Базар осколошный редакционный ночной, одна штука

С: Ну, можно начать базар…

Ю: Раз-два-три-четыре!

С: Кто начнет?

Я: (без тени сомнения) Ты.

С: А почему я?

Ю: Собственно говоря…

Я: Идея твоя.

С: Да? (смеется)

Я: (печально) Да.

С: Спасибо, что пояснили, я не знала. Ну ладно, могу и начать. Итак: сегодня! нам всем! (такое ощущение, что здесь немерено народу — скобки интонационные, прим. расшифровщика) требуется подвести теоретическую базу под существование журнала «Осколки» как такового (Пауза. Очевидно, все ошарашены глобальностью поставленной задачи — прим.р.). Слово предоставляется…

Ю: Такое впечатление, что мы потом заявление напишем по собственному желанию…

Я: (оживленно) Да-да-да!

Ю: Подвели базу — и…

С : (по-прежнему оптимистично) Итак, слово предоставляется..,

Я : Нет-нет-нет, нашему редактору! Нашему редактору!

С : Ну хорошо, задавайте вопросы редактору.

Ю: Так нет… Я вот хотела задать тебе вопрос по поводу — кто тебя там спрашивал, имеем ли мы право или какое мы имеем право заниматься самиздатом…

С : (ласково) Лера из «Волшебников» из «Добрых».

Ю: А собственно, почему такой вопрос-то возник?

Я : Злые волшебники…

С: Не знаю. Видимо, она в этом усомнилась, прочитав наш третий номер, где я ее, по ее мнению, оскорбила…

Я : Ее на самом деле задело то, что «Перспективное издательство «Добрый волшебник» было названо «Бесперспективным».

С: В скобочках.

Я: Да. Ну, и на основании этого и было высказано некое сомнение в правомочности существования.

С: И занятия этим делом.

Ю: (печально) Так мы же не суемся своим нечистым рылом, собственно… (внезапно грозно) в какие- то там!..

Я: (ободряюще) Суемся-суемся! Сувались, суваемся и будем суваться!

Ю: (ободренно) Даже если будем совать, мы имеем полное право!

С: Ну вот тут нам надо как-то объяснить? наверное? зачем мы всем этим занимаемся, и т.д., и т.п., дабы товарищ Кушнир при составлении II тома «Золотого подполья»…

Ю: А будет?

Я: (посмеиваясь) Исправленного и дополненного.

С:… не очень парился. Так что мы имеем как бы цель — благородную.

Я: Дак… а в чем цель? Журнала «Осколки»?

С: Ну, я могу сейчас объяснить, как я все это понимаю.

Я: Да, вот для тебя — что? и зачем?

С: Для меня цель журнала «Осколки» будет достигнута тогда, когда все эти товарищи, о которых мы пишем в «Осколках», будут услышаны теми, кому это надо.

Я: (вкрадчиво) Займут достойное место на месте Филиппа Киркорова…

Ю: Кому это надо?

Я: Никому.

Ю: Что значит «никому»?

С: Надо, надо. Я уверена, что людей, которым это надо, гораздо больше, чем людей, которые это слышали. Вот.

Ю: Дак а все их все равно не услышат — кому это надо.

С: Ну а вдруг?

Ю: (поперхивается? поперховывается?)

Я: Нет, ну это сильно вряд ли.

С: На самом деле кто ищет, тот всегда найдет…

Я: Неприятностей на жопу.

Ю: Я думаю, наша цель хотя бы в том, чтобы они (задумывается) не пропадали! Для нас хотя бы. Вот мы их услышали — и чтоб они дальше могли свое творчество развивать, то есть не только…

Я: (переживает) А без нас они не смогут…

С: Очень тяжело вариться в собственном соку. (А курица варится — и ничего! Вкусно! — прим. р.) (А с точки зрения курицы? — прим. С.)

К: А мы можем быть каким-то стимулом.

Я: Безусловно, да!

Ю: Бывают же люди, которые потом забрасывают все это на фиг.

Я: (хитро) Ой, бывают!

С: (смеется)

Я: Человек как бы…

С: Человек доводит до абсурда все наши разговоры!

Я: Нет, вовсе я не довожу до абсурда — по крайней мере это высказывание.

Ю: Понимаешь, каждый постоянно, когда рассказывает о себе, говорит: «Вот, я хочу, чтобы это было кому-то нужно!» Значит, он все-таки предполагает какую-то аудиторию.

Я: И мы ему показываем, что вот, да, чувак, есть такая аудитория.

Ю: Вот!

С: (со смехом) И это мы!

Я: То есть получается, что задача журнала «Осколки» — это чисто вот такое оказание психологической помощи бедным талантам?

Ю: Ну, они не бедные на самом деле…

Я: Богатые? Где ты видела богатые таланты?

С: Они богатые своим талантом!

Ю: Это с какой точки зрения рассматривать, ты с материальной точки зрения рассматриваешь?

Я: А ты как думала?

Ю: А я нет!

Я: Ну и я — нет.

Ю: Для меня эта сторона, кстати, совсем не важна, хотя она, в общем… Но это чисто для меня!

П-а-а-а-у-з-а.

С: (берет инициативу в свои руки) Лично я представляю себе журналистику как таковую — в частности, рок-н-ролльную журналистику — как некую сферу обслуживания господ музыкантов…

Ю: То есть некая подпорка?

С: Не то, что подпорка, а вот именно сфера обслуживания.

Я: Тебе памятник надо поставить. Это я без стеба говорю.

Ю: Так самиздат, он не обязательно может быть…

С: Ты понимаешь, тут даже, наверное, не суть в том, самиздат это или не самиздат. Мне, например, все равно, каким образом выпускать журнал — самиздатовским, типографским, ризографским. Главное — вот то, что мы делаем. То есть человек, допустим, записал альбом, ему же нужен какой-то обратный…

Я: Обратная связь?

С: Кроме того, что подходят девочки — фанатки…

Я: (убежденно) Да!

С:… целуют в щечку и так далее (хихикает)…

Я: Или слегка поддатые фанаты хлопают по плечу и говорят: «Слушай, старик, это круто!» И все такое прочее. То есть э-э-э-э-э-… ага,то есть это та часть деятельности «Осколков», которая предназначена для господ музыкантов?

С: Да.

Я: Угу. Но этим, конечно, не ограничивается? Потому что помимо этого, думается мне, хочется верить мне, что все присутствующие здесь занимаются этим не только из таких благотворительных соображений…

Ю: Причем некоторые из присутствующих занимаются этим иногда вопреки некоторым… не хотят служить подпоркой некоторым музыкантам…

Я: Да-да-да… но и, в какой-то степени, это, по выражению Димки, э->э… структурирование времени самих господ выпускающих данный журнал.

Ю: Ой, блин.

Я: (вкрадчиво) Да-да-да…

С: В смысле фиксирования? сознания?

Я: Нет, в смысле, чтоб было, чем заняться.

С: (возмущенно) Ну, знаете ли, чем заняться, я могу найти и без журнала!

Я: Не знаю, не знаю.

Ю: Для меня наш рок-самиздат представляет собой некую форму, где можно какие-то идеи свои просто-напросто вливать.

Я; Да.

Ю: Можно это делать по-разному, ну а мы вот так.

С: Ну, наверно…

Ю: Нет, было бы странно, если бы мы служили только сферой обеспечения музыкантов!

С: А чем это плохо?

Ю: Плохо! Ну это не должно сужаться до такой степени!…потому что кроме музыкантов существует еще огромное количество интересных людей: художников…

Я: Литераторов.

С: Ну, я свое понимание изложила, теперь ваша очередь.

Ю: Это некое аудио-приложение. Аудио-самиздат. Поскольку наша бумага тоже все стерпит…

Я: Да-а, а куда она денется? Вот. Ну и действительно, нельзя сводить функцию тех же «Осколков» к утешительному призу для музыкантов. С другой стороны, э-э-э… нельзя…

Ю: Заниматься самолюбованием только.

Я: Да! Нельзя использовать товарищей музыкантов исключительно как какое-то поле для демонстрации собственных возможностей, чем до известной степени стала грешить в последнее время не только самиздатовская, но и, скажем так, издатовская журналистика. Ну например… ой ну например, журнал «Контр’Культ’Ур’а» (.Яшенька, «Контра» умерла давным-давно, а не «в последнее время». Отстаешь от жизни. — прим.р.) (Екатерина Сергеевна! «Контра» для меня — олицетворение и апофеоз самиздата — Я-ха)

С: Не говоря уже о ”Пиноллере”.

Я: Где объект, собственно, описания — он уже…

Ю: Практически вуалируется этим…

Я: Да-да-да, он уже не имеет значения. Можно взять любую, самую… ну, неинтересную и бессмысленную вещь и подать ее так, что, собственно, статья о ней будет читаться вообще уммм-а (целует пальчики). Это вот, в принципе, то, чем занимается, на мой взгляд, товарищ Гурьев, которому, по-моему, глубоко до лампочки, о чем писать — о литературе ли, о кино, о политике или о рокенролле. У него основная, не то чтобы задача, а… ээээээ… ну, это мы перепишем потом… это даже не демонстрация его каких-то личных талантов, хотя и это тоже, безусловно, присутствует, а создание произведений искусства, крайне мало связанных собственно с… эээээ… ну с чем?

С: С тем, о чем он пишет (подсказка страшным шепотом).

Я: С тем, о чем он пишет!

С: Ну, в принципе, это неплохо.

Я: (с возмущением) Это плохо!

С: ДЛЯ НЕГО эго совершенно нормально и объективно.

Я: А кто о нем говорит?

Ю: Он, конечно, имеет на это право.

Я: (уныло) Да.

С: Ясненько. Но мы от этого открещиваемся?

Я: (воодушевленно) Да, однозначно!

(Эх вы, потребители! Не понимаете чистого искусства! Все вам надо в народ хождения и культуру в массы! Просветители, блин! — прим. р.) (А я и сама такая, блин! — еще одно прим.р.)

Я: У нас, безусловно, должны наличествовать и какие-то прикладные моменты, то есть то, от чего, опять-таки, рок-журналистика в последнее время фактически отошла. Не должны мы…

Ю: Делать то, чем занимается Гурьев.

Я: Ну это само собой. Да и куда нам до Гурьева! Но, с другой стороны — и надо ли нам? Должны мы… ммм… и какую-то прикладную функцию выполнять. То есть это фиксация какой-то фактологии…

С: То есть человек, впоследствии прочитавший наш журнал…

Я: Он приторчал бы не только от слога, которым написана та или иная статья, но и получил бы какую-то информацию. Не о… ээээ…на-писателе статьи, а об объекте описания.

С: Но, с другой стороны, какую информацию? Я не считаю, что нам надо действительно помещать какую-то фактологию типа:»Группа ’’Съешь грибы” в таком-то месяце такого-то года переименовалась в группу ’’Дочь Монро и Кеннеди”.

Я: Ну а почему бы и нет?

С: Ну не знаю. В конце концов это не так уж и важно.

Я: (скептически) Да? Для группы «Дочь Монро и Кеннеди»? Коих мы должны поддерживать?

С: Для вечности, для вечности! Мы их поддерживаем, мы их любим!

Я: Знай и люби свои «Съешь грибы».

С: (смеется)

Пауза.

С: Мне все-таки еще близка такая идея, что человек, читающий этот журнал, он…

Раздается телефонный звонок, уже третий за беседу.

Я: (с неподдельным чувством) Блядь!

С: … он почерпывает информацию не только об объекте и субъекте, но еще и философские вещи какие-то для себя открывает.

Ю: Ух, откроет! А какие-то и закроет (задумчиво) …неизбежно.

Период базаров телефонных и междусобойных, к делу не относящихся.

Ю: Я устала пить. Я как начала 27-го, вчера закончила.

Я: Держите меня семь человек.

Ю: Понимаешь? Поэтому к Семкину я не поеду.

С: (в телефон) Ты на нас не обижайся.

Я: Обидится-обидится. И гитару поломает.

Ю: Вот-вот.

Я: Вот. Вот блядская сущность журнала «Осколки», вот она, поддержка бедных музыкантов! Вот оно как — на практике! И я тоже — мог бы к Чапурнным почаще заезжать, а я тут сижу…

С: (грозно) Яха! Ты обещал позвонить Семкину, когда Юлька приедет?

Я: Наверное, я.

С: И вот он на тебя обиделся.

Я: Ага, только на меня? Ну ладно, что ж делать…

С: Ну че за базар-то? Без меня?

Я: Базар о том, что на самом деле все то, что мы говорили в первой части касательно вот такой поддержки музыкантов — это вообще лажа, лжа и тому подобное.

Девушки хихикают.

Я: Сидит бедный одинокий Семкин, ему действительно скушно и тошно. А мы к нему не едем, мы предпочитаем сидеть в тепле и не потому, что у нас дело…

Ю: (вдохновенно) И заниматься самолюбованием!

Я: Потому что нам банально лень. Ехать-тащиться к Семкину.

Ю: На самом деле мы сейчас те же Гурьевы!

Я: Да, натуральные такие. Рангом пониже, но…

С: (с сомнением) С другой стороны, заваливаться к музыканту в гости на ночь…

Я: (печально) И все мы такие.

С: Что ж теперь, вешаться из-за этого?

Я: (ласково) Покаяться.

Ю: Ну что — приблизились к нашей цели?

Все хмыкают.

С: (смущенно) Не знаю. Боюсь, что наша цель по-прежнему далека.

Но… я высказала свою теорию, Яха тоже, а ты?

Я: Теорию чего?

С: Самиздата.

Я: Мы еще не высказали!

Ю: А я разве молчу?

С: Проблема в том, что ты говоришь в диаметрально противоположном направлении. От микрофона. Ты повернись хотя бы сюда.

Я: А… эээ… так скажем, на ваш взгляд, какую-то… как там, умное слово?… культуртрегерскую функцию мы выполняем?

С: Ёжкин кот, ты сначала расшифруй.

Ю: А стоит ли?

Я: Я ваще, конечно, не знаю, но, по-моему, это такая сравнительная пропаганда и такое…эээ…ну вы же знаете эти умные слова!

(КУЛЬТУРТРЕГЕР — нем. «носитель культуры» — название, иронически употребляемое по отношению к империалистам-колонизаторам, прикрывающим порабощение народов захваченных ими стран лживыми заявлениями о насаждении культуры — » Краткий словарь иностранных слов » под редакцией М.В. Лехина и проф. Ф.Н.Петрова, Москва, 1950 — прим.р.)

С: Сделаем вид, что знаем.

Я: Это такой про-моушен!

С: Естественно, мы такую функцию выполняем. Причем я, как человек, наверное, больше всех из нас знающий отклики на журнал — потому что я их вообще требую зверски с люден — я замечаю, что после прочтения какой-нибудь интересной статьи народ, как правило, желает послушать оных музыкантов.

Я: Классно. А слышит ли народ после этого оных музыкантов?

С: (бодро) Нет, не слышит!

Я: Почему?

С: (ласково) Потому что мне лень сделать аудиоприложение. Конечно, оно необходимо — аудиоприложение к журналу такого типа, как наш.

Я: Да, чем мы хуже ”Рок-Фузза”?

Ю: (несмело) Ну, мы, собственно, как-то зациклились на музыкантах.

Я: (понимающе) И совсем не говорим о художниках.

Ю: (смелее) И совсем не говорим о литераторах!

Я: А причем здесь литераторы? ’’Осколки” — это рок-н-ролльный…

Ю: А причем здесь художники, собственно говоря?

Я: Художники нужны для оформления журнала. А ’’Осколки” — это андерграундный рокенрольный журнал.

Ю: И только?

Я: (убежденно) Только!

С: Так! Позвольте с вами не согласиться!

Ю: Вот я выступаю против того, что некая такая украшательская функция… Что художники нужны только вот для этого! Чтобы сделать обложку!

Я: Да! И вкладки! И заднюю страницу обложки!

Ю: На самом деле… мы тоже люди.

Я: Правильно, люди. Да.

Ю: Нам мало обложки!

С: Если брать художников, писателей каких-то, для меня идеал ’’Осколков” — это не только рок-н-ролльный журнал.

Ю: Вот оно, оказывается, как?

Я: Так, все! Я еще успею на последнюю электричку!

С: Так вот! Для меня идеал ’’Осколков” — это не рок-н-ролльный журнал. Это журнал, задевающий все стороны… духовной жизни, скажем так, современного человека — вот что-то типа нас. Я же торчу не только на музыке…

Я: (изумленно) Как?

Ю: (продолжает за Яху) А я-то думал!

С: (как ни в чем не бывало) Мне нравятся многие вещи художественного плана, литературного плана…

Я: (продолжает тем же тоном) Кулинарного…

С: Не издевайся!

Я: Еще можно печатать выкройки!

Ю: А, между прочим, насчет кулинарного — он прав, он прав! Оладьи с марихуаной — кто будет оспаривать? Нормально!

С: (обиделась, но виду не подает) Мы вполне можем печатать и кулинарные рецепты, и выкройки, если это будет иметь какой-то неординарный характер.

Я: (задумчиво) Да-а-а… Куда я попал?..

С: Ну, наш пятый номер, он уже будет такой… рок-н-ролльно-художественно-литературный (Не судьба! — прим.С.).

Яха демонстративно скрипит зубами.

С: То есть уже такой, не зацикленный только на музыке.

Ю: Причем очень хорошо, когда человек ни на чем не зацикливается.

Я: (возмущенно) Это плохо!

Ю: Нет, это хорошо!

Я: Это плохо!!

Ю: Почему?

С: Зацикленность — это ограниченность.

Я: Зацикленность — это СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ, и, соответственно…эээ…

Ю: (скептически) Специализация?

Я: (гордо) Да!

К): Это не зацикленность.

Я: (убежденно) Это зацикленность! (проникновенно) Когда человек хорошо знает, любит и умеет какое-то дело, является крутым специалистом в этой области…

Ю: Не обязательно он занимается только этим. Он может это ставить во главу угла, но не обязательно на этом зацикливаться. Когда человек зацикливается, он действительно крутится только вокруг ЭТОЙ области.

Я: Правильно! Но зато КАК ХОРОШО он ее знает! Как много он может сделать в ней того, чего вот такие как бы многостаночники не способны!

С: Это хорошо в профессиональном плане, но…поговорить с таким человеком, как правило, не о чем. Если только не о его работе.

Ю: Да нет… мне не нравится зацикленность.

Я: А мне нравится!

С. ( истерически хихикает. )

Ю: Тем более в нашем журнале,понимаешь? Если мы будем зацикливаться только на какой-то рок- музыке… Хотя бы да, мы зациклимся на рок-музыке…

Я: Ну? Замечательно!

С: Это же будет неинтересно!

Я: (с нажимом) Это будет ОЧЕНЬ интересно!

Ю: (пылко) Кому?

Я: Мне!!

Ю: (пылко) Тебе! А мне — нет!! Значит, что? Пинком под зад?

Я: Ну-у…

Ю: А еще пацифист!

С: ( продолжает истерически хихикать. Потом успокаивается. )

С: Ну так. Давайте, может быть, с зацикленности перейдем к общему обозрению нынешней культуры?

Ю: О чем вы?

Я: (иронично) Об андерграунде? О тенденциях развития самого батьки Андерграунда?

С: Ммм… можно, в принципе. Вот твоя телега — я бы очень хотела, чтобы она прозвучала.

Я: Телега, наверное, сейчас уже не прозвучит (усмехается). То есть она прозвучит, но она не прозвучит.

С: Как угодно. Пожалуйста, излагай.

Я: Ну, сначала ты изложи свою концепцию того, что уходит, мол, или уже совсем ушел… что там дальше, давай.

С: Моя телега заключалась в том, что было несколько периодов развития музыки в нашей стране — андерграунда как такового, если брать это дурацкое слово…

Ю: Почему теперь дурацкое?

С: Дурацкое, конечно. Это ужасное слово.

Я: Ругачее, пошлое, девальвированное абсолютно.

С: Да. Потому что им обзывают всякое…

Я: Сейчас в андерграунде народу гораздо больше, чем в оверграунде.

С: Вот Линда, например, «панк-певица». Знаешь такую?

Я: Только она как бы этническая, я бы сказал.

С: Так вот, было несколько периодов развития рок-музыки. В ”Золотом подполье” был зафиксирован такой момент, как питерский «красный квадрат». Это вот та музыка, революционно-перестроечная…

Я: (жалобно) А БГ?

С: (невозмутимо) Ну, БГ тоже туда как-то вписался.

Ю: А кто еще туда вписался?

С: БГ, Кинчев, Цой, там все. Шевчук, по-моему, до сих пор оттуда не выписался. Ему там хорошо.

Я: Да и Кастету там хорошо.

С: (недоуменно) Кому?

Я: Косте Кинчеву.

С: Потом настал такой период экзистенциального андерграунда…

Я: Настал мамэнт такой…

С: …когда все были помешаны на летовских телегах.

Я: И на этой волне, собственно, и поднялась «Контр,Культ’Ур,а».Или она ее, в известной степени, и инспирировала.

С: И все ее сотоварищи. Они все исповедовали в некотором роде эту идею.

Ю: Значит, «Контр’Куль’Ур’а» у нас конъюнктурна.

Я: (оживленно) Да! Так действительно, если сейчас кто-то хочет быть независимым от каких-то конъюнктурных соображений, он должен, вообще, быть нормальным человеком. То есть это сейчас стало конъюнктурой.

С: Да… Можно телегу, вообще, закончить, или нет? Короче, на мой взгляд, сейчас прошло время экзистенциального андерграунда, ушли в прошлое товарищ Летов, товарищ Неумоев и все их там уж не знаю кто. Это все сейчас со временем несколько…

Я: Мумифицировалось. Стало памятником самому себе, таким большим-большим бронзовым памятником, которым, в принципе, сейчас уже придавлены все новые ростки.

С: Слушай, как ты хорошо излагаешь!

Я: То есть как в свое время в какой-то степени, наверное, все было задавлено вот этой питерской волной, так же сейчас…

С: …Летовщиной. Вот очень мало народу, кстати, не косит под Летова.

Я: Да-да, только отдельные представители избежали пагубного влияния (гладит себя по головке — прим. С.).

С: А сейчас, в общем-то, настало время еще одной волны, как ее назвать, я пока не знаю, можно, наверное, какое-нибудь придумать слово. Но… мир как таковой этих людей, которые пришли на смену Летову и прочим — я не буду называть поименно, все все, помоему, и так поняли (смеется) — нет, Яха, ты же сам говорил, что цепляешься за штаны оного ушедшего течения… Так вот, для этих людей уже несколько нехарактерен такой отчаянный подход к действительности.

Я: Запредельность.

С: Да, запредельность всякая , телеги про Настоящее и т.д. и т.п.

Я: Они уже посмотрели на это дело.

С: Увидели, что ничего настоящего там, в общем-то…

Я: М-да.

С: Сейчас вот как раз идет волна возвращения на круги своя.

Я: К человеческим ценностям.

С: То есть люди тусуются, пишут песенки, часто очень даже неплохие. И наша задача — осветить вот этот период в развитии музыки.

Ю: (реплика проснувшегося) А не станем ли мы опять конъюнктурны?

Я: (убеждает) Да мы станем, станем! Эти волны — они цикличны, все вот эти какие-то нововведения в начале своей деятельности встречали сопротивление предыдущих формаций и были живыми, яростными, какими-то зубастыми, что ли. А потом превращаются со временем, как любое дерево, в такой засохший дуб, могучий, но который уже заслоняет нежную новую поросль от живительных лучей солнца.

С: На мой взгляд, мы вернулись сейчас к ситуации 70-х годов.

Я: Ух ты!

Ю: (слабо) Нет.

С: На новом витке, конечно, но по сути…

Ю: Ты говоришь о нашем роке?

С: Я говорю о чисто питерских таких вещах.

Я: (послераздумья) Ну, наверное, да-а.

С: То, что было в 70-х годах — вот, люди тусовались, писали песни и находили кайф не в каких-то идеологических фишках, а в чистой радости от творчества.

Я: То есть на новом техническом уровне, не на самопиленных гитарах, а на «Хонерах» — тоже, как говорит Семкин, говно…

С: С примочками, да за энное количество долларов…

Ю: (смеется) Хорошо пить…то есть петь о человеческих ценностях, на крутой гитаре, с примочками. Мы возвращаемся к 70-м!

С; Я имела в виду чисто идеологически…

Я: Отсутствие идеологии.

С; Да!

Я: Ну вообще да, хотя вот вся эта «клубная волна»…

С: Мы сейчас «клубной волны» вообще не касаемся.

Я: Как раз мы ее и касаемся.

С; «Клубная волна» сейчас — я говорю опять о возвращении в 70-е годы — это ВИА 70-х.

Я: У-у-у!

С: Опять-таки не по… (внезапно) Не клади ноги на журнал!

Я: (пренебрежительно) Не журнал и был. Все равно литературный.

С: На мой взгляд, они по содержанию абсолютно ото всех этих ВИА не отличаются. Там же тоже были какие-то на тот момент модернизированные электрогитары… Сейчас вот тоже у них такие модернизированные инструменты (интересно, чем таким модернизированным — кроме цены — отличается гитара, к примеру, у каких-нибудь «Кирпичей» от Яшкиной? — прим.р.) и, в общем-то, полная пустота внутри.

Я: (недоверчиво) Да? А ты смотрела?

С: (недоуменно) Что?

Я: Внутрь!

С: Давайте, вообще, на личности не переходить и ни одного имени не упоминать.

Я: (изумленно) Как? А Гурьев?

С: Ну, пусть Гурьев…

Я: А, у них же тоже ни одного имени не упоминалось. Вона, книжка лежит. Сволочи. Ну, мы еще оттуда цитат припишем — класс.

С: Давай-ка свою телегу.

Я: А, моя телега? Моя телега, наверное, в какой-то степени утопична, но, по-моему, то, что приходит сейчас на смену этому экзистенциАНАльному андерграунду, в общем-то, должно, и наверное, есть абсолютно неэкстремальное течение. Вот!

Барышни аплодируют.

С: Ты можешь ее высказать? Про журналистику там…

Я: Я пытаюсь. Может, ты лучше скажешь?

С: Она же не моя!

Я: Ну и что?

С: Ну как «ну и что»? Нечестно!

Я: То есть после вот этих всех опять-таки летовских запредельностей и прыг-скоков, так сказать… эээ… попытки заглянуть за грань всего-всего, чего можно…

С: Эстетика суицида.

Я: И прочих радостей должна наступить эпоха разумного баланса. То есть не раскачивание всего- всего-всего, чего можно, до предела, чтобы потом посмотреть, что получится, а НОРМАЛЬНАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ жизнь. С соответствующими нормальными человеческими ценностями.

С: Не будем уточнять, какими.

Ю: А вот хотелось бы.

Я: Ну просто люди будут жить, получать удовольствие от жизни опять-таки.

Ю: Ну так каждый делает это по-разному.

Я: Нет, то, что было до этого — это какие-то мазохистические дела, то есть человек торчал на идее собственного уничтожения. А сейчас, наверное, должен прийти на смену здоровый гедонизм. Я не знаю, прослеживает ли наш глав.ред. какие-то ростки вог этого нового в творчестве обзираемых журналом товарищей…

С: Прослеживает. Ни один обзираемый журналом товарищ не поет о самоуничтожении. Даже «Автонекрология» — не про самоуничтожение. Понимаешь, эта зацикленность на идее петли и разного рода суицида — это красиво, но не жизнеспособно (по определению! — прим.р.).

Я: Прикладно, да.

Ю: (задумчиво) Кто сказал, что это красиво?

С: Это красиво.

Я: Этта красива, да (изображает, видимо, удавление — прим.р.).

Ю: О-оч-чень красиво! В понятиях о красоте мы с вами отличаемся, потому что, извините, ваша рожа…

Я: То есть, в принципе, наверное, настал момент, когда извечно раскачиваемый маятник культуры… эээ… ну я не знаю, тут стоит говорить о политическом аспекте? Стоит-стоит! Ну, если условно полагать, грубо говоря, питерскую волну левой, то экзистенциальный андерграунд — он настолько далеко ушел влево, что уже вышел справа, это уже правое течение. А вот сейчас, видимо, пришло время этому маятничку остановиться. Чего еще, на мой взгляд, не было. И больше нам ничего не остается. «Посмотрите направо, посмотрите налево» — все. Имеет ли смысл по этой траектории двигаться? Все, стоп машина!

С: Логично было бы на этом закончить.

Я: Все равно все это будет тасоваться, редактироваться, переписываться. Матюгов надо побольше. В мои реплики, что такое? Я, по-моему, ни одного еще не сказал (аж два уже сказал, детка — прим.р.)

С: Матюги — это как бы тоже…

Я: Нет, это мой трейдмарк. Как это — я без мата? В жизни матерюсь, а в произведении не буду, вы чё?? Ну, о чём ещё поговорим?

С: Ну, не знаю, вроде все темы уже обозрели.

Я: Нет, надо ещё, там ещё чуть-чуть плёночки осталось (ты, Яшка, мазохист — ведь расшифровывать планировал сам! — прим. р.)! Вы любите зайцев?

Ю: (вдохновенно) Нет! Мы скажем по-другому: «А вы любите Зайца?»

С: Любим!

Я: Да-да-да.

С: А вообще эта фраза, она оказала достаточно медвежью услугу (заячью? — прим. р.). Зайца мы любим все, а вот зайцев как таковых, наверное, не очень. Потому что вот нынешняя клубная культура, где идёт повальный стёб над всем и вся (а вы «ДСБ» слыхали? А Поля в отдельных проявлениях? А «Имя Розы» читали? Смеяться — не вредно! — прим. р.) (товарищ р., смех и стёб — это разные вещи. Стёб бывает и злым, и тупым, смех — никогда. — прим. С) — в общем, по-моему, без этого не обошлась…

Я: Наверное.

С: Тут вот ещё был поднят вопрос — для кого всё это существует?

Я: (посмеиваясь) И все дружно ударили себя пятками в грудь.

С: Нет, на самом деле — вот если представить себе нашу аудиторию. То есть я, конечно, легко могу представить себе нашу аудиторию, я практически знаю всю нашу аудиторию.

Я: Всех трёх человек…

С: Все те 20 человек, которые читают наш журнал…

Я: У-у-у…

Ю: Когда мы первоначально замышляли это дело, мы что — сразу представляли себе нашу аудиторию? То есть мы сразу представили, что, вот, эти конкретные люди — они будут читать наш журнал, им будет интересно. Это просто друзья, которые, может быть, неравнодушны к нашей деятельности. Мы предполагали, что они обязательно должны стать нашей аудиторией.

С: Это поначалу. А теперь… проблема в том, что я не знаю, куда двигаться дальше, потому что с одной стороны — мы всё это делаем, конечно, для себя, а с другой — хотелось бы ещё, чтобы то, что мы делаем, тоже было кому-то нужно… Не просто смена эпох…

Я: (внезапно) А где же третий? Если олицетворением питерского блока в какой-то степени был БГ… С: Был Майк…

Я: Не-е-т! Самая большая фигура, самая большая вершина (патетически), Монблан и Эверест! БГ. Наступившая следующая эпоха принесла новый Эверест, не меньший по габаритам…

С: Игорь Фё-ёдорович…

Я: С не меньшей проработкой каких-то…

С: И с таким же грязным хайром.

Я: Тьфу на тебя! Я о разработке мифологической части образа…

С: А сейчас дело в том, что наступила такая эпоха, когда больше ценится что-то близкое и знакомое, какая-то местная тусовка… В каждой тусовке наверняка есть местный такой товарищ.

Я: А что же — общего выразителя, который зеркало и олицетворение этой эпохи — нету, что ли?

С: Нет, и, мне кажется, не будет.

Я: (насупившись) Будет-будет.

С: Не скрипи зубами!

Ю: Ну да, при таком количестве этих клубных команд…

С: Дело даже не в клубных командах…

Я: (перебивает, быстро) Эпоха личностей прошла? 4 С: Эпоха личностей глобального плана. Сейчас личности такие…

Я: (сокрушённо) Опоздал!

С: Они более такие камерные.

Я: Сидят по камерам.

С: Ну та же Светка — чем не личность?

Я: А Арефьева? Которую ваш фашист обосрал?

С: Ну, Арефьева тоже. Но она всё-таки в Москве, а мы говорим о питерских вещах. С питерским андерграундом мы знакомы всё-таки получше , чем с московским.

Я: Вообще национальный герой (ласково) — Си-иля.

С: Наш национальный герой — Силя.

Я: И Умка.

С: Умка — она…

Я: Умка вообще космополит, она не вписывается ни в какую систему.

С: Скорее в такую, хипповскую…

Я: (досадливо) Ай, в хипповскую! Ты послушай её песни, они за жисть. Там весь внешний антураж, все эти какие-то вот…

С: (слабо) Я против Умки абсолютно ничего не имею…

Ю: (реплика проснувшегося) Что-что-что?

Я: У неё очень много фишек чисто хипповских, действительно, но в основе-то своей… это ж песни про нормальных людей. Так же как вот всяческие классики писали о человеческих чувствах: разве близки нам какие-то наряды Наташи Ростовой, опять же там, шпоры поручика Ржевского? А переживания героев, какие-то (патетически) их метания, поиски истины и всего такого прочего остаются актуальными!

С: Да, такие вот вечные ценности… А вообще, ты знаешь, мне Умка близка чисто так… субъективно. Я: Я вот вчера послушал (страшным шёпотом) — пизде-ец!

С: Юльке надо подсунуть кассету, а то сидит такая несчастная…

Ю: Я тут ни при чём…

Обсуждаются технические причины неприхода Ю. на Умкин сейшен.
Пауза.

С: И тишина на плёнке, ёжкин кот! (листая «Золотое подполье») А, вот ещё — «Панки в своём кругу”.

Я: (ехидно) Будем говорить о предательстве Летова?

С: Нет, не будем.

Я: О том, как он вымученно и вымороченно пытается вообще… удержаться на гребне… не то что на гребне, а вообще на плаву со своим экзистенциАНАльным андерграундом…

С: Который сдох.

Я: Да. И пытается влить в старые меха…мехи новое вино. Которое не вино, а говно… Ладно, не будем об этом. А то гопники Летова лю-ю-бят!

С: Да. Вот на мой взгляд Наумов в нашу волну очень хорошо вписывается.

Я: Ну, в ВАШУ он, может, и вписывается.

С: (саркастично) А в ВАШУ не вписывается?

Я: Наумов — он ХУДОЖНИК! Он не рокер!

С: А что в этом такого? Мне кажется, и настала пора художников.

Пауза

С: (продолжая листать вышеозначенный фолиант) Слушай, ведь такие вещи умные говорили, что и не возразить!

Я: Например?

С: (читает) Тот рок, который может что-то дать рок-журналистике — это не абстрактная динамика, а индивидуалистическая.

Я: Я не понял мысли, истолкуй.

С: В смысле индивидуальности.

Я: (недоумённо) А какой ещё бывает рок? Кроме индивидуального?

С: Ну… (что-то падает на пол) Андрей Радченко в своё время, когда мы с Сёмкиным в прошлый раз к нему… (смущённо) заходили в гости, он развивал такую идею — две концепции подхода к музыке. Одна концепция — это подход от музыкальных каких-то фишек (опять что-то падает).

Я: Ну-ну-ну…

Ю: А другая?

Я: С идейной?

С: С личностной какой-то. Если человек музыкой своей хочет что-то сказать о себе там или о жизни…

Ю: Ну, с точки зрения — принимаешь ты это или нет чисто внутренне.

С: То есть вот Радченко, к примеру, более интересно заниматься чисто музыкальными какими-то вещами и т.д., и т.п., у него какая-то там идеология своя псевдообэриутская.

Ю: Какая?

С: (внятно) Псев-до-обэ-ри-ут-ская.

Я: За что он платится тотальной потерей, проигрышем в количестве слушателей, скажем, тому же Сёмкину.

С: Чёрт знает. Вот у Сёмкина — личностный подход. Индивидуалистический (с нотками гордости за Сёмкина). Не со стороны музыки, а со стороны человека.

Ю: И он прав.

С: Ну, понимаешь, кто прав, рассудит всё-таки история.

Ю: Сказала Света…

Я: (уже некоторое время стуча чем-то по чему-то) Рассужу, рассужу…

С: (ласково) История ты наша!

Я: Я уже история, да? Меня похоронили вместе с сибирским андерграундом!

Ю: Ну, если рассматривать всё это в гаком… оставлять на потом…

С: То есть если брать разницу между чистым искусством (голос постепенно затихает) и искусством, скажем так, народным… Так, всё!

Я: (нетерпеливо) Ну-ну-ну? Давай-давай!

С: Мы, наверное — наш журнал — всё-таки имеем своей целью такой вот личностный подход. Более, чем подход со стороны искусства.

Я: А это с профессионализмом связано?

С: Наверное, связано. Ну я могу опять о себе сказать. Мне, например, такой подход, какой демонстрирует в большинстве случаев Катерина — он, в общем-то, не близок. (так-так, уже интересно! — прим.р.) При этом ничего плохого я про Катерину сказать не могу, только хорошее.

Я: Сразу, сразу оговорки! А какой подход?

С: (решительно) Подход профессиональный. Для меня профессиональный подход к журналистике… то есть ты слушаешь какой-то альбом, и уже таким профессионально намётанным ухом чувствуешь — вот это отсюда, а то отсюда. Здесь уходит вот некая такая живость восприятия — то есть, статья, наверное, получается хорошая, но ”в этом есть что-то не то”. То есть я против профессионального подхода в этом отношении. Ну, мне, конечно, до него даже теоретически далеко… Вот таково моё отношение к профессионализму (слава Богу} что не все имеют такое отношение! А то все бы передохли, т.к. кондитер творчески и свежо будет сыпать в хлеб стрихнин, а рабочие — монтировать автобусы из деталей для сенокосилок — прим.р.) (Передёргиваете! Самиздат — это труд, но никак не работа — там чё угодно можно! — Я-ха)

Ю: Ну она, думаю, не до конца лишена подхода со стороны человека. То есть она не подходит только чисто с профессиональной стороны, наверное? (спасибо, Юля, за заботу о моём человеческом лице — прим.р.)

С: Ну, Катерина-то, она, естественно, не…

Ю: То есть ничто человеческое ей не чуждо?

С: Ну… не подходит чисто с профессиональной стороны, но вот такой отвязно-субъективный подход, каковой для меня в некотором роде является идеалом, он, в общем-то, ей не близок.

Ю: Ну она же говорила, что ей важна просветительская деятельность, по этому, конечно, она…

Пауза.

С: Закончите вашу мысль.

Ю: Профессиональный подход — он больше подходит для просветительской деятельности. Потому что человеку, который хочет какую-то музыку слушать, самому трудно разобраться, ведь не все могут для себя сразу что-то отслеживать. А она… (хихикает) даёт установку.

С: Ну конечно, такой подход нужен, но мне он не близок. Он мешает.

Ю: Сказала Света, нервно теребя…

С: (к Я.) Скажи своё веское слово.

Я: Дак… об чём?

С: О профессионализме в рок-журналистике.

Я: Смотря что считать профессионализмом. Конечно, хочется видеть журнал красивым, эстетичным, таким, что умм-а (упоминавшийся ранее жест).

С: Цветным.

Я: Нет-нет, цветным — это пошло. Цвет — это пошлость. Конечно, хочется читать не какие-то слюнявые сюсю-мусю и прочие эссе, но и получать об исполнителе какую-то КОНКРЕТНУЮ информацию. Но с другой стороны, конечно, опять-таки, профессионалу пофигу. Он может написать о чём угодно, и это будет хорошо, интересно и всё такое прочее. Но это уже не будет…не будет! (обречённо)

С: Гам уже будет отсутствовать чисто такой духовный импульс, если уж об этом говорить (да ёб вашу мать! Хватит, наконец, противопоставлять дух и материю — они едины! — прим.р.)

Я: Ну да…

С: Мы, вообще, несём в себе какой-то духовный импульс?

Я: (гордо) А ебть?!

Ю: По-моему…

Я: По-моему, мы несём чушь.

Общий хихик.

Ю: Мне тут попался один журнал под названием ”Польский батон”.

Я: (хорошо понимая) А-а-а!

Ю: Вот мне он почему-то понравился.

С: Тебе то интервью понравилось?

Ю: Да!

Я: Какое?

С: Там интервью товарища Минайчева с его каким-то друганом.

Ю: Вообще мне манера понравилась (агрессивно). А тебе нет??

Я: ’’Польский батон” — это уже ВОПИЮЩИЙ непрофессионализм. Это уже как бы за гранью…добра и зла. То есть это что-то ужасное. Абсолютно. Его мне, например, читать неинтересно. Он вообще ничего не несёт.

С: (вкрадчиво) А если бы ты жил в городе Туле? Тусовался бы в тамошнем андерграунде?

Я: Тула — большой город!

С: В принципе, я могу представить себе, что и товарищу Минайчеву так же неинтересно будет читать «Осколки».

Я: Не думаю.

С: Потому что…

Я: Потому что его уже пропечатали в ’’Золотом подполье”, он там признан корифеем, монстром и столпом. Конечно, он может на всё положить и всё обсирать.

Ю: Ну, он на самом деле и без этого считает себя…

Я: Но сейчас у него справка есть! Что он может это делать. Раньше его любой мог послать, а сейчас — всё. Поздно, (язвительно) Шариков от рок-журналистики.

Ю: (смеясь) Мы должны находиться где-то между «Польским батоном» и «Контр’Культ’Ур’ой».

Я: Нет, ну «Польский батон», наверное, какой-то предельный случай, предельное выражение «Контр’Культ’Ур’ы».

С: То есть ты считаешь, что это те же идеи?

Ю: Что значит «предельное выражение идей «Контр’Культ’Ур’ы»?

Я: Ну, это уже доведение идей «Контр’Культ’Ур’ы» до полного идиотизма. До полного маразма, до последней стадии. То есть все эти ’’Подробности взрыва” мифические и всякие ”Шумелки-Мыши” — они, в общем-то, целиком и полностью из чрева «Контры” вышли, пойдя лишь по пути эскалации экстремизма… А «Батон” ушёл вообще дальше всех. Сам.

С: Ну, вследствие непопадания в наши руки вышеупомянутых изданий мы о них ничего определённого сказать не можем.

Я: По тем материалам, которые, опять-таки, есть в «Золотом подполье”…

С: (иронично) Какое счастье, что вышло «Золотое подполье»!

Я: Да-да! (смеётся) А почему мы занимаемся журналом? Да вот, прочитали «Золотое подполье”!

С: (протестующе) Неправда! Я занималась самиздатом…

Я: (покатываясь со смеху) Стаж! Партийный стаж!

С: …три года! Четыре даже, наверное. Когда мы первый «СВ 238 М» выпустили? Весной 93 года!

Ю: А сколько эта идея витает, сколько лет!

Я: (цитирует) Хорошо иметь пожилую любовницу, она Ленина помнит! Да-да… То есть Минайчев, он ещё из той волны. И любят его, пожалуй, только (корчит рожу) законченные эстеты, которые умиляются убожеству и говорят: «Ой, как здорово, что всё так хуёво!»

Ю: (агрессивно) Вот у тебя постоянно… если кому-то нравится, то он должен умиляться! У тебя тоже какие-то пограничные характеристики!

Я: Но он печатает с ошибками!

С: Я что, без ошибок напечатала 4-й номер?

Я: (пренебрежительно) А, четвёртый и не номер вовсе, это литературное приложение.

С: (агрессивно) Нет, давайте, вообще, обсудим! Потому что четвёртый номер — он концептуален!

Я: (угрюмо) Контра цепту а лен.

С: (с нажимом) Он КОНЦЕПТУАЛЕН! В данном случае имеет место отношение к рок-н-роллу не как к объекту описания, а как к некоей сущности, которая существует внутри авторов этого четвёртого номера.

Я: (изумлённо) Да? А я думал, что четвёртый номер — это просто литературный выпуск!

С: (тихо, но убеждённо) Он рок-н-ролльный. По своей сути.

Я: Где? Где? (как бы спохватывается) А, там про Летова что-то писали! Хороший рассказ! Вот он, рокенролл в четвёртом номере!

С: (мягко) Нет, я, кстати, не имела в виду никакого рассказа про Летова… Ну ладно, я понимаю, что я там самой не рок-н-ролльной оказалась…

Я: Ой-ой-ой!

Ю: Светка Чапурина там самая рок-н-ролльная…

Я: (нерасслышав, кидается в бой) Она самая рокенрольная, она нутряно-рокенрольная!

Ю: Вот это сложно. А кто самая не рок-н-ролльная?

Я: Анна, наверное. Это ближе всего к такой литературе, которая к рок-н-роллу так… постольку- поскольку. Ей не обязателен рок-н-ролл.

Ю: Я просто хотела сказать, почему я здесь.

С: Неужели мы дождались?

Ю: Да, наверное. Я хотела сказать, что мне насрать на «Золотое Подполье», на то, что делалось до меня, после меня… Я хотела сказать, что здесь преследовались чисто мои, может, жлобские интересы. Называйте это эгоизмом, чем хотите. Просто мне по кайфу общаться с данным кругом людей, открывать каких-то ещё, может быть, людей, потому что без самиздата я с ними, может быть, не столкнулась бы. Вообще самиздат — он подвигает на некое такое творчество. Вот, действительно, стимул, который…

С: (мягко) Стимул в виде Светы, которая нагло… (неразборчиво, поскольку говорят обе сразу)

Ю: Это вот квадратный нимб над головой…

Я: Самиздат как средство коммуникации.

Ю: И я как-то не пытаюсь проследить явления, там, в рок-музыке, мне это не свойственно просто. Я не люблю этим заниматься. Я больше люблю копаться в самой себе, наверное. Я подхожу ко всему этому не с профессиональной точки зрения. Просто на это меня не хватает. Всё чисто по-человечески принимаю я это или нет, нравится мне это или нет. Вот и всё.

Я: Единственный честный человек. Ну, может быть, не единственный. Который занимается этим просто потому, что ему это по кайфу.

Ю: Да нет, я, может быть, просто на большее не способна.

Я: (иронично) Я способен на большее? Я корыстолюбивый, эх, тщесла… (внезапно) Так мы любим зайцев?

Ю: Мы любим Зай-ца! Вот это я хочу отметить.

Я: Не каких-то там абстрактных, богемных, элитарных, эстетских и эстетических зайцев, мы любим (с расстановкой, очень ласково) кон-крет-но-го че-ло-ве-ка.

Ю: Это главное, понимаешь?

Я: То, что нас отличает (кривляется) от того говна, которое было перед нами!

Ю: (проникновенно) Как раз до этого мы только и делали, что абстрагировали одно явление, другое. А для «Осколков» главное — конкретный человек, а не обсудить, какое у нас явление, о чём у нас все поют.

Я: Вот оно — просветленье-то!

Конец.

(Выражаю горячую благодарность Ю. за краткость и мудрость, С. за убеждённость и общий героизм, Л. за конкретность и старательное избегание инвективной лексики, себе, любимой — за три дня работы над этой поебенью — прим.р. самое последнее.)


Обсуждение