Пора заняться делом

Вот уже года три, как меня охватил воистину охотничий азарт — какую еще нелепицу сочинят сотрудники официальных и неофициальных советских изданий о роке. Тема неисчерпаема, но не менее глубок дилетантизм авторов, их невежество и просто нежелание хорошенько подумать. Если представить некую шкалу оценок рока, то с правого края будет болтовня о масонах, ЦРУ, духовном СПИДе, с левого — квазиреволюционная чепуха о роке, как чисто социальном явлении, о спасении всех и вся посредством исполнения определенных гимнов и т. д. и т. п. А золотая середина? Центр? Увы, в «золотой середине» — объективные отчеты о том, кто и где выступил, что играл и как был одет. И это, за малым исключением, все. История отечественного рока — это история того, куда приезжал Артем Троицкий, в каком обществе пил водку и как отзывался о тех или иных группах. Пожалуй, только социология усилиями Н. Мейнерта, устранила часть недоразумений.

А тем временем ситуация складывается почти катастрофичная. Журналисты путаются в понятиях, музыканты уверены, что спасают мир, фаны требуют только «крутизны», а подавляющее большинство населения страны непонимающе смотрит на все это, испытывая целую гамму чувств от удивления до отвращения (причем последнее подогревается агрессивными невеждами различных «гвардий» и «современников»), а убогие рок-журналисты могут спорить с ними лишь на их же «эмоционально-идеологическом» уровне). Но ведь никому в голову не придет заявить, что поэзия спасёт мир, а балет — духовный СПИД XIX века! А если и рискнет кто, то ему придется иметь дело с развитым литературоведением или балето (театро) ведением, оспаривать которые невежде невозможно. В семье, конечно, не без урода, в стране есть литературные критики типа В. Бондаренко и Т. Ивановой, но есть и такие, как Вик. Ерофеев! Как только тот или иной вид искусства становится объектом серьезного изучения и освещения, недоразумения обычно исчезают, пелена падает, и холодный свет истины ненадолго освещает наш измученный мозг. А более и не нужно.

Первый абзац представлял тезис «нам нужно роковедение» (другого термина не придумал). Второй, как водится у порядочных людей, должен быть антитезисом. «Что такое роковедение и может ли оно быть вообще? Начнем с аналогии. Скажем, с той же литературы. Как ни странно, и здесь наблюдается определенная путаница с понятиями. Чем «критика» отличается от «литературоведения»? «Литературоведение» от «филологии»? Все вместе — от «истории литературы»? На эти вопросы разными людьми и направлениями даются разные ответы (это свойственно не только литературоведению, но и, например, общественным наукам. Историков мучает такой вопрос: где кончается «история» и начинается «социология», «политология» и т. д? Так что, это проблемы общие). Интересен ответ Ролана Барта, французского исследователя. Исходя из положения, что «произведение, в силу своей структуры, обладает множественным смыслом», он считает, что возможно существование двух различных видов дискурса (дискурс — семиотический термин, в данном случае используется как «язык в действии», язык в том его виде, в каком он используется говорящим субъектом — Н. Л.), ибо, с одной стороны, можно нацелиться разом на все смыслы, которые оно (произведение — Н. Л.) объемлет, или, что то же самое, на тот полный смысл, который всем им служит опорой, а с другой — «можно нацелиться лишь на какой-нибудь один из этих смыслов». Первый случай, по Барту, это — «наука о литературе», занимающаяся, прежде всего, «множественностью смыслов и сочетанием смыслов в тексте, второй — «критика», которая открыто, на свой страх и риск, возлагает на себя задачу наделить произведением каким-нибудь конкретным (одним из многих — Н. Л.) смыслом» Надо учесть, что речь идет не об «объяснении» произведения «критикой», не о сведении его к убогому буквальному смыслу. Однако, считает Барт, этого разграничения недостаточно. Он выделяет третий тип — «чтение»: «поскольку акт наделения смыслом способен принять письменную форму, а может осуществиться и про себя, мы станем отличать чтение произведения от его критики: чтение имеет непосредственный характер, критика же опосредована неким промежуточным языком, каковым является письмо (письмо — термин литературной семистики, введенный Бартом, обозначает идеологически наполненный язык, социализированное, ценностно ориентированное «слово» различных социальных коллективов — Н. Л.) критика». «Почему именно эта концепция?» — спросите вы. На самом деле, есть концепция и сногсшибательнее, и современнее. Но именно бартовская схема выбивает почву из-под ног нашей дурной литературной критики, судящей произведение по тому, о чем оно, судящей об авторе по произведению, о произведении — по автору, той самой критики, что двух слов не скажут без «Белых одежд», но напрасно вы будете ждать от нее хотя бы упоминания о «Пушкинском доме»! К тому же, я не профессионал-филолог, поэтому моральными узами с теми или иными концепциями не связан. Поэтому беру схему Р. Барта и пытаюсь приладить ее к нашей грустной рок’н’ролльной действительности.

И вот здесь появляется тяжкая проблема. Ибо в отличие от литературы рок является (по здравому определению И. Смирнова) синтетическим видом искусства, объединяющим музыку, поэзию и театр. Так что же, писать о каждом составляющем отдельно? К тому же, рок можно слушать на пластинке (пленке), можно смотреть на экране (видео), а можно сидеть на концерте. Нужно учесть еще и следующее обстоятельство: если вы слушаете пленку, то и второй и пятый раз из колонок будет литься одно и то же, а «живые» концерты одной группы очень отличаются друг от друга. Во всех этих сложностях — корень наших недоразумений с «роковедением». Разрешить их — задача непосильная и для целого НИИРОК им. Рокнроллмьюзик, но поставить разведочные шесты, наметить тропинки — можно и должно каждому заинтересованному лицу, в т. ч. мне. Поэтому, рискну.

Во-первых, что касается трех составных частей рока. И музыка, и поэзия, и пластика, образующие рок, имеют каждая свой язык (систему знаков). В каждой из них в отдельности заложено множество смыслов, эти смыслы цепляются за смыслы других частей, третьих, так музыкальная фраза тянет за собой, скажем, вторую строчку куплета, сопровождающуюся определенной жестикуляцией артиста. Эта цепочка разных (генетически) смыслов, не является просто набором, некоей суммой дискретных частиц, а приобретает новое качество, создавая один из множества смыслов рок-композиции. Здесь работают уже иные закономерности, нежели в поэзии, музыке, театре, это уже закономерности рока как нового синтетичесого вида искусства. Мне кажется, что для рока характерно также частое выключение одного из трех компонентов:

инструментальный рок — минус поэзия,
бард-рок — минус театр,
видеоклип — минус театр, плюс кино, мультипликация,
пластика — минус театр,
для СССР, где английский знают плохо, западный рок — минус поэзия.

Во всех приведенных случаях отсутствие одного из компонентов сопровождается приобретением неких ранее несвойственных им функций оставшимися компонентами, либо переходом творчества данного артиста или группы на грань иного вида искусства: инструментальный рок ближе к собственно музыке (неважно, классика или джаз), бард-рок — к поэзии.

Во-вторых, определение границ, извечная проблема «рок — не рок». Мне кажется, решать что перед нами, необходимо в каждом случае отдельно, т. к. имитации «под рок» обычно имеют и первый, и второй, и третий искомые компоненты, однако они «не цепляют» смыслами друг друга», а движутся параллельно, в результате синтеза нет, а значит, нет и рока (приведу театральный пример: представьте себе спектакль, в котором главную роль играет отличный чтец-декламатор, но никудышный актер. Партнеры же его, напротив,— отличные актеры и делают все, как надо. Поэтому, на первый взгляд, спектакль кажется неплохим, но чем далее, тем более скучает неискушенный зритель. Театра нет, нет нового качества, выросшего из слияния пластики и литературы).

В-третьих, трудно, конечно, по одному концерту или пластинке составить серьезное представление о том или ином явлении. Но можно изучать «студийное» или «концертное» лицо группы, а потом сопоставлять их, так как основа одна и та же!

Однако, вернемся к схеме Р. Барта и проблемам «роковедения». Проецируя «науку о литературе», «критику» и «чтение» на предмет нашего разговора, мы получим «науку о роке» и — как бы это поточнее? — наверное, «восприятие» (или «кайф», впрочем, тут еще такая проблема: восприятие может быть и не в кайф, следовательно, это не синонимы, кайф — положительное восприятие). «Наука о роке» должна, таким образом, изучать механизм сцеплений множественных смыслов музыки, поэзии и пластики внутри рока, процесс их синтеза и создание новых смыслов.

«Критика» наблюдает развитие одного из этих смыслов от, скажем, поэзии к року (это проблема так называемых литературных влияний), или от музыки к року (это проблема так называемых музыкальных влияний) и т. д. и т. п. до бесконечности, не забывая, однако, что речь идет об одной из множества линий. Получается, что задача рок-критика — интерпретация, а не пересказ или дешифровка.

«Восприятие» отличается от «науки…» и «критики» тем, что это прямое сопереживание, со-создание рока, не опосредованное текстом.

Именно необходимость создания текста осложняет проблему «роковедения». Написать, например, критический текст о концерте ЧАЙФА, это значит перенести множественность смыслов (или один) из одной знаковой системы (рока) в другую (текст). Учитывая, что любой язык — это не пустой горшок, который можно наполнить любым содержанием, а сам носитель всех смыслов, то такое перенесение попросту невозможно. Любой «критик рока или «рок-критик» будет иметь дело только со своим письмом (определение см. выше) и ни с чем иным. К счастью и воспринимают его в этой знаковой системе, т. е. читают. Поэтому основной задачей «науки о роке» и «рок-критики» является создание аналогии той множественности смыслов (или одному из них), которая существует в объекте исследования. Но аналогии внутри своего письма.

Можно предположить, что «наука о роке» в том смысле, в котором она здесь дана, появится, ой, как нескоро. Да и классификацию эту можно слегка трансформировать. Так все «роковедение» попробуем разделить по предмету изучения на «внутреннее» и «внешнее». «Внутреннее» — это «наука о роке» и «рок-критика», его предмет уже обозначен выше, его задача — разобраться в «технологии» функционирования рок-произведения и интерпретировать его согласно одному из множества его же смыслов. «Внешнее роковедение», или назовем его «Рокжурналистикой», занимается внешними условиями функционирования рока — обзоры концертов, биографии и т. д., а также информацией — хит-парады, интервью, реклама и т. д. Часть рок-журналистики граничит с «обычными» жанрами — с политической публицистикой — та ее часть, что пишет о социальных условиях функционирования искусства «рок», со светской хроникой (биографические статьи, интервью), с экономической информацией (реклама, хит-парады). Однако, глупо было бы требовать создания отечественного «роковедения» отдельно по всем его частям и частичкам. Проблема письма довлеет над «рок-критиками» (а «критика» интересует меня больше всего, т. к. «науки» пока нет, а у самого ей заниматься ума не хватит, а «обозревателей» и «рекламщиков» и так пруд пруди). Мне кажется, что единственный путь создания приличных критических текстов о роке — синтез различных методов — биографического, культурно-исторического, психо-аналитического, структурного и т. д. и т. п. Ведь рок в отличие от безличного литературного текста и классической музыки имеет носителя (как и джаз), поэтому без всей совокупности знаний просто нельзя, скажем, проследить за трансформацией каких-нибудь эсхатологических мотивов у того же Б. Гребенщикова (хотя Р. Барт этого не одобрил бы!). По форме «рок-критика» — нечто среднее между статьей (научной и газетной), рассказом (от слова «рассказать) и эссе. Иными словами, междунарие. А как иначе писать о роке, который стал результатом неосознанного стремления людей назад, в «золотой век», в мифологическую эпоху, когда разные виды искусства не выделились еще из шаманского ритуала? По направлению к междунарию работают и представители т. н. «новой культуры». Почитайте статьи ленинградки Ольги Хрусталевой и вы поймете, что я не придумал все эти вещи.

Вот на такой мажорной ноте хотелось бы дернуть «стоп-кран». Не надо рассматривать вышенаписанное слишком строго и серьезно — невежество и легкомыслие вашего покорного слуги очевидно, да он его и не скрывает. Но если каждый из нас, болеющих за рок и рок-печать помарает пять-шесть страниц на ту же тему (только предварительно чуток подумав), то я думаю в этой навозной куче можно будет найти жемчужное зерно…

Если вам охота поспорить или выразить согласие в письменном виде, пишите по адресу Горьковского рок-клуба.

ЛУКАС.


Обсуждение