IMPRESSIONS. une route vers le parades. /Марина Камышева/

Семь следующих страниц нашего журнала всецело и безраздельно отданы под один достаточно странный эксперимент. Суть его сводилась к тому, что двум журналистам ПРОГУЛОК РАНЕНЫХ было предложено написать статью как можно более личного плана на одну и ту же, заранее оговоренную тему. При этом, авторы о проведении эксперимента не подозревали; мало того — на момент написания статей они даже не были знакомы.
Написанное не редактировалось, однако эссе Марины Камышевой было дополнено комментариями. Так же стоит добавить, что в сознании Артема Макарова, судя по всему, смешались два концерта: РОК ПРОТИВ ФАШИЗМА и РОК ПРОТИВ ВОИНЫ В ЧЕЧНЕ, проведенные практически одновременно Антифашистским Молодежным Действием и Светой Ельчаниновой. Кроме того, экспериментатору неизвестно, откуда у этого автора сведения о месте учебы и пристрастии к «косухам” предмета повествования.
Оценивать результаты этого эксперимента достаточно сложно. С одной стороны, налицо два различных варианта отфонарной атаки субъекта на объект. С другой — получившиеся эссе не попадают в пресловутую дистанцию между преклонением и унижением, а занимают на ней практически крайние позиции. Впрочем, последний результат был априорно прогнозируем, ведь как уже было сказано, авторам предлагалось вести повествование с исключительно субъективных позиций.
Экспериментатор.

IMPRESSIONS.
une route vers le parades.
Марина Камышева
Прешедшее лето навсегда останется в моей памяти неким ОСТРОВКОМ задумчивого блаженства, не сравнимым ни с чем из происшедшего до и ВРЯДЛИ с чем, ожидающим меня после.
Отбыв месячную трудовую повинность в родном институте, и, справив 28 июня свой энный день рождения, я вдруг оказалась никому не нужным и неправдоподобно свободным человеком. Расставляя по местам свежевымытые бокалы и тарелки, в 14 часов 30 минут 29 июня я пришла к выводу, что ПРОВОДИТЬ предстоящее лето в Москве, пожалуй, не стоит. Но задуматься над тем, куда же бедному крестьянину податься, я так и-не успела. Только начавшую зарождаться мысль оборвал телефонный звонок. Скрипучий мужской голос на том конце провода я узнала бы даже не из тысячи, из миллиона голосов, искаженных тысячами километров телефонных линий. Mo oncle Alexandre(1) звал меня на каникулы во Францию. Прошлым летом я уже была у него в Париже; десять дней таскалась за ним с правого берега Сены на левый и обратно в поисках достопримечательностей. Понравилось, конечно, но устала, как после сессии на ВТОРОМ курсе.
На этот раз меня ждало совсем другое лето…
..И почему российская бюрократическая машина никак не может сойти с советской скорости? Чтобы выбраться на несколько недель из этой несчастной страны,приходится проделать такое количество непонятных бумажных операций, что пропадает всякое желание куда-либо ехать. Но вот, наконец, красивые книжечки авиабилетов удобно расположились в моем рюкзаке и я зашла в гости к Андрюшке, издателю КАРТАШОВa, попрощаться и взять десяток кассет, чтобы не скучать все лето без музыки.
Путешествие по маршруту Moscou-Paris-Marseille(2) я сознательно опускаю, как, впрочем, и целый ряд других событий, чтобы не раздувать статью до размеров повести. Да и не в ВСЯЖ я пишу, в конце-концов.
18 июля 1996 года моя левая нога осторожно ступила на деревянный причал в местности, расположенной километрах в 30 от Ниццы /фи, как это мерзко звучит en Russe(3)/ и не имеющей географического названия. Oncle Alexandre(4) снял на побережье Средиземного моря небольшую, но крайне уединенную и ослепительно белую виллу, на которой мне предстояло провести ближайшие сорок дней.
Вилла стояла на мысу, высоко над морем, скрытая от ПОСТОРОННИХ глаз сосновой рощей, и кратчайшей ДОРОГОЙ К воде была узкая тропа, сбегавшая вниз, сначала петляя между деревьями, а затем — огибая огромные рыжие валуны.
Мне была отведена комната на втором этаже, единственное окно которой было сориентировано таким образом, что моря из него, не опасаясь заработать косоглазия, увидеть было невозможно. Однако, непосредственно под окном находилась плоская крыша веранды, с КОТОРОЙ открывался прекрасный вид на все близлежащее побережье. Именно эта крыша и стала впоследствие моим любимым местом в доме.
Кроме моей персоны на вилле жили лишь три человеческих существа: mon oncle Alexandre et Leur fils Jean aves sa sopine Fransoise (5).
До ближайшего человеческого жилья было не меньше километра. Кстати, за все СОРОК дней я так и не увидела поблизости ни одного туриста: propriete pfivee(6).
Первые дни были ослепительны. С раннего утра я сидела в воде, словно стараясь смыть с себя московскую пыль и тени; петом я растягивалась на берегу, зачерпывала целую горсть песка и, пропуская его между пальцами, думала, что вот также утекает время, что это нехитрая мысль и что нехитрые мысли приятны.
Только спустя шесть дней я вспомнила, что у меня в чемодане есть плеер и куча кассет. ГО, ИПВ, Аукцион — все это было извлечено на свет божий и слушалось каждый вечер на крыше веранды, под звездным небом, над пенным морем..
Летова я немало слышала и раньше, но на этот раз я взяла с собой несколько новых кассет с концертами и ранними альбомами. Ромыча и АукцЫон я открывала для себя практически впервые. Я не хочу писать сейчас о своих впечатлениях от этой музыки, тем более, что и без меня на статьи об этих людях переведено огромное количество бумаги, чернил и типографской краски. Скажу только, что Jean, большой любитель Nirvana и Oasis не без интереса прослушал весь мой музыкальный багаж, oncle Alexandre, бывший джазист, переписал себе весь Аукцион, попросив меня не рассказывать никому, что он нарушает авторские права. Я же попробую taconter mes impressions sur La derniere cassette? Laquille a etc extrait de ma valise(7).
Кассету Ольги Арефьевой я положила в чемодан самой последней, последней и извлекла из него. После Егора и «Инструкции» слушать ее песни было как-то странно, /именно слово «странно» наиболее точно описывает первое впечатление/ Казалось бы, что еще можно сказать ПОСЛЕ НИХ о том же самом? Оказывается, очень и очень многое.
Весь отечественный РОК насквозь маскулинизирован. Женщина на нашей рок-сцене — явление крайне рёдкое. Я не претендую на роль знатока рок-движения, но мне хватит пальцев одной руки, чтобы загибать их, называя каждое новое имя. Настя, Яна, Рада., все, продолжить затрудняюсь. Но и о них я умышленно не стану писать сейчас ни строчки. Я попытаюсь лишь ПРИПОМНИТЬ СВОИ мысли и ощущения, связанные с моим первым знакомством с песнями Ольги Арефьевой. Кстати, о самой Ольге мне написать абсолютно нечего. Знаю я о ней гораздо меньше, чем любой из тех, кто читает сейчас эти строчки. Впрочем, с научной точки зрения, это является положительным Фактором, обеспечивающим чистоту эксперимента.
Итак, первое впечатление было обрисовано расплывчатым/ словом «странно”, которое все-таки требует пояснений.
Не мной придумано, что мужчина и женщина видят мир совершенно по-разному. Разделение мужского и женского начал, ян и инь, является краеугольным камнем всей китайской философии, причем, начиная с «И цзин» и заканчивая неоконфуцианством, это разделение принимало все более и более абстрактные формы. Не вдаваясь в подробности учения о ли и ци, можно попытаться провести ряд условных аналогий.
Летов, по его же словам, пишет песни о любви, но делает он это с мужской, ян’ской точки зрения; и к этой, форме подачи информации очень многие привыкли как к единственно возможной и правильной. Арефьева же делает некую робкую попытку, повествуя о том же самом, встать на более мягкую позицию инь. Именно это и породило во мне некое ощущение странности, когда я услышала РЕГГИ-КОВЧЕГ сразу после «Боевого стимула» Егора.
«Куколка-бабочка», например, несмотря на банальность сюжета, не менее экзистенциальна, чем тот же летовский «Дурачок», хотя в монументальности, на первый взгляд, конечно, уступает. Почему на первый взгляд? Ну, потому что на первый взгляд так оно и выходит: разный уровень проблем, разный уровень духовных исканий. Но если сопоставить эти два произведения, учитывая особенности мужской и женской психологии, то в верности этого первого взгляда можно и усомниться. Ведь для Арефьевой, как для носителя инь’сксго начала, проблема вступления в брак, превращения из девочки в женщину ни чуть не менее важна, чем проблемы жизни и смести для Летова.
В конечном же счете, и летовский дурачок, и арефьевская куколка пытаются осознать себя, определить свое место в окружающем мире /читай — социуме/; разве что герой Летова постигает посредством действия, а арефьевская геро’инь’я — задумавшись перед зеркалом.
После того, как я прослушала кассету РЕГГИ-КОВЧЕГа до конца, у меня не возникло чувства потрясения, как после той же ИПВ, не появилось и желания сразу же прокрутить ее поновой. Но из головы эта музыка у меня не шла. Пытаясь квалифицировать-классифицировать-систематизировать музыку РЕГГИ-КОВЧЕГа, я пришла к выводу, что, оперируя туманно-широкими категориями, ее скорее можно отнести к музыке хиппи, нежели к чему-то еще. Поводом для выводов подобного рода стали пацифизм и утопизм, сквозившие во многих песнях. «Дорога в рай», «Андерграундный рай», «На хрена нам война» — тексты этих песен можно было бы привести целиком в качестве одного единого довода, а потому цитировать их в данном контексте я не стану.
Часа два я гуляла тогда вокруг дома, пытаясь добиться от своего подсознания хотя бы какой-то конкретной реакции на услышанное, но в результате лишь довела саму себя до того состояния, когда появляется осознанная необходимость задушить первого попавшегося человека, а потом реветь полночи над его остывающим телом. Махнув на все рукой, я пошла купаться.
Идти до моря пришлось дальним путем, по асфальтовой дороге, которая хоть как-то освещалась. Впрочем, на пляже все равно была кромешная мгла. Луны на небе не было, и море казалось ОГРОМНЫМ листом вороненой, стали. Ориентироваться в нем можно было, лишь угадывая среди деревьев на скале светлое пятно нашего дома,
вокруг которого горели Фонари. Грань между сушей и морем была совершенно неразличимой, и оттого, находясь по колено в воде, лишь по памяти можно было предположить, каково расстояние до берега. Отключись тогда электричество на вилле, я не смогла бы вернуться на берег, находясь в десяти метрах от того места, где можно было достать ногами дно.
Demain moi, oncle Alexandre et Leur fils? Nous avons visite – nice. Francoise es reste a la maison a cruise de sa ma ladie(8)
Вернулись усталые, уже заполночь. Так что Арефьеву во второй раз я услышала лишь день спустя.
Пожалуй, главное, что я поняла на этот раз — ранимость художника — не миф, особенно в данном случае. Ее образы удивительно воздушны, неправдоподобны /в лучшем смысле этого слова/, и оттого кажутся невероятно хрупкими. Бусы из муравьев, платье — рой воробьев.. Дыхни, моргни — все разрушится, разлетится, разбежится, пепел от снега, горстка зимы, несуществующие в объективной реальности предметы настолько материализуются художником, что на их основе строится целый МИР. Наверное, именно это и можно назвать «ур» — предметом, извлеченным из небытия надеждой.
/см. Х.-Л. Борхес. Тлен, Укбар, Orbis tertius(9) прим. автора/ Создателя таких образов можно обидеть не то что неосторожной фразой — косым взглядом, случайным жестом. Человек, пишущий такие песни, должен быть абсолютно неприспособлен к жизни в реальных условиях Москвы, зимы и т.д.
Скорее пой, пока твой голос еще с тобой, умоляет она. Могут отнять, обидеть, даже убить на дороге в рай может случиться все что угодно, ведь даже смерть по утрам танцует так близко , что, кажется, ПРОТЯНИ руку и дотронешься до ее савана.
Возможно, когда-нибудь я заражусь радикализмом — благо, есть от кого — и мне будет стыдно за то, что я здесь написала. Но тогда, в августе, во Франции, песни Ольги Арефьевой стали для меня неким откровением, причем, абсолютно иного рода, нежели все
то, что я слышала прежде, л слушала их «запоем» и находила в них то, о чем сама думала, что знала, что чувствовала. РЕГГИ-КОВЧЕГ пел же мое же понимание моей же жизни и той области искусства, которое принято называть словом культура, облагороженным приставками «РОК-«, «контр-» и «суб-«.
Рискну показаться банальной, но тем не менее, прежде чем отложить ручку, я хочу написать еше несколько слов:
ОЛЬГА, СПАСИБО ВАМ ЗА ЬТО.
1. Мой дядя Александр /франц./
2. Москва — Париж — Марсель — Ницца /франц./
3. по-русски /франц./
4. дядя Александр /франц./
5. мой дядя Александр и его сын Жан со своей подружкой Франсуазой, /франц./
6. частная собственность /франц./
7. рассказать о своих впечатлениях от последней кассеты, которая была извлечена из моего чемодана, /франц./
8. Назавтра мы с дядей Александром и его сыном отправились в Ниццу. Франсуаза осталась дома из-за болезни, /франц./
S. Третий мир /лат./ Упомянутое эссе можно найти в книге Борхеса «Вымышленные истории»


Обсуждение