Боб Марли рассказывает о себе

Слово переводчика Игоря Краснова

Уважаемые растаманы и им сочувствующие! Прежде чем вы начнете читать перевод книги Яна МакКэна. вышедшей в 1992 году, а возможно обратитесь и к ее оригинальному тексту, мне бы хотелось объяснить вам метод своей работы.

Как известно, переводчик литературного произведения имеет дело не столько с переводом значений слов, которые составляют это произведение, сколько с переводом смыслов, заложенных в его тексте. Поэтому дотошный читатель не найдет здесь эквивалентов таких русских слов и фраз, как «чувак», «по кайфу», «тащиться» и т.д.; а в русском варианте книги Боба Марли — дословного перевода таких фраз, как «so me sing», «Tradc name welding» и т.д. К примеру, если дословно перевести «so me sing», то получится «итак, моя поет». Подобное на русском языке сказал бы скорее поклонник культуры народов Крайнего Севера, чем любитель солнечной музыки, зная, что ни реггей, ни Боб Марли не имеют никакого отношения к чукчам и эскимосам, и перевел это предложение стилистически нейтрально: «итак, я пою». Вот почему в целях передачи оригинального стиля Боба Марли, ради адекватного воздействия ею откровений на наших читателей и использовал уличную русскую лексику не только в тех местах, где ее использует Боб Марли. Итак, приятного чтения и да благословит нас Джа!

Дни юности

В-общем, я вырос в деревне: сначала в лесу, затем в центре. Место имени святой Анны. Это приходской сад, так и называется «Приходской Сад»; а потом жил в Кингстоне: сначала на Барри-Стрит, затем на Оксфорд-Стрит, на Риджент-Стрит, в Тренчтауне. Я жил в Тренчтауне с 1958 по 1961. Вот и все.

В школе нам сказали: «Кто может писать, пишите. Кто может петь, пойте». Вот я и пою.

Не помню точно как я начинал, но знаю, что моя мама сначала была певицей. Пела что-то духовное, как в церковном хоре. Она сочиняла песни. Я сперва услышал как она поет, а затем… Я очень люблю музыку, очень. Вырос с ней.

Я был тощим пацаненком с писклявым голосом. Таким тощим! Как гороховый стручок.

Я знал, что мама работает за 50 шиллингов в неделю, на эти деньги она отправляла меня в школу, покупала мне ботинки и обеды.

У них там была забегаловка в «Куинзе» (театр в Кингстоне). Как-то раз вечером я пошел туда и что-то спел. Не помню что, но после этого мне дали фунт. Тамошний мужик сказал мне, чтобы я пел. Что я и сделал.

Пацаном я всегда был бойким, не ленивым. Тогда я обучился сварке, так что с рабочей кухней я хорошо знаком. Мне очень нравится составлять из частей целое, просто тащусь. Меня это не напрягало, всегда работал столько, сколько хотел. Короче, никогда не искал чем заняться.

В школе я пел, это точно, и мне что нравилось. Но я взялся за это серьезно когда пошел учиться па сварщика. У Дезмонда Деккера был аппарат, и он писал песни. Затем что-то случилось с его глазом, туда залетел какой-то крохотный кусочек железа, он пошел к доктору, а потом взял несколько выходных. Пока отдыхал, съездил в студию «Беверлиз» с песней «Уважай своих папу и маму», потом она стала большим хитом на Ямайке. А потом он говорит: «Старик, сходи к Джимми Клиффу». Так и сделал. Он меня принял, и я записал песню для «Беверлиз». Большого шума она не наделала, но это была хорошая песня с названием «Не суди».

Когда я начал петь, я не мог играть на инструментах. Музыка тех, кто играет на инструментах конечно лучше, но ведь мы были тогда еще зелеными. Я помню, как в первый раз услышал запись, которая вскоре стала популярной. Это было еще тогда, когда такие ямайские певцы, как Уилфорд Эдвардз, Оуэн Грей, Джимми Клифф, Лорд Танама только раскручивались. Многие из них были еще пацанами в те дни. Затем все изменилось. Такие ребята, как я, бывало шлялись по студиям и спрашивали друг друга: «Ты можешь играть?» Я говорил: «Да», и мы корешились! Потому что тогда не было работы. Вообще-то можно было устроиться, но кто захочет вкалывать за 5 фунтов в неделю! Да, в те времена музыка — это было что-то.

Понимаешь, никогда не воспринимал игру на гитаре всерьез. Чаще всего брал ее в руки и что-то бренчал, но никогда ничего не записывал. Так было до тех пор, пока музыканты, которые клево играли, не бросили это дело, потому что их начисто ободрали жлобы. Музыка становилась все лажовее и лажовее, и мы начали играть сами.

Мы с кентами, бывало, пели на задах Тренчтауна, много репетировали, пока не появилась группа «The Drifters», и она мне так понравилась, что я сказал: «Короче, надо пойти и посмотреть на этих ребят».

Они меня здорово зацепили. «Thc Drifters», и их вещи — «Волшебный момент», «Пожалуйста останься» — это было что-то! И я подумал: «Надо собирать свою группу».

Я долго шарил и наконец нашел нескольких чуваков, которые пели. Затем появился Бании (Ливингстон) — и получилась банда. Мы еще ходили смотреть на Питера Тоша. Мы его нашли на улице, до этого его никто не знал. Послушали как он играет на гитаре, поет, и усекли — да, это крутой чувак, здорово работает. Так мы собрались в группу, нашли двух подруг и еще одного чувака по имени Джуниор Брейзуейт. Поехали вместе в студию «Коксон» и спели там «Остынь». Так все продолжалось и дальше, пока нам не пришлось турнуть наших подружек. Они нормально пели при записи, но на сцене лажались — но их сестры были в кайф — клево пели.


Обсуждение