Дни юности
Название «Wailers» («Вопящие») пришло из Библии. Знаешь, там полно мест, которые нельзя читать без плача. Да еще дети вопят всегда, когда им кажется несправедливость, ну и все такое прочее.
Мы назвали себя «Вопящие», потому что мы тоже начали вопить.
Мы написали уличные песни. Эти все уличные дела ни к чему хорошему не ведут. Только нужно было называть нас не гопотой, а Растой. Но в те времена мы не знали, что такое Раста. Что постоянно происходило, и мы ни как не могли разобраться, хорошо это или плохо — затем понял — хорошо, все хорошо, это Раста.
Вы много играли в начале? Нет, немного, так, на Рождество, на Пасху. Мы частенько светились в Карибском Театре. Но к нам всегда относились как к гопникам. Мы же из Тренчтауна. Конечно, там крутился всякий навороченный народ, типа Байрона Ли, но мы тоже там появлялись. Мы — банда «Вопящих» из Тренчтауна.
А как тебе музыка студни «Two-Tone»? Да, это было клево. Всякий раз, когда слышу ту музыку, вспоминаю молодость. Скажу тебе, это были дни, когда гремела банда «Скаталитов». А их было всего двое — парень по имени Дон Драммонд и еще один, тот, что улетно лабал на саксе — Рональд Альфонсо — оба клевые чуваки. Альфонсо еще вроде
бы играет, хотя у него проблемы — парализовало его что-ли. Но лабал мощно.
Понимаешь, мои кореша всегда крутились в барах. Там — музыкальный автомат, всегда звучит какая-нибудь музыка. Мне в то время много чего довелось послушать! А однажды даже смотрел представление с Бруком Бентоном и Диной Вашингтон. Прикинь, они там все время появлялись Пат Кинг Коул, Билли Экстайн. А после этого, когда я обитал на Оксфорд-стрит, — Фрэнк Синатра и Сэмми Девис. Но когда я жил на Барри-стрит, я слушал в основном вещи типа «Джим Денди на помощь», «Бони Марони», «На что мне жить», «Делай, что обещал». Сильная музыка! Затем я переехал на Регент-стрит. Слушал там Брука Бентона и немного поработал с парнем по имени Денни Рей. Но вскоре я запал на музыку Фэтса
Домино, Рикки Нельсона, Элвиса Пресли, и еще кое-кого. Затем переселился на Вторую улицу и начал слушать джаз. Только я не слишком-то въезжал в него. Но меня эта музыка понемногу захватила, я встретил Джо Хиггса и Сико Паттерсона. Они меня кое-чему тогда научили. Потом я начал курить травку, и вроде как джаз меня начал прикалывать. Помню, бывало, покуришь, и мне становится по-кайфу в мире грусти и голубой луны, и даже что-то на душе шевелится.
В 1966 мы сделали такие хиты, как «Грубиян», «Проучи их, Руди», «Я все еще жду». Надеялись получить бабки к Рождеству, но этот Коксон Додл дал нам всею 60 баксов. И это после таких чумовых хитов! Короче, я сделал ноги и уехал к матери в Америку. Как я тогда костерил этого козла и музыку вообще. Но в Америке понял, что мне все еще хочется петь. Даже сочинил одну вещь — «Низко склонись». Вернулся на Ямайку, «Низко склонись» стала хитом, но нас опять нагрели. Потом мы спели «Классное время» — снова та же история: вокруг одно жулье.
Я подумал «Баста! Теперь буду работать только на себя». Мы распрощались с Коксоном Доддом, а команда стала называться «Вопи и пой». Но я ведь не шарю в этих делах, и меня опять кинули. «Низко склонись» была хитом номер один на Ямайке, но все деньги за нее получили «пираты» и всякие теневые дельцы.
Тяжко нам пришлось тогда, чтобы чего-то добиться. Помню, под Рождество, мы поехали получить бабки, а нам вешали лапшу на уши, и мы отчалили несолоно хлебавши.
В 1968-м разбушевались политики, и в городе стало горячо. Я уехал к себе в деревню собирать кукурузу. Как-то Джонни Нэш и его менеджер приехали ко мне разжиться новыми идеями и подумали, что я завязал с музыкой. Не тут-то было! Они ведь не знали, что это я так отдыхал.
Знаешь, ведь как запоешь, так все клево становиться. Музыка тогда уже стала частью моей жизни, и за это я благодарю Джа.
Перевод Игоря Краснова
На снимках: Коксон Додд; Боб Марли
