сейчас мы тебе клизмочку — и все!” Мальчика перетащили за какую-то ширму, положили на топчан задницей вверх и очень молодая и очень симпатичная санитарка в коротком накрахмаленном халатике рукой в перчатке раздвинула ему ягодицы, а другой рукой впендюрила ему в анус длинный и мерзкий наконечник всем нам хорошо известной кружки Эсмарха (приспособление, представляющее из себя симбиоз клизмы и грелки). Мальчик почувствовал, что его начинает заполнять теплая жидкость…
И все шло нормально, пока одна из струек скопившегося газа не нашла проделанное вышеназванным наконечником отверстие и с диким напором не брызнула на волю, заливая закачанной водичкой, пополам с одинокими вкраплениями сыра, топчан, стены и симпатичную санитарку. “Аааа!!! Оооо!!! Все!!! Пошло!!!” — возопил мальчик, резво вскочил и бросился в направлении ватерклозета, кой он предусмотрительно отметил, пока его везли. А пока мальчик скакал, из его задницы выливалось все, что туда было закачано, опять же. И дефилировавшие по коридору медработники и посетители больницы отнеслись к увиденному с явным непониманием.
Когда он домчался до нужника и расселся на унитазе, то выяснилось, что вся вода уже успела вылиться по дороге, а сырная пробка, не смотря на газовый прорыв, так и осталась на месте.
Непоколебимая, как скала. (Невдалеке были слышны исключительной отборности маты обгаженной сотрудницы по клизмам.) Доведенный до ручки и ножки мальчик стал изо всех сил тужиться. Было невыносимо больно и при каждом потужании он издавал зловещие крики и стоны…
“Тут у нас чего: рожает кто-то? — в дверях туалета показался косоглазый доктор. — А… Это все еще ты… Ну как там наша клизмочка? Не помогла?..” Мальчик издал страдальческий стон и протяжно пукнул. “Ну-ну… А тебя перед этим перчаткой не проверяли?” — “Это как?” — “Ясно. Вставай. Пошли.” Они промаршировали в некий кабинет. Косоглазый установил мальчика возле ванны и принялся, в зловещей тишине, натягивать на руку длинную перчатку. Потом он ее обильно намылил и сказал: “Спусти штаны и пригнись”. Наивный мальчик сделал все, как предлагал добрый доктор…
Если вы думаете, что все закончилось гомосексуальной сценой растления запорного и частично обосравшегося пацана гнусным айболитом-извращенцем, то вы круто ошибаетесь. На самом деле все было во много десятков раз хуже: доктор одной рукой ухватил мальчика за талию, а указательный палец второй своей тренированной, видимо, конечности на всю длину запихнул ему в жопу и начал немилосердно там вращать. “Аааа!!! Сука!!! Убью!!! — завопил мальчик, забывший о всяких приличиях и о том, что ему в этот момент уважаемый доктор может жизнь спасает. — Вытаскивай палец, козел!!!” Но косоглазый не внимал: он все елозил и елозил своим противным, длинным и кривым пальцем в детском заде, пока в какой-то момент мальчик не почувствовал вселенское, уже почти неделю им не испытываемое облегчение…
Первая порция ярко-желтого, плотного, расковырянного косоглазым дерьма выплеснулась, как обычно, ему на халат. Потом на ботинки. Доктор проворно отскочил от засранца и некоторое время тупо таращился, как из того непрерывным потоком все валятся и валятся фекальные массы. Когда к спасителю вернулся дар речи, его первыми словами были: “Дебил малолетний! Беги в туалет и хоть обосрись там!” Находящийся в эйфории мальчик подкоркой сообразил, что, как ни крути, публичное обсирание медицинских учреждений выглядит несколько бескультурно, поэтому просто нечеловеческим усилием приостановил процесс дефекации, дополз до сортира, обрушился на унитаз все тот же и за десять минут завалил его своим гумусом, натурально, до краев. Потом он тихонько выглянул в коридор. Там никого не было: все, видимо, пошли отстирываться от его говна. Тогда он так же тихонько прокрался к выходу и побежал к ждавшей его маме…
Потом они приехали домой. Мальчик залез в ванну и очень долго парил в ней свою многострадальную задницу.
И еще: с того примечательного случая прошло уже лет двадцать, но сыра он до сих пор терпеть не может…
ПОСТСКРИПТУМ: История, конечно, не очень вкусная, но зато абсолютно правдивая и рассказанная мне непосредственно прямым участником описываемых событий — тем самым объевшимся сыром мальчиком. Поведал он ее мне, естественно, в крайне нетрезвом состоянии, поскольку в ином виде о таких вещах не говорят даже любимой бабушке.
СКАЗОЧКИ
ПРО КОМАРА ЖОРИКА
Как-то раз комар Жорик проснулся очень поздно, голодный и с похмелья очень злобный. И он не стал умываться и зубы чистить, а буквально сразу же полетел к пивточке и сел какому-то мужику на потную лысину завтракать. И только это он поудобнее пристроился, как откуда-то с тыла подошла жена лысого-потного и ка-а-ак даст ему по репе авоськой.
— Ты че, дура?! — подскочил лысый.
— А вот че! — сказала жена и сунула ему под нос снятое с плеши расплющенное тельце Жорика (Ну, она конечно не знала, что покойника Жориком звали — он не успел представиться). — Только- только сел. Не успел еще, паразит, кровушки насосаться!
Так и у людей, дорогие мои детишечки: только присосешься, а тебя сзади — хлоп! хлоп! И попробуй потом догадаться, с какой стороны прилетело.
ПРО СМУРОГО ПЛЯКА
Смурый Пляк пребывал в крайне скверном расположении духа. Он сердито болтался вверх тормашками, зацепившись хвостом за лампочку, косил в разные стороны единственным глазом, мутным и красным, и думал всякие нехорошие мысли. Когда все нехорошие мысли закончились и думать больше было нечего, он начал прицельно плевать на головы проползавших под лампочкой крокозябликов и лапузяк, спешивших по своим крокозябликовским и лапузячным делам. “Чувствительнейше благодарю”,- говорили крокозяблики и лапузяки, в которых Пляк попадал. Они тут же вытирали плевки короткими волосатыми лапками и ползли себе дальше, делая вид, что ничего не произошло.
Так и у людей, дорогие мои детишечки: кто повыше — плюет на тебя, а ты утирайся и благодари.
ПРО СОРТИР
Однажды в неком лесу стало абсолютно невозможно нормально проживать, потому как все звери испражнялись где попало, не имея специально отведенных и закрепленных Указом мест для этого дела. И когда лев в очередной раз залез всеми лапами в чей-то навоз под кустом, все поняли, что дальше так продолжаться не может. Немедленно устроили телевизионный марафон, за время которого была собрана некая сумма. Сумма пошла на сеть теплых нужников по всему лесу. Лев получил персональный. Под тем самым эпохальным кустом.
Как-то раз в один из нужников зашел посрать подвыпивший енот. И в какой-то момент так неловко раскорячился, что пошатнулся и провалился в дырку… Долго барахтался, истошно вопил, звал на помощь, да так и утонул…
Оно и понятно, дорогие мои детишечки: стоит только влезть в дерьмо — хрен потом из него выберешься. И не поможет никто — кому ж охота в говне пачкаться?..
ПРО ТАРАКАНА ИННОКЕНТИЯ
Как-то раз таракан Иннокентий решил солидно отметить свой профессиональный праздник — День защиты насекомых, для чего пошел в заведение на предмет пива в голову налить. Ну а пиво, как и заведение, вытекло в потребление более серьезных жидкостей, как то: коньяк, водка, портвейн и все такое. Короче говоря, хватил Иннокентий лишнего. Ну и в таком вот состоянии вышел на воздух, вроде как отлить, и видит, что прямо на него слон идет. Тут разные сивушные масла таракану в голову ударяют и он, значит, орет:
— Стоять на месте! — Орет. — Не двигаться! — Орет. — Ты кто вообще здесь такой ходишь?! Отвечать!
— Я — слон, — говорит слон.
— Хи-хи, — развеселился Иннокентий. — Да какой ты, на хрен, слон?! Прицепил себе на морду шлангу, буркала бесстыжие ушами поназавесил и все туда же — в слоны. Так честному таракану и наступить скоро некуда будет — везде слоны одни… Отвечай мне сейчас же: ты кто такой?
— Да нет же, — обиделся слон, — слоны мы!
— Да какой ты, мать твою, слон?! Ты на себя посмотри в зеркале! Мозгляк ты какой-то, а не слон! — горячится таракан Иннокентий.
— Слон я! — опять гнет свое слон.
— Мозгляк!
— Нет, слон!
— Нет, мозгляк!
— Нет, слон!
…Так, короче, и подрались. Теперь друг с другом не разговаривают — дуются.
Так, дорогие мои детишки, и у людей: нажрутся в сопли и несправедливо обижают прохожих и соседей в пьяном угаре.
ПРО ХРЯКА ХРУМДЕЛЯ
Как-то раз хряк Хрумдель в Бурунди поехал — ему на свиноферме путевку дали льготную, как многодетному отцу. Ну и приехал он, значит, в Бурунди это самое. Ходит там по пампасам и саваннам, курит папироску и на окружающую перспективу любуется умильно. Все это ему в диковинку, так как раньше Хрумдель кроме навозной кучи во дворе ничего такого крупномасштабного не видел. А тут вдруг — шасть! — к нему то ли из-под саксаула, то ли из-под баобаба припрыгивает местный бурундийский бомжующий тушканчик. Подпрыгивает это он поближе и крайне вежливо интересуется, что, мол, не будет ли у уважаемого мистера хряка папироски для бедного, пострадавшего от геноцида инвалида? А Хрумдель ему на это — на! на! — по морде. И дальше себе пошел. Не дал, значит, тушканчику папироски-то…
А что вы хотели, дорогие мои детишки? Свинья — она и в Африке свинья.
Лето 1996 г.
