Mac-сло… это республиканская партия…
Кен КИЗИ («Над кукушкиным гнездом»).
Все сотворенное существует вначале в
непроявленном состоянии, проявляется в
промежуточной стадии и опять уходит в
непроявленность после уничтожения вселенной.
Так зачем же печалиться?
Бхагавад-гита.
Приколы — приколами, тусня — тусней, а политика — дело странное. С превеликой гордостью жители Питера импровизируют на тему: «Ленинград — город сноб», понимая при этом, как мне кажется, под словом «сноб» что-то очень свое и вместе с тем неизмеримо исключительное. Оседлав означенную фразу и двигаясь дальше к заданному ею же уровню безответственности, в обширнейшем отечественном вербальном море можно натолкнуться на известные в народе словосочетания типа: «Калининград — город философов» или «Москва — большая деревня». Но Кант давно умер, о Москве вообще пусть судят другие, а штамп в паспорте уже который год не дает мне забыть о таллиннской прописке.
Как истинный любитель излагать концептуально спешу оправдать данный способ изложения заявлением, которое вполне вписывается в предложенный контекст и выглядит следущим образом: «Таллинн — город контрастов». Сентенция сама по себе достаточно категоричная, чтобы не иметь никакого смысла, что, в свою очередь, позволяет автору снять ошейник с собственной фантазии, не боясь, что последняя ускачет за какие-то там рамки, которых, наверное и вовсе нет.
Итак, Таллинн — как уже было замечено — город контрастов. В этом смысле он ничем не отличается от любого другого полуевропейского города наподобие Стамбула. В Таллинне, как в Греции, есть все: ипподром, зоопарк, МАХАВОК, море, пляж, Марью Ляник и таможня. Говорят, есть даже сталинисты. Ну да бог с ними, как это ни парадоксально звучит.
Писать о том, чего нет — занятие гораздо более веселое, чем это может показаться сначала. А если допустить, что «нет» — это не совсем нет, а просто «очень мало, плохо, ужасно, дико, но все же есть, как ни странно», то положение пишущего о том, чего нет, из ординарно веселого превращается в необычно ответственное, причем риск понаделать ошибок и в итоге сесть в лужу резко возрастает. Написав о том, чего в действительности нет, ты тем самым даешь ему жизнь. В этом случае написанное — суть плод твоей фантазии, а ты сам (в зависимости от целей тобой избранных или отсутствия таковых) — а) лжец, б) сумасшедший и в) художник. Впрочем, пункты б) и в) часто обозначают примерно одно и то же — дело в таланте и в оценке окружающих.
Не кажется ли вам, что так называемая рок-культура, заменив собой имевшие место в разные периоды нашего Земного прошлого собственные аналоги, всего лишь соответствует определенному этапу общественного развития. Следовательно, элементы внутренней структуры рок-культуры также в какой-то мере сопутствуют современным им уровням общественных отношений. Такое положение дел несомненно радует, ибо объясняет почему, например, в Харькове рок-н-ролл один, а в Киеве другой.
Милый друг — читатель, наверное, понял, что речь пойдет о Таллинне, а точнее, о том, «что там есть, но очень мало». Не вызывает сомнений, у нас (как и у вас) все еще достаточно много того, чего мало. Правда, из этого не следует, что ниже будут освещаться проблемы, связанные с дальнейшей судьбой таких продуктов нашей цивилизации, как телевизор, зубная паста, компакт-кассета или одеколон стоимостью до пяти рублей. Думаю я, с ними все ясно, — нет их и не надо. А что?! Телевизоры повсеместно горят и взрываются. Одеколон пить, понятно, вредно, но кто сказал, что опохмеляться зубной пастой полезно? Короче, долой пасту и кассеты долой — от них сплошное расстройство, все равно, в лучшем случае, вертятся только в одну сторону, так сказать — для одноразового прослушивания…
Глядя на все это, говорить о специфике положения русскоязычного рока в столице Эстонии даже не совсем удобно — в магазинах шаром покати, а он тут про рок какой-то… То ли с жиру, то ли с голоду…
Не знаю. А когда в магазинах ничего нет — это рок-н-ролл? А когда все «с жиру», а кто-то «с голоду» — это рок-н-ролл? А когда жрать навалом, а в горло не лезет… нет, это уже постпанк!
Русскоязычная рок-тусовка влачит относительно замкнутое существование. И дело не в том, что с Ленинградом, к примеру, мало контактов или там с Москвой вообще почти никаких, а в том, что среда, из которой вышли русские (назовем их для краткости так) рокеры, настолько инертна, что способна остановить любую реакцию и погасить любое волнение, не проявляя при этом сколько-нибудь заметной активности. Сказывается преобладание среди русскоязычного мигрантского населения социальных слоев, традиционно в наших условиях не являющихся носителями высокой культуры, — семьи военнослужащих, всякие спецработники, обыкновенные работяги, техническая люмпен-интеллигенция. И как следствие — отсутствие национального культурного фона или естественных природных т.наз. корней.
В силу многих причин (в первую очередь из-за нашей всеобщей отсталости) влияние капиталистического Запада, не менее капиталистического Востока, а где-то даже и Юга — особенно четко ощущается в тех, скажем так, регионах Советского Союза, что расположены вблизи государственных границ последнего. Может быть (а скорее всего наверняка), для кого-то Эстония, как наиболее характерная часть Прибалтики, являющейся именно таким регионом, служит замечательным проводником-трансформатором, пропускающим через себя «забугорную» культурно-информационную волну в преображенном и более менее доступном для внутреннего пользования виде. К несчастью, «трансформатор» часто «греется», чем вызывает беспокойство и раздражение многих, тем не менее прибегающих к его услугам. Видимо, все это будет возможно до тех пор, пока у нас существует периферия, культивирующая различные степени убожества.
Вся эта «история с трансформатором», кроме всего прочего, говорит о приоритете в получении жителями Эстонии вообще и Таллинна специально разнообразной информации. Главным носителем которой, несомненно, является финское ТВ (по состоянию на декабрь 1988 г. — 4 программы). Я уверен, что группа, подобная НЕ ЖДАЛИ с лидером Леонидом Сойбельманом, разыгрывающая представления — «перфоменс», почему-то напоминающие мне выкрутасы Френка Заппы на концертах, и вовсю «профанирующая концептуальную попсацию» (по выражению самих музыкантов), никак не могла бы появиться не только, допустим, в Свердловске, но и в Риге. Потому что.. см. выше.
Трудно дать какую бы то ни было оценку влиянию на русских рокеров мощных эстонских рок- и прочих движений, а также собственно эстонской культуры. Видимо этому вопросу необходимо в будущем посвятить отдельный материал (или серию публикаций — тема достойная!). Положительное, отрицательное, — но влияние есть, есть и корреляция (ее не может не быть), а значит, рано или поздно найдутся люди, готовые заняться данной проблемой.
Отношение к року в Эстонии было весьма либеральным во все времена. Однако, не следует забывать, что режим наибольшего благоприятствования не всегда сопутствовал русским командам. Плюс к этому равнодушное (я бы сказал злобно-равнодушное в недавнем прошлом) отношение собственной, так сказать, родной культурной среды. В итоге — ритм-н-блюз «Таллиннского варианта» с его «уходами» то в резкое отрицание, то в психеделический схак, то в балаганный рок-н-ролл.
Совокупность факторов, определяющих дальнейшее будущее народа (народности, граждан страны, человечества вообще) в зависимости от его отношения в настоящий момент к уже совершенному вceми предыдущими поколениями. Это одно из возможных определений понятия культуры. Сегодня в Таллинне (как и в других местах) существуют люди, которые хотят (и пытаются) создать ситуацию, могущую дать возможность нормально развиваться русскоязычному року, поскольку дела эстонского рока идут несравнимо лучше. Это тем сложнее, что рок-н-роллл, будучи отнесенным к искусству, никогда не был его массовым видом, т.е. никогда по-настоящему не волновал обывателей, от которых все еще многое зависит.
И пусть Майк Шеварев — «Поздний ребенок» поет кайфовые ностальгические бит-песенки о Ленноне и ботинках-лодочках, пусть Валера Третьяков рифмует «Пинк Флойд — сперматозоид», мир они не изменили… Но главное — хотеть изменить. Или начать с себя. Ведь и ты — мир…
Андрей КУЗНЕЦОВ
