3 декабря 1993 года в Русском музее (а точнее в его новом филиале — Мраморном дворце, бывшем музее Ленина, кстати!) была торжественно открыта ретроспективная выставка группы питерских художников «Митьки», посвященная 10-летию движения.
Судя по обилию радостных лиц и большому количеству людей с видеокамерами, выставку ждали, а митьков не забыли и по-прежнему любят.
«ТХЕ РЕТРОСПЕКТИВ ЭКСИБИШН» почти весь декабрь радовала взоры жителей и гостей нашего города многообразием оригинальных талантливых работ, занимавших шесть залов, каждый из которых имел свое название. Например, зал «Мифология митьков» объединил работы, которые, собственно, и создали незабываемый имидж группы; в зале «Отцы» можно было увидеть картины художников группы Арефьева. Ностальгию о прошлом вызывали густо развешенные картинки в «Воспоминании о квартирных выставках», а зал «Политбюро», по-моему, вовсе не нужно комментировать: это, конечно же, Шагин, Шинкарев и Флоренский. В двух маленьких коридорчиках были развешены все номера «МИТЬКИ- ГАЗЕТЫ» и фотографии самих митьков в разных интерьерах.
Естественно, нельзя было оставить без внимания сие эпохальное событие, и поэтому я отправилась в Мраморный дворец, чтобы немного побеседовать с Митей Шагиным и Володей Шинкаревым. Мы расположились в маленьком полутемном коридорчике, в местной курилке. Мимо изредка проходили задумчивые музейные искусствоведушки. Напротив, в уголке, скромно притулился гипсовый Ильич с двумя пионерками по бокам. Мы решили составить им компанию, присели рядом и начали беседу. А вынесенный из центрального вестибюля в подсобку «великий вождь революции» тихо сидел и подслушивал наш разговор…
— Читателям журнала, наверное, не надо объяснять кто такие митьки, что они делают и чем знамениты.
В.Ш. — Да, конечно, они-то знают…
— О, хиппи. У хиппи есть свой хиппилэнд, свой остров, на котором может рождаться любое искусство. И они, следовательно, могут рождать искусство. И эстетика митьковская, кстати, в чем-то близка хипповской.
М.Ш. — Да, но хиппи тоже откуда-то взялись. До хиппи были битники, до битников еще кто- то. Все взаимосвязано. Естественно, хиппи мне ближе, чем те же панки. Панков я все же не очень понимаю. По-моему, просто чистое пижонство. Философии никакой там нет. Так, лишь желание пошокировать обывателя.
— Панки—то панками. Куда более интересно скромное мнение митька о своем месте в русской культуре. Русский музей — это русская культура. Ведь это первая выставка митьков в Русском музее?
В.Ш. — Выставка художников группу «митьки»? В Русском музее? Так это вообще раз в жизни бывает! У любой группы, правильно? Я думаю так. Второй такой не будет.
— И все—таки место?
В.Ш. — Если бы ты читала каталог, так там одна статья как раз и называется «Митьки в русском искусстве».
М.Ш. — Кстати, это не мы ж писали, а сестренку интересует именно наше мнение, а не искусствоведа.
В.Ш. — Ну, видишь ли, мы отчасти и сами искусствоведчески к себе подходим, поскольку мы не являемся авангардом, и никогда им не являлись. Наше искусство достаточно консервативно, а сейчас уже ставшее классическим. Мы — магистральная линия в искусстве, вот в чем дело. Самая что ни на есть магистральная линия. Мимо нас невозможно проследить историю русского искусства. Мы заполняем всю дорогу, так сказать, перегораживаем. Любой изучающий историю русской культуры обязательно пройдет через нее. Вот такое наше место.
М.Ш. — Просто на самом деле выяснилось, что к 1994 году митьки уже классики. Не что-то такое молодежное, неустоявшееся, а вроде уже апробированное, музейное. Имеются в виду, конечно, картины. Не сами авторы, а их искусство. Мы, конечно, сами еще молодежь, хотя нам уже многим за 35.
В.Ш. — А кое-кому и за 39.
М.Ш. — Место… Не надо только считать, что мы сами такие живые классики. То, что мы сделали, сделали не только мы. Нам все же и какие-то высшие силы помогали. Время помогает, а не то, что вот такие мы гениальные, все так гениально нарисовали. Просто жизнь сама помогает. И поскольку эта жизнь уже в чем-то другая, то и мы — это какой-то пласт новый.
— Да, про магистральную линию это очень хорошо…
М.Ш. — Просто, почему Володя сказал про магистральную линию: тусовочные искусствоведы (есть официальное искусствоведение — это Русский музей и так далее, а есть такие тусовочные искусствоведы) пишут, что митьки ушли от магистральной линии. Магистральная линия — это там гамаки, рюмаки и всякое такое. Они так думают. Но сейчас всем понятно, что это никакая не магистральная линия, а просто попе такой дешевый. И все1 А магистральная линия, конечно же, это митьки. Абсолютно очевидно. Мы без ложной скромности можем это заявить. Ну так есть. Ну не виноваты мы!
— Митя, поскольку выставка в Русском бывает раз в жизни дается, вы, наверное, хотели бы побольше картин выставить?
М.Ш. — Не то, чтобы больше. Изначально выставка была запланирована не в Мраморном дворце (где-то на третьем этаже), а в корпусе Бенуа, причем бесплатно. Просто Бенуа — это как бы почетнее. Ну, как же1 Это такое место: залы просто огромные! И потом там, конечно, реально больше людей. В Мраморном дворце Русский музей существует всего год. Это место, которое толком пока никто не знает. Просто начальство Русского Музея решило, что можно те залы сдавать за большие деньги, а митьки как бы никому не нужны. Можно их и сюда запихать.
— На выставке несколько залов и все они имеют разные названия. Среди них есть зал «Отцы», в котором выставлены картины старшего поколения художников, например, твоего, Митя, отца. Известно, что существуют в некоторых творческих семьях проблемы отцов и детей. У тебя такого, наверное, не было?
М.Ш. — Проблема отцов и детей такая: мой отец был битником. Если я митек такой, то он — битник. Это — как бы предтеча митьков. Получилось так, что, когда мне было три года, его посадили в тюрьму: за битничество, за то, что наркотики колол, и все такое. Ушел из дома, скитался, жил неизвестно где. Ну, битник! И поэтому проблемы никакой у меня не было, и желания противостоять ему тоже не было — типа: он какой-то официальный гад, а я вот молодежь альтернативная! Мы с ним, как бы одно поколение, и нормальное продолжение одного другим. И поэтому, что важно, у нас нет антагонизма с нашим старшим поколением художников, как, например, Наталья Жилина — моя мама, и другими художниками группы Арефьева. Они — естественная предтеча митьков. Это логично. Они чувствовали, что не зря жизнь прожили, не зря мир топтали, что есть достойная смена их делу. И она знамя искусства держит высоко!
— В галерее «Борей» недавно, как раз, выставлялись работы Ната.гьи Жилиной. А картины Владимира Шагина увидеть не так—то просто?
М.Ш. — На этой выставке есть его картины из собрания Русского музея и коллекций. Этот зал делали искусствоведы Герман и Карасик, это у них, так сказать, самый излюбленный уголочек. Картины отца не выставлены в залах Русского, для этого еще лет сто пройдет. Они где-то в запасниках стоят. И наши с Володей там стоят.
В.Ш. — Так что вот. А такая вещь, что дети обязательно как бы отталкиваются от отцов и посрамляют предыдущее поколение, она вообще-то не типична. Она была типичной в России последние лет сто. Действительно так. Но до этого ее никогда не было. Вспомни славянофильские семейства: там преемственность была на высоте. И это нормально.
М.Ш. — И потом, помнишь, Цой пишет: «Когда-то ты был битником»? Песня о том, что отец в молодости был битником, а потом стал гадом таким, тапочки надел, и все в таком роде. А мой отец остался таким каким был!
В.Ш. — Не одевал тапочек?
М.Ш. — Нет! Так в сапогах и ходит!
В.Ш. — Ты тапочки надел, скорее чем он?
М.Ш. — Да, у меня-то есть тапочки, правда, собачка съела. А у него нет тапочек. Реально нет. Дома сидит в пальто, в шапке-ушанке. Шаром покати, только ветер в разбитые стекла1 Вот так вот.
— Да он не только битник, но и митек. Кстати, поговорим о традиционном образе митька в сознании его почитателей. Митьки — это ведь, в сущности, не просто какая- то группа художников. Это — определенный имидж. В свое время нашумевший и пользующийся всенародной любовью. Но сколь милым и притягательным он не был, увы, приходится констатировать, что имидж остановился в своем развитии. Так что приходится его подкреплять и поддерживать, подчинять ему свою живопись. Не так ли? И не потому ли у митьков появились своя газета, фильмы и т. п.?
М.Ш. — Здесь вопрос такой: делают ли митьки такие веселые картинки на потребу массового зрителя. То есть массовый зритель представляет также, будто митек — это такой веселый пьяный человек в полосатом тельнике, который мазюкает чего-то типа «Митьки выдают уши Ван Гогу». И им может странным показаться, что часть митьков даже тельняшек не носит. А некоторые, как Флоренский, относятся просто с ненавистью и к тельняшке, и к тому, чтобы походить на митька. Это просто ужас что будет, если упомянуть при Флоренском, что он митек. Оскорбится. «Я — Александр Флоренский, крутой художник»,— скажет он. Поэтому нельзя сказать, что у нас есть этакий типовой митек. Мы все очень разные. Есть массовое молодежное движение «Митьки», но это немножко другое. Это благодаря гениальному произведению Владимира Шинкарева, где как раз и разработан тип такого человека. Но это же не значит, что все члены группы с таким же названием являются участниками Массового молодежного движения. Ну, например, почетный член группы художников «Митьки» Ия Алексеевна Кириллова. Ей уже 65 лет. Вряд ли ее можно назвать участницей Массового молодежного движения. Да, она считает себя митьком, очень нас любит и всегда так выставляется. Но тельняшку она вряд ли носит. Ну, как это, такая пожилая женщина…
В.Ш. — Понимаешь, многие книгу «МИТЬКИ» приняли, как репортаж и сводку с места событий. Что вот в этом и заключается деятельность группы художников. Это совершенно не так. Не так мы живем, как написано в книжке1 Это художественная литература. Fiction. Фантазия.
М.Ш. — Дело в том, что в самой книжке на самом-то деле ничего придуманного нет. Все истории там абсопютно реальные. Просто дело в том, что в книжке отражена только одна сторона нашей жизни. Писал ее Шинкарев, но там же ни слова не написано — кто такой Шинкарев, чем он занимается. Просто книга в такой форме написана. Это текст. И все.
В.Ш. — Тебя, может быть, интересует в какой степени связан между собой образ симпатичного шалопая и наша жизнь?
— Да, да, конечно. И, наверное, не только меня интересует — где проходит эта грань в настоящий момент.
В.Ш. — Вот видишь, у нас целый зал посвящен мифологии митьков. Это — как бы симпатичная шалопайская живопись. На самом деле очень грамотная квалифицированная живопись. Но качественная живопись подсовывается зрителям через такие веселые сюжеты, веселые картинки. Приходит дурак-иностранец на выставку и сразу веселится у картин Васи Голубева или моих, например.
М.Ш. — Вася? У Васи не просто веселые картинки. То есть Вася до сих пор мог бы рисовать Ван Гога с ушами. А он все-таки ограничился только на этой серии. Сделал восемь картин, а дальше у него что-то другое пошло. А какая золотая жила-то была, по большому счету! Или взять тему, что митьки всем помогают. Это же бесконечно! Я видел, и мне рассказывали о существовании массы разработок этих тем, что другие художники подражают Васе. Нечаянно, просто так. Ну, например, «Митьки уговаривают Сталина не делать репрессий» и так далее. Такие картины могут продаваться на рынке просто за то, что на них митьки изображены, хотя к нам они отношения не имеют. Михаил Юрьевич Герман пишет, что наличие эпигонов является признаком того, что митьки, как художники, знамениты. Да, действительно, у нас есть подражатели и люди, которые говорят: «Да, мы — митьки!», и за это им платят огромные деньги иностранцы. Причем нам их не платят, потому что мы не знаем, где эти иностранцы.
— Ну, уж коли речь зашла об иностранцах. Вы, как известно, в последнее время стали любителями посещения Европы. А сейчас вы особо дружны с Францией. А конкретно с Владимиром Котляровым (Толстым).
М.Ш. — С Толстым мы познакомились в 1989 году, когда нас впервые вывезли за границу, в Париж. Мы совместно расписывали автобус. Факт зафиксирован на пленке и в первом зале выставлен на обозрение. Потом Толстый стал нам регулярно по почте посылать очень красивые конверты: разрисованные по-всякому, украшенные фотографиями, наклейками. На Западе это довольно распространенно, называется Мейл-Арт — искусство переписки.
В.Ш. — Для нас это диковина полная. Как открытку человек, например, посылает днище от винного ящика. И почтовые работники не понимают, что с этим делать, считают это хулиганством. Но вот сегодня Юра Молодковец добился, что и от нас приняли такое послание.
— Ни для кого не секрет, что у нас нередко двери перед та.1ант.швыми людьми открываются тогда, когда художник с успехом прокатывается по заграницам. А у митьков, как известно, существуют творческие связи с Европой…
М.Ш. — На западе все про нас знают. И если спросить искусствоведа, занимающегося реальным искусством, какие у нас в Петербурге есть художники, он сразу скажет, что здесь живут известные митьки. Михаил Юрьевич Герман — организатор и человек, который реально работал над устроением выставки, писал о нас, естественно, и раньше, в те годы. Тогда он нас критиковал, конечно, было дело. И с его слов наши поездки в Европу сыграли определенную роль во взглядах на наше искусство. А, что конкретно о нас говорят за границей я не знаю. К нам сейчас приезжают оттуда, в основном, не по делам искусства. Едут наши братки — трезвые алкоголики. Вот такие у нас связи с заграницей. По линии братания.
— Значит у вас в последнее время все больше гостевые поездки к браткам? Не с целью выставок?
В.Ш. — Только с целью выставок мы там и бываем. Два раза у нас были уже выставки.
М.Ш. — Первая выставка была в культурном центре для художников и поэтов-бардов при Центре Помпиду. Такое очень симпатичное место в центре Парижа, где собираются всякие люди, выпивают, читают стихи. А второе место — просто галерея, маленькая такая, но тоже некоммерческого характера. Называется «Высокий шаг». Хозяйка — симпатичная женщина, митьки очень полюбили ее. Эта галерея находится недалеко от Сорбонны, в центре Латинского квартала. Работы митьков очень понравились французам.
— Я очень рада за французов, но вернемся к делам российским. Митьки, как любой творческий коллектив, развиваются, меняются, как ни крути. К чему я это говорю: в *Смене» статья как-то промелькнула, кажется, с названием «Конец митьковизма».
М.Ш. — Нет она по-другому назвается: «Конец всеобщей «митьковизации»». Кстати, она у меня с собой. Вот тут написано: «В последнее время в группе «Митьки» возникли естественные разногласия. Многие художники выросли из «тельняшки митьковизма», их влекут новые творческие поиски. Отдавая дань прекрасному прошлому, отметим, что постепенный распад группировки представляется явлением светлым и радостным.» Кстати, художественная группа мы, а не группировка. Да никакого распада нет! Если два человека откололись, это не является распадом. Автор статьи человек-то нам не посторонний, но то что она пишет несколько странно. Говорить о распаде можно будет тогда, когда мы с Володей поругаемся, или с Флоренским… Потому что костяк митьков — эти три человека!
— Трое — хорошее число. Но в любом случае группа выросла с начала 80—х. В «МИТЬКИ—ГАЗЕТЕ» я вижу тринадцать фамилий художников—митьков, а на нынешней выставке их гораздо больше.
М.Ш. — Дело в том, что тринадцать фамилий получились исторически так: первая выставка строго с названием «Митьки» была в 1985 году в Усть-Ижоре. Там выставлялось одиннадцать человек и был выпущен такой как бы проспектик (в газете это есть), где все рожицы наклеены и авторы записаны. Оля Флоренская тогда стеснялась выставляться под своей фамилией, потому что она была членом Молодежной секции Союза художников и ее могли запросто оттуда выгнать. Она выставлялась как Екатерина Ильина, и даже фотография там другая была, не ее. Между прочим, интересный факт, многими забытый. Тогда запретно было выставляться митьками! Могли бы прижучить и все такое… Вообщем, интересно. Там же на выставке Володя Яшке к нам пришел, попросился официально. Мы его приняли — Володя хороший художник. А потом, через два года, из армии вернулся Вася Голубев. И Вася, как молодой такой, шустрый, сразу создал серию «Митьки выдают уши Ван Гогу». Эту серию напечатали в «Юности» в 1988 году. Эти Васины картинки прогремели на весь Союз, и он как бы автоматически, за большой вклад в дело митьков, был окончательно принят. Ну что ты! Такие картинки! Еще у него была такая работа, которая тоже всем очень понравилась: «Живите, Александр Сергеевич!», где митек грудью заслоняет Александра Сергеевича и сам умирает от пули Дантеса. Вот те самые тринадцать человек. Все остальные являются членами молодежной секции, членами секции «Отцы», почетными членами группы «Митьки», членами секции «Рок-звезды», как Борис Гребенщиков. Он тоже здесь выставлен. Ну, а кто-то заявляет о своем уходе из митьков, если можно, конечно, из митьков уйти. Думают, что у них будет какая-то красивая жизнь. Но все равно клеймо митька на всю жизнь останется.
— Кто же ушел из митьков?
М.Ш. — Ну, если конкретно, то это два человека: Алексей Семичов (он был членом основной группы) и Андрей Кузьмин из молодежной секции.
— И почему же они вдруг ушли?
М.Ш. — Они официально заявили, что уходят, что им нравится другая эстетика, нравится музыка группы «Kraftwerk», есть такая модная электронная группа из ФРГ., И нравится живопись, вся такая западная, модная. Андрей Кузьмин начинал как ученик Александра Флоренского, то есть рисовал картины такие стремные, красивые городские пейзажи. Носил бороду, тельняшку и даже снимался в митьковских фильмах. А сейчас он вместе со своим учителем Лешей Семичовым пишет картины вроде «Носорог трахает слона», например. Ну, как бы модная тематика. Я, правда, не совсем.понимаю, что в ней интересного. Или же была у них выставлена в Манеже картина то ли «Битва Сникерсов с Марсами», то ли «Гамбургеров с Пиццами». В общем они сочли, что митьки — это неинтересно, скучно, такое что-то русское, устаревшее, хотя эта выставка, по-моему, показала, что митьки все-равно нужны. А мода в любом случае вещь проходящая.
— Ну, может, сейчас они менее модные, чем что-то другое, но ведь был пик популярности, и не так давно.
М.Ш. — Пик? Был. Именно мода была на митьков. Сейчас, естественно, ажиотаж поубавился, но митьки все-равно остались. Много я, кстати, видел хиппи, которые считают себя митьками, хотя атрибутика у них смешанная: носят тельняшку и в то же время хайратник там, ксивник с пацификом. Московские такие друзья у нас есть. Считают себя митьками и даже рисуют картинки митьков. И от этого они ничуть не хуже. Мы не считаем, что митьки это что-то такое, строго придерживающееся стиля: борода там, сапоги, тельняшка, портвейн. Да мы теперь и портвейна-то не пьем! И вообще алкоголь не употребляем.
— Да, я что-то слышала об этом. Но как-то не верилось. Сперва подумала — слухи уж больно неправдоподобные. Говорили, правда, кое-кого из митьков (я, естественно, имею в виду всенародно известную троицу) стали замечать возле лимонадных киосков и в центральных мороженицах за распитием… большого количества безалкогольной жидкости. Вообщем, ёлы— палы, что творится! Митьки стали жить по лозунгу: *Трезвость — норма жизни.» Скажите откровенно — неужели и правда вы пить бросаете?
М.Ш. — Сразу скажу, что митьки не бросают пить. Митьки уже сейчас абсолютно трезвые. Мы с Володей восемь месяцев как трезвые, Флоренский — два месяца, Вася Голубев — месяц, Яшке еще меньше. Из митьков пьет один только Фил. Так пьет героически1 «Я,— говорит,— водку буду жрать, как бляха-муха1 Я буду пить, пить и пить!» Такая вот философия…
В.Ш. — Ну, как все мы в геройский период.
М.Ш. — Героически пьет! Мы смотрим на это так: пусть пьет до тех пор, пока не поймет, что хватит. Но с другой стороны это очень опасно: что сейчас продают? Это же гадость ужасная под видом выпивки, яды всякие. Он может просто отравиться и умереть! А вообще все митьки, кроме одного Фила, не пьют. Официально, с сегодняшнего дня.
— Как же так — вдруг и не пьют? От этого даже не по себе делается! Что же с вами такое приключилось?
М.Ш. — Другой период настал. Трезвый. Когда мы коллективно не пьем.
В.Ш. — Почему, действительно? Дикость какая-то, блажь такая нашла. Почему не пить? Митькам! Первое, что вспоминается — это пьяница в тельняшке. Правильно, да?
— Может быть.
В.Ш. — Видишь ли. Это было в начале 80-х годов, пока мы все были еще молодыми. Относительно.
М.Ш. — Юными, я бы сказал.
В.Ш. — Но дело в том, что пьянство — это не безнаказанное удовольствие. Некоторые из нас, увы, стали алкоголиками.
М.Ш. — Некоторые умерли.
В.Ш. — Видишь ли, митьки были задуманы, как каталог основных национальных черт. Пьянство из этого каталога не выкинешь, так? Но есть много черт, которые взаимно противоположны. Например, про народ можно сказать, что он и героичен и труслив. Ну, был, наверно, был период, когда стоило геройски пить. Как-то это оказывало даже благотворное влияние на климат в стране. Тогда, в середине 80-х годов, когда государство объявило войну этому пьянству. А вот сейчас пить нельзя.
М.Ш. — Нет, дело в том, что…
В.Ш. — Ну, нельзя уже ни в коем случае пить! Даже не алкоголь. Такое время настало.
М.Ш. — Я даже так скажу, что с 1985 по 1989 годы митьки, собственно, и пили героически. Тогда надо было героически пить. А начиная с 89-го митьки периодически уже стали завязывать. А вот сейчас появился о. Джозеф Мартин, католический священник, с Программой Анонимных Алкоголиков и митьки стали абсолютно трезвыми.
— Вы что же и в Америку ездили на лечение?
М.Ш. — Нет. Там не лечение. Лечить, конечно, можно, но только не врачами. А там медикаментов никаких нет, внушений никаких тоже нет. Все на добровольных началах. Пить или не пить — зависит от самого человека.
Да, пить или не пить — это серьезная тема. На этом, почти гамлетовском, вопросе мы пока и простимся с Митей Шагиным и Володей Шинкаревым. Надолго ли? Как знать…
Интервью брала Инга Комлякова
