Когда на улице холодно и ветер хлещет по лицу, когда жизнь представляется безрадостной и бессмысленной и ты не знаешь, куда спрятаться от проблем — иди на «Джа Дивижн»: все твои несчастья закончатся, как только ты протиснешься в зал. В зале давно уже ямайское лето. Человек 200 танцуют регги. Человек 9 его играют. В центре сцены прогуливается с микрофоном Гера Моралес — сын кубинского революционера, идеолог русского растафарианства. Он поет песни и гонит всевозможные телеги об астрологии, о растафари, о девушках, о политике, о литературе и обо всем остальном. Грех с таким человеком не пообщаться. Тем более, что есть серьезный повод. Клуб «Форпост», 20 апреля
«Джа Дивижн» исполнилось 10 лет. Рассказывай, как ты докатился до такой жизни.
Как я докатился? Самое главное, что я выжил, что я пока еще жив. Мало того, я вижу, какое восхищение испытывают люди, когда слушают музыку регги. Я счастлив, что в России появилась та музыка, которая здесь необходима, потому что здесь холодно, а регги — музыка теплая, сердечная, добрая. То, что она здесь появилась — это нормально, это естественно, это хорошо. Это по-растамански. Раста-идея — это в первую очередь стремление к естественному укладу жизни, то есть любить, ценить тепло, ценить жизнь, ценить счастье. И тот факт, что для этого надо было пройти этой перестройке, Путиным подойти к трону — это как раз оказалось на руку: растаманов становится все больше и больше. На наши концерты приходит очень много людей, которые слушают регги и получают от этой музыки удовольствие. Они интеллектуальны, прекрасны, мудры. «Быки» очень редко встречаются. Приходят нормальные, клевые люди, которые соскучились по хорошим вибрациям, и эти вибрации мы стараемся через нашу музыку им передать. Я счастлив, что у нас такая публика. А если говорить о «Джа Дивижн»… Это движение мы организовали немножко больше 10 лет назад вместе с Сашей Дельфином. Начали сочинять песни. Меня до сих пор спрашивают, о чем эти песни, а я не знаю, о чем они. Я считаю, что это определенные заговоры: произнеся их, можно получить удовольствие. То есть, кайф от озвучивания определенных идей. Через «Джа Дивижн» прошло человек 100. Многие из тех, кто поиграл у нас, потом шли создавать новые проекты, и я очень доволен тем, что сегодня в России есть регги-движение, есть раста-движение, есть много людей, которые слушают нашу музыку, понимают ее, любят, играют. И я знаю, что мы не одиноки, что регги- музыкантов в бывшем Союзе очень много, и рутс-регги звучит на русском языке все чаще и чаще.
Ты считаешь, что приток свежих людей на ваши концерты будет продолжаться, или это модная фишка такая? Вдруг те, кто у нас заведует форматом, подумали: «0! Чего там у нас давно не было в топе? Регги не было? Подать сюда регги!» Ну, и пошло-поехало: Киркоров под регги-ритмы скачет в парике с дрэдами…
Я с этим плохо знаком (смеется), с этим человеком.
Тебе повезло.
Ну да, есть конечно децлы, Киркоровы… Их много, они все ходят с дрэдами (смех). Вообще, это удачная прическа: если человек делает себе дрэд, он уже знает, что на него будут обращать внимание на улице, что на него будут показывать пальцами бабушки и дети, и он идет на этот шаг, шаг крутости. Почему? Потому что его убеждения связаны с музыкой регги, а регги является культовой музыкой. Поэтому, если человек ни с того ни с сего отращивает дрэды, начинает слушать Боба Марли — чаще всего, это не формат. Это совсем другое. Я бы назвал это стремлением к интеллектуальному совершенству. Человек, стремящийся к совершенству, делает все для того, чтобы его душа просто могла отдыхать, чтобы, проснувшись утром, он мог радоваться жизни. Если утром послушать регги, даже если нет Солнца и небо серое, как всегда, то все равно можно быть счастливым, потому что эта музыка согревает. Это нормально, великолепно, естественно.
Ты говоришь, что регги — музыка любви и радости, но ведь это только с одной стороны. А другая сторона медали — музыка бунта.
Да, можно так сказать. Регги — это, в первую очередь, естественная музыка. Как я уже говорил, главная идея растафари — это стремление к естественному положению вещей. Музыка бунта почему? Потому что нас окружает Вавилон. Все эти супермаркеты, эти продажи своего времени за деньги — все это, на самом деле, Вавилон, и ни к чему хорошему это не приводит. Вавилон — это неестественная жизнь. Это когда человек стремится к тому, чтобы запродать все свои чувства за деньги, чтобы у него все было, как у нормальных людей: люстра финская, холодильник финский, колбаска финская, все финское (смеется)… Ну, это лет двадцать назад, допустим. Сейчас это все изменилось и стало какое угодно, не обязательно финское, но суть в том, что продавать свое время, свою жизнь за деньги — для растаманов не очень «приятно». Мы стремимся к тому, чтобы как можно большее число людей улыбалось, радовалось, было счастливо, а для этого надо пренебрегать иногда всякими непонятными дисциплинами, которые сейчас почему-то считаются нормальными. Например, искусство продавать свою жизнь за деньги. Зачем? Может, лучше остаться без денег, но улыбаться? Или лучше иметь деньги и думать, как бы накопить их больше? Вот в этом и состоит разница между вавилонянином и растаманом — естественным человеком. А здесь, в России, Вавилон сейчас самый что ни на есть конкретный. Капитализм, особенно после социализма он такой жесткий, неестественный, со всякими путинными-распутиными-любопутиными (смеется). И закономерно, что очень многие люди начинают думать в этой ситуации о том, что надо свою жизнь украсить именно Жизнью, что жизнь — это самое прекрасное, что дается человеку. Временной космос огромен, а жизнь маленькая, и поэтому, когда человек проживает свою жизнь только для того чтобы… посадить дерево (смеется), родить ребенка, заработать много денег — это не лучший вариант. Может, лучше для человека все же радоваться реальной жизни?
Получается, что распространение музыки регги, ее популяризация здесь, появление в России растафари — это реакция на ужесточение системы? То есть, чем страшнее
Вавилон, тем благодатней почва для регги?
У меня есть такое подозрение… предположение, может быть очень наглое: и так, и так. В принципе, не только окружающая ситуация повлияла, но и движение «Джа Дивижн» сделало очень многое: появились наши песни «Куба, Куба, Кубана, лигалайз марихуана», «Джа научил растамана курить ганжа», многие школьники на этих песнях воспитывались (смех). Так что мне приятно сознавать, что мы повлияли на мировоззрение целого поколения, что в чем-то благодаря нам появились люди, которые понимают, что можно не ценить те знания, которые им 10 лет вдалбливают в школе. Ведь из этих знаний действительно нужны 5%, а остальные 95% не нужны. Знать языки, компьютером владеть — это очень нужные вещи. А остальное? Нужно всего лишь чуть-чуть поумнеть. Те люди, которые начинают врубаться в музыку, быстро выясняют, что существуют разные стили. И для того, чтобы быть элементарно подкованным в музыке, нужно все стили немножечко знать. А регги — это очень серьезный музыкальный стиль, потому что это культовая музыка, она ведет к истинно мистическим вибрациям. Эти вибрации делают из человека «золотого человека». В регги есть магия. Люди, которые сталкиваются с регги, постепенно открывают для себя, что это — не обычная музыка. Это не попса. В этой музыке рассказывается о Боге и о том, как жить. И самое главное — то, что, какая бы ни была эта музыка, грустная или веселая, — она одухотворенная. Поэтому человек, который слушает регги, постепенно начинает входить в ту самую категорию людей, которая называется «растаманы». То есть, человек не знает что он растаман. Вот Пушкин, к примеру — жил, жил и незнал, что он растаман (смех). Но по жизни он был раста, сочинял замечательные стихи, жил прекрасной, естественной, нормальной жизнью…
Умер, правда, неестественной смертью.
Ну, про смерть лучше не говорить (улыбается)… Растаманы долго не живут, к сожалению.
С чем это связано?
С кармой, наверное. Вообще, если предположить реинкарнацию, бывает карма прошлой жизни, будущейжизни. Если человек в прошлой жизни что-то натворил, то в этой ему придется за свои дела отвечать, и для него самое лучшее — поближе подойти к раста, к регги, потому что благодаря музыке регги можно очиститься, а благодаря раста-идее можно стать истинно «золотым человеком». Это алхимия: когда звучит музыка регги, люди становятся добрее, умнее, а значит — реально «золотыми». Работает принцип вибрации.
Следуя твоей логике, выходит, что люди, которые приходят на концерты, постепенно становятся растаманами, несмотря на то, для чего они ходят на «Джа Дивижн» и слушают регги — очищаются, приобщаются или тусуются — вне зависимости от того, начинают ли они читать какие-то книги, чтобы изучить вопрос, и так далее. То есть, сама музыка оказывает некое правильное, позитивное воздействие на всех, кто ее слышит?
На особо тупых регги вряд ли оказывает позитивное воздействие.
Особо тупые — это мертвые?
Да. На мертвых не оказывает никакого воздействия. Хотя, тоже немножко оживляет (смеется).
Именно в этом главное отличие регги от большинства других стилей — во влиянии, оказываемом самой музыкой на человека, даже независимо от текста?
Да. Потому что внутренние закономерности, присутствующие в этой музыке, заставляют человека вибрировать. Даже если он тупой, сидит в последнем ряду (смеется), и он «бык», он все равно будет немножко притопывать ногой, шевелить плечами. Что-нибудь он обязательно будет делать — регги его просто так в покое не оставит. Музыка регги вынудит этого человека сосуществовать вместе с ней, а это и есть знаменитый принцип вибрации: значит, музыканты способны звуками этой музыки разбудить в человеке истинные добрые чувства. Очень часто в музыке регги гармонии грустные. Как у Пушкина: «Но грусть моя светла». Красивые грустные мелодии. Особенно в России — здесь вроде как ничего веселого нет, здесь вообще неожиданная страна (улыбается). Придумал же Господь такую… Так вот, когда человек эту мелодию слышит, то происходит маленькое чудо: человек начинает вибрировать и чувствовать то, что ему не дано было почувствовать по жизненному плану. И вот он уже пританцовывает, обнимает свою девушку, вспоминает о том, что скоро лето, что можно будет поехать на море. На самом деле, рутс-регги — это очень серьезная музыка. Если звучит музыка ска, то человеку становится хорошо и он даже не понимает, почему ему хорошо, а когда играют рутс-регги, появляются какие-то тексты и человек выясняет что вот, был такой царь Хайле Селассие, которого вообще назвали чуть ли не наместником Бога, Джа. То есть, появляется еще и философия какая-то, совершенно туманная, особенно для российского человека, но философия эта у нас трансформируется, давая рождение новым идеям. Регги — это такая вещь, которая, где бы не появилась, всегда будет впитывать в себя какие-то местные особенности. Так появились польский регги, английский регги… и якутский регги, например (смеется). Регги никогда не было просто музыкой — это еще и движение духа в сторону поиска истинных человеческих ценностей. Если человек просто живет себе и знает, что сегодня весна, а вчера зима, а послезавтра осень, и зарплата у меня вот такая маленькая, то после того, как он начинает слушать регги, он начинает думать еще и о каких-то других вещах: о том, что музыка — вещь приятная, что люди — хорошие, что все прекрасно, и все будет здорово. Хотя, как я говорил, регги часто бывает грустным. Но, поскольку все в регги построено на противоположностях, то получается, что ритм все равно заставит человека шевелиться: музыка — грустная, тексты — интересные, поэтому любой человек начинает хотя бы чуть-чуть, но реагировать на регги, а если не чуть-чуть, то ему же еще и лучше — он становится еще более одаренным. Я помню наши выступления перед панками: после концертов панки выходили, смеясь — они были счастливы. Я даже не думал, что панки могут превращаться в таких нормальных, клевых ребятишек, живых и естественных (улыбается). И все это наша музыка регги.
В последнее время многие пытаются какое-то клеймо поставить на растаманах: говорят, что это черная инородная секта, обвиняют регги-движение, растафарианство в том, что это все рассадник наркомании. То есть, если раньше милиция просто кого-то шмонала, растамана, например, за некий неудобный для милиции внешний вид, то сейчас они уже начинают представлять себе кто такие растаманы, приходят на концерты, внимательно за всем следят. Боятся? Почему столь пристальное внимание?
Потому что они тупые и глупые. А страх — это вообще не серьезно… Я, например, могу бояться только «козлов», потому что зачем мне, например, драться с быком? Я считаю свои руки священными — я на гитаре ими играю, и с каким-то быком сталкиваться мне не захочется. Я лучше приму другую идею и не допущу боя. Боя не будет. Я не буду пачкать руки о грязные рожи, и все будет как всегда. Дело в том, что идея раста подпитывается Божественной идеей — нам Джа действительно помогает. Наркотиков в растафарианстве вообще не существует никаких. То, что растаманы некоторые курят траву — это их личное дело: можно курить траву, если она есть, можно не курить, если ее нет (смеется). А регги играть всегда можно. Раста-идея против всяких шприцев, героина, тяжелых наркотиков, против алкоголя. Если быть ортодоксальным растаманом, то даже соль есть нельзя. И свинину тоже. Можно вспомнить саму историю растафарианства. В Эфиопии появились первые люди. Сам Господь был не доволен тем, что змей Нааш взял и искусил Еву с Адамом. И Господь им сказал: «Идите, ребята, погуляйте по Африке». В Африке тепло, поэтому то, что они покинули Эдем — это не страшно, ведь там рядышком еще много всяких красивых теплых стран. Палеонтологами уже доказано, что первые люди появились в теплой Африке, и это не случайно: в Африке хорошо. Короче говоря, 3-4 миллиона лет назад появился Человек. Из этой идеи постепенно вышли идеи Религии и Культуры. Шли годы, происходили какие-то события, скажем, сначала Потоп, потом Атлантида куда-то исчезла, а люди жили себе и жили. И вот Моисей отправился получать свои знания. А где он их получил? В Египте. У кого? У эфиопских жрецов. Чему могли научить Моисея эфиопские жрецы? (улыбается) Ну, естественно, тем самым знаниям растафари, которым мы…
Опять же, у них научились?
Ну да, именно. Так вот, иудаизм, который нельзя назвать вторичным, все же имеет бесспорные взаимосвязи с раста, а это значит, что можно увидеть еще одну сторону растафарианства со стороны иудаизма. То есть, иудаизм — это, все же, немного повтор раста-идеи. Так какая же мы секта?
Недавно появилась новая детская энциклопедия, так там 2 тома посвящены религии, и в одном из них дана большая статья про растафари. Там написано, что многие ученые до сих пор спорят, что такое растафари — политическое движение или религия, и не могут найти ответа, потому что не существует иерархии и все люди, считающие себя растаманами, равны; потому что национальный, расовый признак (религия черного мира) давно утерян и растаманы есть по всему миру, их огромное множество; потому что нет какой-то жесткой идеологии, а цементирующий все это символ веры тоже отсутствует. И вот все теряются в догадках, а растаманы улыбаются, и говорят: это здорово, что нет жесткой идеологии, ведь у людей появляется пространство для мысленных маневров.
Да, конечно. Но для начала можно все-таки предположить, что это, прежде всего, культура. Не политика, не религия, а культура. Культура растафари: что это такое? Вот человек идет со странной прической natty dread, то есть у него косички. Если он берет на себя такую смелость — ходить с дрэдом по Москве — это здорово, потому что в нашей России это сопряжено с необходимостью время от времени терпеть унижение от всяких невежд, что совершенно не интересно. Но человек все же на этот риск идет: он отращивает natty dread, слушает Боба Марли, ищет подвижников, друзей по духу, они что-то вместе делают. Это культура.
Как ты пришел к музыке регги? Говорят, ты когда-то Вертинского пел.
Я и сейчас пою Вертинского. Просто… мне повезло. (улыбается)
Познакомился с нужными людьми?
Нет, просто Джа наставил. Я играл классику, играл джаз-рок, пел Вертинского, участвовал в КСП, сочинял море песен. И, когда после 30 лет я вдруг ни с того ни с сего пришел к регги и начал этим заниматься, то стал понимать, что у меня ничего не получается, и это меня изумило: я, вроде бы, опытный музыкант, а не могу справиться всего лишь с какой-то слабой долей, не могу ее прочувствовать, услышать. И года 2-3 я только и делал, что работал над собой, а это и есть самое ценное — работа в творчестве. В конце концов, получилось. Для меня это был подарок Господень: оказаться вдруг в центре русского раста-регги-движения, и суметь втянуть туда огромное количество народа. Я думаю, что с каждым годом в России будет все легче и легче этим заниматься, потому что будет все больше и больше людей, слушающих регги, курящих марихуану, смеющихся, улыбающихся, создающих гармонию…
И, в конце концов, наступит прекрасное далеко, о котором так долго говорили эфиопские жрецы?
Я не знаю, что наступит. Я не думаю так далеко. Я живу сегодняшним днем, не задумываясь о том, что будет завтра. Даже сегодняшний вечер меня мало интересует. Меня интересует данная секунда: лишь бы она была прожита с улыбкой, в радости, с ощущением счастья. В конечном счете, каждый нормальный человек всего лишь стремится к тому, чтобы быть действительно Человеком. И если это происходит — он улыбается, радуется.
За 10 лет существования движения, «Джа Дивижн» выпустили всего один альбом — «Кубану». Правда, он выдержал несколько переизданий…
Мы его не выпускали. Его выпустили пираты, а мы переиздали год назад пиратский альбом (смеется). А вообще у меня отношение к личному творчеству такое, что я не обязан это творчество кому-либо демонстрировать. Конечно, я его обязан показать Луне, Небу, я должен хорошо ощущать, чувствовать песню, которую сочинил. У меня была когда-то жизненная программа: сочинять не меньше двух песен в месяц, а если одну песню в месяц — то какую-то очень сложную. Поэтому я насочинял лет 15 назад очень много всего, и когда мы стали играть регги, я обратил внимание, что спокойно пользуюсь своими старыми песнями. Джа дал мне такую странную возможность насочинять песен, чтобы иметь хороший «золотой запас». Последнюю песню я сочинил лет пять тому назад и сочинять новые не стремлюсь, потому что у «Джа Дивижн» песен будет еще очень много, и они все хорошие. Когда-то я писал в стол и не стремился на сцену, потому что не верил, что в этой стране может реально что-то произойти. И меня даже удивляет популярность «Джа Дивижн», то, что мы сейчас выпустим может даже не один, а парочку-троечку-четверочку альбомов сразу, подряд, потому что материала-то много. Материала, который я сочинял для себя, для Неба, для Луны.
Но тебе же приходится показывать это публике, которая на концерты приходит.
Да, сейчас все это стало востребованным. Поэтому мы начали предпринимать какие-то действия.
Возможно ли, что ты начнешь в ближайшее время снова сочинять?
Чтобы сочинить песню, нужно много разных факторов. Надо готовиться, надо, чтобы были сильные личные впечатления какие-то, важные социальные события. Тогда песня появляется, и она живая, настоящая. А пока я вижу, что могу взять любую вещь, сочиненную 15 лет назад, сдуть с нее пыль, и она будет звучать актуальней некуда, как это ни странно. Вот я и не знаю: стоит ли мне сочинять песни, нужно ли это? Может быть, нужно просто залезть в стол и вытащить оттуда десяточек песен? Я здесь не вижу никаких проблем, ведь таких песен, не реализованных пока, ждущих своего часа, у меня очень много. Так что тут есть над чем работать.
Беседовал Григорий Фельдман